Мальчишка
3 мая 2019 г. в 13:10
Комната, в прошлом дарившая только положительные эмоции, сейчас напоминала мне чистилище ада. В ней были все дорогие мне люди, невинная девушка и двое несущих зло вместе с смертью бойца группы захвата, ввалившихся в дом менее получаса назад. Чистый воздух, несущийся с океана, попадал в комнату сквозь разбитое окно. Солнечные лучи бегали по стенам и потолку, будто дети, играющие в салки. Следы грязных сапогов, осколки разбитого окна и кровь — всё это смешалась на полу такой тёплой и уютной гостинной.
Действовать нужно было немедленно. Руки дрожали, сердце билось неизмеримо быстро, и казалось, что сейчас разорвётся и замрёт навсегда.
Наконец, собравшись с силами, я выдохнул и поднялся на ноги. Реакция последовала незамедлительно.
— Лежать! Живо! — скомандовал самый правый боец, перехватывая оружие. — На пол!
— Что же…— как ни в чём не бывало продолжил я. — Вы, ребята, судя по всему, сейчас обыщете дом и, ничего не найдя, пустите нас в расход. Если мы…— я указал на на Джона. — Должны быть устранены, как свидетели, то мужчину вы точно отправите на тот свет вместе с женщиной. Что ждёт молодую и привлекательную девушку? Мне даже представлять неприятно. В лучшем случае — убьёте, а в худшем…
Я осёкся, потому что Алиса, сидевшая до этого безмолвно, вдруг дёрнулась. Джон заскрипел зубами. Не знаю, вызвали ли такую реакцию мои слова или просто осознание всей ситуации. В любом случае, мой план потихоньку шёл к нужному месту.
— Короче, будьте людьми, дайте попрощаться с родными и друзьями. — закончил я и стал наблюдать за двумя придурками, которые уставились друг на друга.
Через несколько секунд главарь молча мне кивнул и вновь прицелился, в этот раз уже держа на мушке только меня.
— Ну раз такое дело, — начал Джон, — не могли бы вы меня в туалет отпустить? Не думаю, что вам понравится конфуз, который так или иначе может произойти.
«Ай да Джон! Нет, он точно читает мои мысли», — я едва заметно ухмыльнулся.
Вояки снова переглянулись, и главный жестом указал напарнику сопроводить парня.
Всё шло примерно так, как я и планировал, а пока остальные солдафоны с усердием крушили остатки мебели, у нас был шанс взять инициативу в свои дрожащие от страха, но желающие возмездия, руки.
Друг вместе с конвоиром удалились. Названный лидер отряда всё так же держал меня на мушке. Я спокойно посмотрел на него и медленно, не совершая резких движений, двинулся к Алисе, так как она была ближе всего.
Подойдя к ней, я слегка приобнял её. Нет, моей целью не были бездумные объятья. Обняв ее, я шепнул :
— Постарайся взять себя в руки. Сейчас начнётся заварушка, и как только она начнётся, хватай маму и валите прочь, как можно дальше, кустами, дворами — не важно. — говорил я это тихо и нежно, будто шепчу ей не план действий, а признание в любви.
К слову, стоявший позади спецназовец сейчас явно закатывал глаза : проявление чувств на людях всегда воспринимаются как что-то странное, а уж одинокого, никому не нужного солдатика сейчас это задело ещё больше, чем кого-либо.
Алиса активно закивала мне, утёрла намокшие глаза и и нос. На её месте любая другая девушка уже билась бы в истерике и молила о пощаде, но это было не про Алису. Да, подавленна, да, со слезами на глазах, но она не потеряла самообладание и ещё верила в спасение, а, может, даже верила в меня.
Следующим на очереди был папа. Когда я подошёл к нему, он оживился и хотел было мне что-то сказать, но силы уже совсем покинули его тело. Наверное, тогда я не понимал, что шансы его спасти были минимальны, или просто не хотел понимать. Всё, что я смог из себя выдавить, видя, как человек, которому я обязан жизнью, вот-вот уйдёт, были слова :
— Держись, пап…Скоро всё кончится, только держись…
Слова никак не шли, мысли перемешались, а душу заполняло отчаяние. Наверное, в глубине души я понимал, что шансы на его выживание уменьшались с каждой минутой, но признавать этого упорно не хотел. Тогда он ничего мне не ответил, просто смотрел на меня, и впервые за долгие годы в его глазах я увидел сожаление и тень слёз, которые были готовы сорваться прямо сейчас. Отец приподнял уголки посиневших от потери крови губ.
Я не знаю, почему он улыбался, но знаю одно — больше эту улыбку мне не увидеть.
Через несколько мгновений он замер, глаза опустели, дыхание остановилось, а на лице всё так же замерла его улыбка. Чему же он улыбался? О чём он думал? Что хотел сказать, но не мог?
Мама, пристально наблюдавшая за нами, расплакалась. Она всё поняла и сейчас не могла больше сдерживать эмоции.
Всё произошло настолько быстро, что я даже не успел опомнится.
Она просто резко вскочила с дивана, и, держа в руках гирю, которой отец раньше занимался, рванула к бойцу, размахивая тяжёлым металлическим шаром из стороны в сторону. Следующие пару минут своей жизни я запомнил, словно в замедленной съёмке, словно кто-то замедлил мир вокруг меня в тысячи раз. Медленно, шаг за шагом, мама приближалась к человеку в форме. Он холодным взглядом смотрел на неё, и не было в этом взгляде ничего человечного, не было ни испуга, ни гнева, ни разочарования, и с таким же холодным взглядом он нажал на курок.
Оружие в его руках несколько раз дёрнуло, и из продолговатого ствола автомата друг за другом плавно, разрезая воздух, вылетели три смертоносные капсулы. Они величаво, словно катера на морском параде, плыли, рассекая всё на своём пути.
Я видел искажённое яростью и отчаянием лицо мамы. Её добродушные глаза сейчас были наполнены гневом, и из них тоненькими ручейками текли слёзы.
Спустя пару мгновений пули достигли цели. Человека, которому я обязан жизнью, прошило пулями. Один из выпущенных снарядов прошёл насквозь и застрял в стене, остальные же поразили тело и остались в нём. Тогда она просто рухнула на пол, издав при этом тонкий стон. Это были последние звуки, которые я слышал из её уст в тот вечер и вообще в жизни.
Остальных событий мне не вспомнить. Мозг отказывался вытаскивать этот момент из самых дальних закоулков, и всё же я запомнил чувства. Чувства, которые заполнили меня тогда. Это были гнев и отчаянье. Всё, чем я дорожил тогда, было уничтожено — вся семья.
Они всегда спасали меня. Когда мне было шесть, отец, тогда только начинавший свою карьеру моряка, взял нас с мамой в небольшое плавание. Он хотел показать нам судно, которое ему выделили, да и просто провести время с семьёй. Когда я был карапузом, мы с ним ладили нормально, да и как можно не ладить с ребёнком. Да, безусловно, бывали моменты, когда я получал втык за тот или иной проступок. Думается мне, что у всех бывало такое. Спокойных детей не существует. У нас никогда не выходило поговорить по душам — слишком мы с ним были разными и непохожими. Совершенно разные увлечения, разное мировоззрение, что уж там говорить, даже в жанрах музыки мы были в противостоянии. Всё это было уже после. Тогда же я был шестилетним несносным мальчишкой, который от радости не мог и двух слов связать.
«Мы с папой на его! Круто!» — думал тогда я.
Это была его земля, его стихия, и папа тогда ещё неумело, но задорно бороздил прибрежные воды. Мы с мамой не могли налюбоваться его самодовольной улыбкой. Отец не просто светился от радости — он сверкал, словно маяк в тёмном небе.
Мы провели день на корабле, изучая пейзаж берега с воды. Зрелище, конечно, было завораживающее. Величавые фигуры башенных кранов нависали над городом, словно великаны, поддерживающие небеса, огромное здание портового терминала, ангары в глубине доков. Позади пристани виднелись дома, которые горели, будто украшенные гирляндой. В окнах отражалось солнце, и лучи рассыпались на сотни маленьких слепящих глаза огоньков.
Тогда мы все вместе взобрались на крышу капитанского мостика и разглядывали пейзажи, используя отцовский бинокль, закусывая бутербродами, приготовленными мамой ещё дома.
Ближе к полудню папа завёл судно в небольшую бухту.
«Идёмте купаться! Тут не глубоко». — сказал тогда папа, опуская якорь.
Естественно, мама была не в восторге от такой идеи, но увидев, как я, будучи всегда спокойным ребёнком, оживился, согласилась, но с несколькими условиями.
«Хорошо, но мы пойдём вместе, и ты будешь в жилете, и не отплывай от меня, держись рядом». — с улыбкой на лице говорила она.
Так и сделали. Надели жилеты и погрузились в воду.
Чувства непередаваемые! Спокойная гладь океана, массив стального корпуса лодки и тоненькая линия горизонта. Ласкающий уши шум волн, редкий скрип чаек, летящих со стороны острова. Запах океана перемешался с запахом железа и отцовскими сигарами. Несмотря на небольшую, по словам отца, глубину, дна я не почувствовал и держался на поверхности воды благодаря жилету. Детское мышление — самое необычное явление в мире, оно не поддаётся объяснению, и его очень сложно предугадать, особенно молодым родителям, которые, хоть и познали участь воспитателя, всё же делали это не очень умело.
Оказавшись в воде и ощутив всю мощь и необъятность океана вокруг, мне пришла в голову наипрекраснейшая идея.
«Если сейчас свалить подальше от мамочки и избавиться от жилета, который сковывал меня, словно цепи, то естественно, вода, одобрив мои начинания, подхватит меня и понесёт куда я захочу и как я захочу».
Сказано — сделано. Пока мама, замешкавшись в воде (что произошло тогда, я точно не помню, но по-моему, она хотела окатить отца водой за его очередную гениальную шутку в её адрес), я быстренько отчалил и отправился куда подальше, предвкушая свой заплыв. Вода была прохладной, но из-за большого выброса адреналина в кровь я не чувствовал ни холода, ни страха. Волны раскачивали меня из стороны в сторону, солёная вода, изредко попадавшая в рот, не раздражала. Удостоверившись, что мой побег не замечен, я стал расстёгивать немного онемевшими пальца ремни жилета. Видимо, кто-то из родителей неправильно застегнул их, но уже через секунду клапан поддался, щёлкнул и ослабил хватку.
Не успел я обрадоваться, как тут же пошел топором под воду. Только что я был на поверхности воды, сверху светило яркое греющее солнце, в лицо дул прохладный морской ветерок, а где-то позади доносился мамин звонкий смех, и вот это всё пропало. Солнце всё так же светило, но вокруг было темно, звуки пропали совсем, остался только крик, застрявший в груди. Я медленно шёл вниз, размахивая руками и ногами в отчаянной попытке схватится за воображаемую лестницу.
Тишина. Воздуха нет, нечем дышать. Веки вдруг стали такими тяжелыми, а страх, раздирающий меня на куски, испарился, как роса в жаркий день.
Кажется, я всё-таки закрыл глаза, а открыл их только тогда, когда очутился уже на палубе. Мама очень сильно давила мне на грудь, а почему-то мокрый отец что-то бормотал в рацию. Неожиданно изо рта полилась вода, и я наконец сделал свой первый вдох за такое долгое время. Они уже тогда спасли мне жизнь. В тот вечер мы плакали и смеялись. Домой вернулись поздно. Этот день был поистине интересным. Его я запомнил хорошо.
Вот и сейчас, одиннадцать лет спустя, они боролись до конца, бились насмерть, а я просто сдался. Сдался, принимая свою слабость, свой страх. Совершил ошибку, подставив и себя, и друзей, и родных. С того случая ничего не изменилось. Я — шестилетний мальчишка, которому наплевать на всё вокруг, лишь бы испытать это чувство. Чувство риска.
Кровь разлилась по гостиной, оросила мебель, пол, мою одежду и всё вокруг. Почему-то её было очень много. Этот запах я запомнил навсегда. Этот ужас был со мной. Эта ошибка стала роковой. А я…я был всё так же слаб. Был всё тем же ребёнком, тонущим в океане, только в этот раз не было воды — была кровь; не было солнца — была люстра, и уж точно в этот раз не будет спасения.