Аромат жасмина

      Пиршества в Асгарде закатывали обычно по особым случаям. Одним из особых случаев считается и празднование дня рождения старшего сына Одина. Боги живут дольше смертных, что говорить, сколько у Тора этих празднеств было — не счесть, ничем особо и не удивить уже, так что застолье было вполне обычным. Шумным, как всегда, многолюдным. Асгардского принца вполне все устраивает, стремиться как-то разнообразить подобные пиры он быстро перестал, смысла уже особого не видел, ибо Всеотец каждый раз настаивал на большом застолье ради гостей. «День рождения наследника трона это не повод забить живот и залить все парочкой пинт эля» — так говорил отец. Царская семья не была бы царской, если бы не гналась за роскошью, но Тору это уже все поперек горла стояло. За столько то лет.       Эль, впрочем, был. Неизменная часть пира, на котором присутствовал Вольштагг, то есть каждого пира. Он же и подливал этот самый эль в кружку Громовержца, абсолютно не скупясь. И вроде уже давно можно, но соблюдать приличия принцу Асгарда необходимо в обязательном порядке. Задорный смех пьяного воина раззадоривает Тора, который только ради навязанных ему рамок поведения по началу пытался вежливо уворачиваться от откровенных попыток споить его. Быстро бросает это благородное дело и пользуется случаем каждый раз, когда Один не смотрит, будучи занятым разговорами с Фриггой или же с гостями. Всеотец не может видеть всего, с одним то глазом, а всевидящий Хеймдалль вовсе буквально закрыл глаза на подобные проделки старшего сына царя. Тор позволяет себе расслабиться.       Голова уже становится немного тяжелой, а на щеках выступает румянец. Все идет уже известным чередом. Язык вечно угрюмого и серьезного Хогуна развязывается под действием алкоголя, а пальцы Сиф все чаще касаются тыльной стороны ладони Тора, явно намекая. Он уже привык ко всему этому. Из раза в раз ничего не меняется. И на попытки леди Сиф обратить на себя внимание Одинсон уже давно не реагируют, а сотни раз рассказанные за столом байки, вновь набирающие обороты раздражают. Виновнику торжества скучно, он обводит взглядом присутствующих, сидящих совсем неподалеку. И лучше бы он этого не делал.       Почти прямо напротив него происходит откровенная наглость и Тор не знает, как не заметил ее раньше. Фандрал, по-хозяйски закинув руку на плечи Локи и склонившись к тому непозволительно близко, что-то тихо вещает младшему сыну Одина на ухо. У обоих на щеках такой же пьяный румянец и оба совершенно не стесняются окружающих. И ладно бы младший брат сидел с неизменной, чуть хамоватой улыбкой и самодовольным выражением лица. Нет же, напротив, Локи рдеет, когда чужие губы развязно то и дело задевают мочку его уха, когда ладонь воина ненавязчиво, но многозначительно поглаживает его предплечье. И улыбается Локи как-то странно, что-то тихо отвечая в конец обнаглевшему собеседнику. Флиртует?       Тор уже прямо сейчас готов перевернуть стол, скинув все яства на белоснежную плитку пола. Вместо этого асгардец забывает как дышать, напрягшись всем телом, когда Локи кидает на него взгляд своих зеленых глаз, будто ощутив, что брат на него смотрит. Мерзавец. Значит специально развел весь этот фарс, кто бы сомневался? Вот только у выпившего Одинсона часть мозга, отвечающая за рациональное мышление отключается. Он видит маленький цветок с белыми лепестками, зажатый в пальцах Фандрала. Последний заправляет его Локи за ухо, словно случайно проведя кончиками пальцев по его волосам. Жасмин. Неужели этот сердцеед не придумал ничего лучше, как сорвать цветок жасмина, что обильно цвел в садах царской семьи? Тору с детства приелся сладковатый аромат этого растения, только вот реакция Локи удивляет. Либо старшему принцу кажется, либо тот покраснел еще сильнее. Громовержцу становится невыносимо жарко в латах костюма, он уже и вовсе не замечает, как ладонь Сиф сползла ему на колено. Он резко поднимается со своего места и направляется к этой сладкой парочке.       — Я вам не помешаю? — он елейным голосом обращается к флиртующим, обойдя стол и склонившись к этим двум голубкам, вклиниваясь прямо между ними. При чем одна ладонь Тора тяжело ложится на плечо Фандрала, пальцы с силой сжимаются на нем и друг поднимает на него затуманенный непонимающий взгляд. Впрочем ответа Одинсон не ждет и, проигнорировав тихий, но все же явно различимый смешок брата, чуть ли не за шкирку поднимает последнего из-за стола и тянет за собой, — Надо поговорить, братец.       Акцентировав ударение на последнем слове, Тор не церемонясь покидает общий зал, в котором и происходил весь пир, настойчиво потянув Локи за собой. Он не волнуется о том, что кто-то заметил. Друзья, давно знакомые с его семьей предпочтут не совать нос в братские разборки, да и большинство из них сейчас безбожно пьяны для того, чтобы обратить на эту небольшую заминку внимание.       Широким шагом Тор движется по коридору, свернув в этот самый злополучный сад. Кажется сегодня он возненавидел запах жасмина, Суртур его подери. Локи, бесстыдник, довольно ухмыляется, но ухмылка быстро сменяется на гримасу боли, стоит только старшему брату хорошенько приложить младшего затылком к каменной стене, подхватив за грудки и без особого труда приподняв над землей.       — Чего творишь? — громовержец чуть ли не шипит в лицо напротив, грозно нахмурившись, но, видимо, его устрашающий вид не впечатляет. Локи смеется прямо ему в лицо. Издевательски, будто это не он сейчас находится в подвешенном состоянии в руках разозленного Бога грома.       — Неужели ревнуешь? — самодовольный оскал выбешивает еще больше. У Локи явно отсутствовало чувство самосохранения, когда дело касалось Тора, в остальном же этот паршивец всегда был более чем рассудительным. Или же брат был пропащим мазохистом, иначе эту страсть ко все более и более изощренным попыткам разозлить старший сын Одина объяснить не мог.       — Ты же специально, да? — Тор отвечает вопросом на вопрос. При чем оба знают ответы на них. Он разжимает кулаки на вороте, чтобы тут же зарыться одной ладонью в отросшую гриву брата и грубо сжать на мягких прядях пальцы, оттягивая назад. Локи приходится опрокинуть голову, сощурив глаза от неприятных ощущений. Но он все еще не сопротивляется, что кажется довольно странным.       — Как же я могу специально заставлять ревновать собственного брата? — ни смотря ни на что Локи уверенно гнет свою линию, театрально удивившись. Актер жалкий. Знает же, что его раскусили, но хлебом не корми — дай покрасоваться. Он снова рассмеялся, демонстрируя совершенное бесстрашие относительно насильственных действий Тора. Знает, что тот ему ничего не сделает и в наглую этим пользуется, — Или ты забыл о своих убеждениях?       Бьет в самую болезненную точку. Одинсон поджимает губы с прищуром рассматривая Локи, послушно замершего в его хватке, но все так же довольно ухмыляющегося. Он насмешливо чуть вскидывает брови, будто способен прочитать мыслительный процесс в голове своего брата. Хотя, способность читать мысли Локи и не нужна, чтобы знать, что творится конкретно в этой голове. Убеждения Тора банальны и заключались в том, что завязывать отношения с собственным братом неправильно. Слово «инцест» стало для него запретным, а вот младшенький же наоборот наплевал на эти предрассудки: в последние дни он гадюкой извивался в попытках спровоцировать старшего и заставить отречься от этих самых убеждений. Что же. Получилось. Ревность Богу грома неподвластна, как оказалось.       Асгардец хмыкает, на несколько секунд поднимая взгляд с лица напротив и опасливо рассматривая оставленные позади них коридоры. Оттуда раздается приглушенный шум застолья, звон посуды и громких смех. Празднество продолжается без его главного виновника. Тени редких стражников, патрулирующих царские покои, причудливо играли на стенах темного коридора. Сейчас их никто не побеспокоит.       — Никогда больше так не делай, змееныш. Понял меня? — он вновь оттягивает кожу чужой головы, сильнее потянув за темные волосы. Получает в ответ лишь почти натуральное змеиное шипение. Тор дергает кистью ладони, в которой зажаты пряди чужих волос и цветок жасмина, что все еще покоился за ухом у Локи, будто дразня, по инерции падает на землю. Одинсон резко склоняется ниже, по носу бьет этим ненавистным цветочным ароматом. Свободной рукой он настойчиво притягивает брата к себе за талию, грубо впиваясь в бледноватые губы своими, жадно прикусывает, сминает их. Слышно, как Локи усмехается, прежде чем ответить на этот пьяный поцелуй, непринужденно обняв принца за шею, будто только этого и ждал. И ждал ведь, хитрец.       — С днем рождения, братец, — оторвавшись от покрасневших губ Локи, Громовержец закатывает глаза, стоит только услышать издевательски растянутое ударение на последнем слове. Победил, хитрый мерзавец, но в данном случае Тор готов с этим смириться.