Утро у Гробовщика.

Если бы меня спросили, какое утро для меня самое лучшее, я бы без тени сомнения ответил: — Утро у Гробовщика.

Маленькая однокомнатная квартира, окна которой выходят на солнечную сторону, для меня стала тем родным и любимым, ничем другим незаменимым местом, которое люди обычно называют домом. Тут так спокойно, уютно и хорошо, что я даже перестал без лишней надобности выбираться на улицу и, что для меня совсем уж невероятно — я полюбил жизнь. Каждый день начинается с мягкого дивана, со светло-зеленых бледных стен и белоснежного потолка с блестками, которые чудесно блестят и переливаются на свету. Если провернуть голову вправо, в глаза сразу же бросится огромный шкаф с зеркальными дверями, в которых отражается вся комната: наш диван, большое окно с темно-коричневыми кофейными занавесками, кремового цвета мини-стеночка, и телевизор, и статуэтки на ее полках, и небольшой черный лакированный стол, и ворсистый ковер… Я полюбил каждый элемент этого интерьера, каждый достоин чуть ли не оды с описанием моих чувств и историей, которая с ним связана. Но об этом как-то в другой раз. Каждый раз я скидываю с себя теплое небесно-голубое одеяло и лениво потягиваюсь, а затем и любуюсь на свое отражение: сонное, не накрашенное, с растрепанными волосами, а мое плечо оголено сползшей большой мне черной футболкой. В такие моменты я определенно себе нравлюсь, но еще больше мне нравится просыпаться рядом с Адрианом, который обычно встает раньше и в большинстве случаев встречает меня на кухне. Хотя в каждом из этих вариантов есть своя эстетика и свои ощущения, свои эмоции… Когда я открываю глаза и слышу его дыхание, когда я вижу его широкую спину и плечи, которые плавно поднимаются и опускаются, я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Этот парень является самым дорогим, что только у меня есть, ведь именно он приютил меня в этом чудесном местечке, именно он вырвал меня из лап злющих и никогда не любивших меня родителей, именно он заменил мне всех в этом мире… Гробовщик всегда спит на правом боку, отвернувшись от меня, но почти каждый раз я засыпаю в его объятиях, особенно, когда мне страшно по ночам. А с ним — нет. Я люблю прижиматься к нему спящему, вдыхать его запах. А наши длинные волосы иногда спутываются, пока мы спим, и порой я наблюдаю растрепанную головоломку из моих ярко-красных и его белоснежных волос, похожую на букет из алых и белых роз. Иногда я позволяю себе закинуть на него ногу, хотя против этого он никогда ничего не имел, но не буду ж я совсем уж наглеть и будить его. Кстати, о пробуждении. У Гробовщика есть маленькая особенность — сон разной степени крепкости. То он спит богатырским сном как хорек, и хоть на барабане играй рядом — ни за что не проснется. То просыпается от малейшего шороха или даже от одного только моего взгляда. И если так, то он всегда поворачивается ко мне, всегда желает доброго утра низким, немного хриплым спросонья голосом и обнимает, прижимает сильными руками к себе. А если это происходит еще и в выходной, так мы вообще можем так до обеда проваляться, обнимаясь, целуясь и тиская друг друга. Не менее приятно встречать его на кухне, готовящим завтрак, с небрежным пучком на голове, когда он стоит у плиты босиком и мычит песенку себе под нос. Вся кухня обязательно наполнена вкусным ароматом когда-то блинчиков, когда-то яичницы, когда-то кофе. Да уж, кулинар он отменный, кстати, готовит он очень и очень вкусно. И я иногда задумываюсь, почему Гробовщик стал гробовщиком при таком таланте? Заметив меня, он дарит мне свою улыбку и заботливо спрашивает: «Будешь завтракать?», и я всегда улыбаюсь в ответ и киваю головой. И мы сидим под звуки утренних новостей, но слушаю я не телевизор, а в основном ворчание Адриана о том, куда катится мир и звякаю ложечкой о керамические бока кружки. Он всегда не перебивая выслушивает все мои мысли, мой бред, мою тоску, порой, мои слезы, временами подливая чай и успокаивающе гладя меня по голове. А затем и выдает утешающие речи, под которые я всегда усмиряю свои мысли, какого бы характера они ни были. И я всегда слушаю, как он философствует над вечными вопросами, рассуждает и говорит что-то про тщетность бытия и про механизмы жизни. Удивительный, невероятный, немного загадочный, но уже такой родной человек, казалось, прожил с ним всю жизнь. Адриан мне словно отец… нет, словно очень хороший друг, хотя нет, он же еще и мой недопарень… Около трех месяцев нашего сожительства мы держались на уровне совершенно нормальных для нас поцелуев в щеку и в лоб, нежных поглаживаний, которые мы практикуем уже не один год. А потом в один прекрасный вечер я как-то умудрился «нечаянно» поцеловать его, когда мы решили выпить после тяжелого рабочего дня, но тогда это было быстро, очень неловко, а где-то три дня после этого очень и очень стыдно. Не помню, спустя сколько времени после этого, мы смотрели фильм, и неожиданно обоим захотелось любви, ну, насчет себя я уверен точно. Тогда, поймав его затуманенный взгляд, я потянулся навстречу его мягким и теплым губам, которые изласкали сначала мои губы, затем шею, плечи. А потом я оказался зажатым между диваном и его большим, сильным, мускулистым телом, мы перекатывались несколько раз, было невыносимо жарко и приятно. Особенно когда руки потеряли контроль, и почти вся одежда полетела на пол. У меня до сих пор мурашки по телу, когда я вспоминаю его сбитое дыхание и животную страсть, его просьбу раздвинуть ножки и не стонать так громко. Ох, черт… Мы бы точно с ним переспали тогда, если бы не противный Уильям со своими срочными отчетами по работе, которые я тогда забыл ему занести. Что б его. Хотя… я ни о чем не жалею, ведь после этого в нашу с Адрианом копилочку нормальных вещей добавились поцелуи в губы, но ни он, ни я не приставали друг к другу… Пока что? Сложно сказать, кто мы с ним есть на самом деле, наши отношения очень неопределенные, не обговоренные, а я не знаю до сих пор, чего бы хотел я сам, хотя… Кто знает, что будет дальше? И я не хочу пока что ничего менять, пусть все остается так, как есть, эта туманность всегда мне нравилась и вызывала улыбку на лице. Самое главное, что Гробовщик для меня — самый близкий и родной, его прикосновения — самые нежные и приятные, а утро, проведенное у него — самое теплое и самое доброе.