***
— Господин Викторио, пожалуйста, дайте мне снять с Вас доспехи! Белёсый крыс-дворецкий мельтешил вокруг высокого дракона в позолоченных рыцарских латах. Викторио — последний сын главы Ордена Святой Лизы, Доминуса, приехал навестить старика, узнав, что тот захворал. Дракон был молод, но на нём уже красовался чёрный плащ главнокомандующего, а его умиротворённую чешуйчатую морду пересекали борозды шрамов. Однако несмотря на его грозный внешний вид, он приветливо улыбнулся крысу и дал снять с себя тяжёлые латы. Дворецкий тут же пошатнулся, почувствовав вес доспеха, но устоял и быстро убежал вглубь освещённого коридора. Викторио, в грудь которому ударил свежий воздух вперемешку с воспоминаниями раннего детства, медленно пошёл по смутно знакомым залам к покоям отца. Никто не тревожил его — наверняка все слуги были у комнаты, где находился отец. Многое изменилось с тех пор, как дракон был вынужден покинуть родное гнездо и вместе со своей сестрой отправиться на Лисьи острова. И пусть ему тогда было всего четыре года, он помнил многое и теперь замечаемые различия вызывали смешанные чувства грусти и интереса. Двери, которые раньше были покрашены в чёрный и обиты сталью, блистали неестественной белизной. Практически вся посуда, подсвечники и мебель вроде бывших массивных тумб и мрачных, тёмных полок была сменена. Родовое гнездо семьи, чей сын когда-то победил Всевидящего Жреца Крови и остановил учинённый им террор, изменилось до неузнаваемости. Это было уже не то место, в котором Викторио провёл своё беспечное раннее детство и о котором вспоминал всю тяжёлую юность. Мельтешение служанки отрезвило Викторио и он с удивлением обнаружил, что уже стоял перед дверью в покои своего отца. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и взяться за дверную ручку, испачканную по́том от постоянных прикосновений лап прислуг. Викторио вошёл в комнату и ему стоило неимоверных усилий, чтобы тут же не упасть — силуэт Доминуса был еле различим во мгле, были видны только некоторые черты морды, но даже через плотно задёрнутые шторы были заметны ярко проступавшие скулы и худые конечности, высовывающиеся из-под множества одеял. Даже огненного цвета чешуя была какой-то матовой и блёклой, а в прищуренных жёлтых глазах не было того огня, который помнил Викторио. Но увидев сына, старик заметно оживился и, мельтеша костлявыми лапами, радостно прохрипел: — Здравствуй, Викторио! Я так ждал твоего прибытия… — Глаза Доминуса заблестели от слёз, чего молодой дракон не видел ни разу в жизни. — Здравствуй, отец. Ты выглядишь совсем… — Неважно, чего уж говорить, — подсказал Доминус и поскрёб когтями по простыне, приглашая Викторио сесть. Тот, не зная, что ответить, тихо устроился на краю огромной кровати. — Как только я узнал, что тебе стало хуже, я отправился в Столицу. Я хотел бы помочь, быть здесь раньше! — Взволнованно вздохнул Викторио. Его отец лишь слабо-слабо улыбнулся. — Первая неделя — несильная боль во всём теле. Вторая — кости будто начинает кто-то грызть, задние лапы немеют, а температура тела повышается. Третья — пропадает аппетит, становится трудно дышать и появляется светобоязнь. От «исполинской лихорадки», мой сын, ещё не придумано лекарство, и, к сожалению, она всегда кончается смертью, — При этих словах старика на глазах Викторио проступили слёзы, которые тот и не думал утирать. — Ты всегда, всегда говорил, что это настигает всех драконов, — дрожащим голосом прошептал Викторио, и сердце Доминуса сжалось в жалости к отчаявшемуся сыну. — Но, чёрт его дери, я не хочу, чтобы это происходило с тобой! Я не знаю, что я буду делать без тебя, отец, я не знаю, на кого мне опереться, если придётся принимать решения, я не знаю, каково это жить, зная, что никогда не услышу твоего голоса снова! — Горячие слёзы текли по щекам Викторио и он задрожал, как хлипкое дерево на сильном ветру. Но на секунду до его плеча дотронулась иссохшая, но ещё тёплая лапа его отца, который с трудом сдерживался, чтобы не заплакать в такт своему сыну. — Ты справишься, Вик, ты справишься. Хоть я и не был рядом в те моменты твоей жизни, когда был нужен тебе, ты всегда был сильным драконом со своими непоколебимыми принципами… И должен быть горд этим. Лисьи острова воспитали в тебе достойного главу рода, способного выдержать многое, — В этот момент взгляды молодого и старого драконов встретились и они оба замолчали буквально на мгновение. — Пусть это и не то, что я хотел бы сказать тебе после этих двадцати шести лет разлуки, но… Сейчас Орден интересует юго-запад — на границах с королевством Лайен мы обнаружили следы культа Всевидящего Жреца. Когда-то мой отец, Праурус, уже справился с ним, и пусть я надеялся, что эта грязная работа достанется кому-то другому, теперь настало время тебе уничтожить его наследие. Также на юге сейчас может начаться нехватка пищи, так что стоит убедить корону открыть кладовые загодя — ты знаешь не понаслышке, как остервенело сражаются чёрные плащи, особенно, когда дело доходит то таких преданных своему племени, как южные. Я понимаю, что это тяжело слышать, но я вряд ли смогу больше поговорить с тобой, да и сейчас чувствую, как силы неумолимо иссякают. Но я сказал тебе то, что должен был сказать о моём долге. Помни — со времён победы нашего предка над самым кровожадным жрецом этого мира Орден обязан служить «крови» королевства Рэйел — народу. Надеюсь, ты понесёшь этот титул с честью, сын. Пусть ты сам и не обладаешь божеством, но теперь отвечаешь за судьбу страны так же, как отвечает за неё сам король. Не забудь о том, что настали новые времена, времена жрецов… — Внезапно Доминус зашёлся в приступе болезненного кровавого кашля, оставив Викторио в растерянных чувствах. Молодой дракон молча вышел из комнаты, оставив прибежавшим слугам приводить старика в чувства. Всё ещё пребывая в растерянности, он медленно пошёл по абсолютно пустому коридору старого, но такого незнакомого родового гнезда, и никто из копошившихся вокруг Доминуса слуг не увидел той дьявольски широкой улыбки, которая мгновенно разрезала морду вмиг повеселевшего Викторио. — До последнего надеялся, что он помрёт, пока я плыву сюда и не придётся изображать из себя плачущегося сынулю, — Фыркнул он, стирая с морды крупные остывшие слёзы. — Крепкий попался — не даром из нашего рода. Ну ничего-ничего… Как я рад, что от исполинской лихорадки нет лекарств — когда он наконец окочурится, я стану главой Ордена и поверь мне, отец, я буду куда влиятельнее короля! Вот дрянь, даже в этой «трогательной» речи не упустил возможности напомнить мне, что я не обладаю божеством. Ты удивишься, наблюдая за мной, папочка, когда я смогу вернуть королевству былое могущество, которое вы, старики, растеряли в своих попытках облобызать лапу каждого князька, который что-то вякаяет на нашей земле! Но я не буду таким нюней… Рэйел потерял своё могущество много лет назад, но настало новое время. Моё время. Из-за угла выбежал белёсый крыс-дворецкий с кувшином воды и встретился с Викторио лицом к лицу. Но на выражении морды дракона как ни в чём не бывало уже красовалась искренняя скорбь, а по щеке снова одиноко скатывалась слеза. Однако сердце нового главы Ордена ещё ожидало траурного звона колоколов, знаменующего кончину его отца.***
Точно в тот момент, когда массивные ворота города Баттейрен с оглушающим скрипом закрылись на ночь, ограждая это пристоличное поселение от того зла, что пытается атаковать извне, глубоко в подворотнях города раздался приглушённый крик. Изуродованный страданием звук прорезал ночную тишину и моментально смолк, превратившись в тихий и жалобный скулёж скорчившегося в агонии лиса, зажатого неясными тенями в переулке, тесно окружённым пустыми хибарками вроде тех, что иногда можно было встретить в Крысином районе Лифвуда. — Прекрати, тварь! — Прошипел лис, жалкий и взъерошенный. Из его бока торчала окровавленная, кривая заточка, которая причиняла ему ужасающую боль. Над его скривившимся телом стояли несколько силуэтов, от которых тянуло ядрёными травами и немытой шерстью. — А вот и хрена-с два, — Оскалился самый высокий силуэт, укрытый накидкой из обрезков тёмной ткани, и со всей силы пнул лиса по животу, с мерзким и глухим шлепком вогнав заточку глубоко в мясо. Бедолага затрепыхался в агонии и попытался отползти, но сверху, с крыши на него стремительно спикировал огромный и чёрный как смоль нетопырь. Острые когти врезались в мясо лисьих лап, вызвав у силуэта в юбке щенячий восторг. — Как это приятно, хи-хи-хи, ужасно приятно, разве не так, дорогой ты говна кусок?! — Тонким и почти милым голосом расхохотался силуэт, на миг показав из-под накидки длинный крысиный хвост. — Кончай с ним, Санька, — Фыркнул прятавшийся за высоким силуэтом низкий крыс, поминутно бросавший любовный взгляд на нетопыря, остервеневшего от запаха крови и в напряжении ожидающего команды, позволившей бы ему вгрызться в истерично сокращающиеся мышцы жертвы. — Ну почему кончать-то? — Обиженно протянул силуэт, но всё же медленно поднял лапу и направил её в сторону мычащего в ужасе лиса. — Неужели ты убьёшь меня просто за это, Санька? Ты сумасшедший! — Отчаянно простонал лис, чувствуя, как что-то в его животе начинает превращаться в невыносимо жгучую субстанцию и вызывать нездоровый болезненный зуд. Силуэт в накидке радостно хмыкнул и наклонился чуть ближе к своей умирающей жертве. — Спасибо за комплимент, хи-хи, — Улыбчиво протянул силуэт, и вдруг неестественно скривился, в гневе сжав лапу и раздирая мясо своей ладони в кровь. В тот же миг лис истошно заорал, забулькал и его тело на глазах стало превращаться в расплавленное, гниющее нечто, вмиг заполнившее узкий безлюдный проулочек окраины Баттейрена отвратнейшим смрадом. — Понимаю, что тебе лучше знать, кто нам угрозу представляет, но… Не думаешь, что убивать его просто за вашу схожесть в силах было уже слишком? К тому же, соединившись, ваши силы могут сыграть очень неприятно, — Флегматично повёл бровью крыс, лаская за ушком раздосадованного невозможностью сожрать жертву нетопыря, который тут же прижался к его задней лапе, жалобно и обиженно хрюкая. Силуэт в накидке искренне расхохотался и молча развернулся в сторону центра города. — Да забей, хи-хи. Ничего не будет, не чума ж начнётся от его гниющего трупика, — Улыбнулся силуэт и по-детски непосредственно побежал по брусчатке к повороту, размахивая лапами. — Кто последний, тот тухлое яйцо! Крысу осталось только тяжело вздохнуть и последовать за ним, пожав плечами. Нетопырь довольно заурчал и вмиг взмыл в небо, оставив мысли о лежащем в переулке месиве, считанные минуты назад способном говорить и страдать. Через ещё несколько минут его могут найти стражники, сбегущиеся на крики и стоны, но никого из покидающей переулок троицы это не волновало. Перед тем, как покинуть улочку, невысокий крыс довольно посмотрел на зарождающийся месяц своими спокойными, как у трупа, глазами разного цвета. Ему уже очень хотелось домой, в Лифвуд.