-12-
24 марта 2019 г. в 02:13
Дверь спальни Редда распахнулась, открытая резким от пьяной удали толчком, но тут же, подчиняясь скрытой пружине, качнулась назад, и вытолкала Грейсона обратно в коридор.
— Редд, хватит уже копаться... твоя чертова дверь меня не пускает, снова! — Грейсон проигнорировал тот факт, что если Редд и копается, то только из-за того, что у него на плече висит вусмерть пьяный Грейсон.
Ладно, он и не был таким пьяным, каким хотел казаться. Пережитый кошмар никуда не делся, никуда не пропали (и даже стали еще более четкими от выпитого) ложные воспоминания о неслучившемся: что Редд все-таки умер от разряда электрического тока, и что Грейсон умер следом. И от этих мелькающих в голове картинок, таких натуральных, ярких и четких, когда весь реальный мир уже смазанно плыл в глазах, Грейсон еще сильнее обычного третировал Редда. И на этот раз он не стеснялся давить на самое больное:
— А что ты думаешь? Я что, не вижу что ли ничего? — Грейсон свалился на кровать Редда и едва не рухнул: упругие пружины матраса посчитали веселым подтолкнуть Грейсона вперед. — Что, думаешь, я не знаю, что ты там себе думаешь? — Грейсон дернул попавшиеся под пальцы пуговицы, но они не послушались, конечно.
— Лучше помог бы раздеться, дубина, не слуг же мне звать, — Грейсон перевел прожигающий взгляд на Редда. — На чем я остановился?
— На том, что ты знаешь, что я там себе думаю, — с неожиданно вспыхнувшей радостью Грейсон почувствовал, каких усилий Редду стоит держать лицо и оставаться почти спокойным. Почти выдержанным. Верный, добрый Редд. Ничего, Грейсон сейчас чувствовал вдохновение, и от ласковых прикосновений рук Редда, аккуратно раздевающих друга, это самое вдохновение только разгоралось сильнее прежнего.
— Ага. Хочешь я прям процитирую? «Ах, какие у Грейсона губы! Ах-какие-завлекательные губы! Я на них смотрю и думаю, как бы сорвать поцелуй! О, нет, Грей — мой друг, как я могу даже думать о том, чтобы хоть вскользь его чмокнуть! Какой стыд. Я лучше пойду и подрочу в ванной, думая о том, как мой лучший друг Грей тискается со мной!»
На запястьях Грейсона защелкнулись наручники. И когда только Редд успел их стибрить из клетки?
— О, Редд Рокридж додумался до нового трюка, — Грейсон дернулся, проверяя, прочно ли пристегнут к изголовью кровати, и оставил попытки дергаться: определенно, Редд был пьян.
— Ты всегда можешь воспользоваться своими отмычками, Грей, — кротко заметил Редд, раздеваясь, и Грейсон, кое-как сфокусировав на нем взгляд, подумал: к черту все.
— Знаешь, без своих отмычек я совершенно беспомощен, — пьяно ухмыльнулся Грейсон. — Может, перестанешь стоять столбом? Не говори мне, что ты не знаешь, что делать со своим членом. Давай подскажу: ключик, замочек...
Не так уж ему и в самом деле было плевать на то, что там у Редда в штанах. Лишь бы Редд не заметил, что нихрена он не пристегнул приятеля к кровати, а наручники, после того, как их разжали силой, ничего и никого не удерживают.
Нет уж, пусть это будет на совести Редда, и пусть он и правда думает, что вот то, что сейчас между ними, почти насилие. О да, разумеется, насилие, настолько насилие, что Грейсон был возбужден до такой степени, что становилось почти больно. И когда Редд решил, что это очень здорово, подойти ближе и все же «заставить» Грейсона открыть рот, Грейсон едва ли не быстрее его проявил инициативу. Только пришлось разрушить свою маскировку и сбросить наручники: распаленный Редд так пытался толкнуться поглубже в принимающий горячий рот, что его приходилось придерживать за бедра, то и дело вдавливая пальцы в кожу. С таким же успехом можно было удерживать локомотив, под пальцами чувствовались стальные мышцы. Дорвавшийся до интимных ласк Редд, к счастью, растерял всю свою деликатность, иначе, наверное, Грейсон придушил бы его за первый же робкий извиняющийся взгляд.
«О, Грейсон, как я посмел тебя хотеть, какой ужас!». «Грейсон, что ты, я вовсе на тебя не пялюсь!». «Грейсон, когда ты пьяный заваливаешься ко мне в спальню, перепутав двери, когда ты скидываешь одежду и белье и лезешь ко мне, я вовсе не хочу ничего такого, и полночи упираюсь в тебя каменным стояком просто потому, что мы лучшие друзья! А следы на постельном белье — ну так со всяким бывает! Я ведь во сне видел вовсе не то, как проталкиваю свой огромный член в твою задницу, как ты мог подумать. И даже если бы подумал, ну разумеется, ты был бы сверху, ты всегда сверху, мой дорогой Грейсон!».
А Грейсон хотел, чтобы у Редда уже однажды взорвало все барьеры, и он разозлился наконец. Чтобы завалил Грейсона в койку, да что уж там, на любую поверхность, и как следует отодрал своего лучшего друга, выбивая из него крики, стоны и хриплые ругательства. Чтобы рвал зубами смуглую кожу и оставлял на бедрах синяки, когда натягивал бы Грейсона на себя.
И сейчас, когда нежный гигант Редд сорвался, Грейсон мысленно его умолял: не останавливайся! Даже если ты, придурок, толкнешься еще глубже мне в горло, и я все-таки буду давиться, а потом блевать угощением из бара, смешанным с твоей спермой, я буду доволен. Лишь бы ты, дубина, не смел извиняться!
Он и не посмел — попросту не успел. Наступила полночь.