Рогалики

— Все-таки ты странный парень! — Дуг наполнил очередную кружку темного «Козла», а затем отправил ее по полированной поверхности стойки в сторону Олсена. — Ну как можно пить пиво с чем-то сладким? — С удовольствием, — откликнулся омега, откусил от румяного рогалика с шоколадной начинкой, а после запил лакомство густым, почти черным и действительно сладковатым пивом. — Брр! — Наблюдавший за ним Дуг демонстративно передернулся. На самом деле никакого отвращения не было и в помине. Более того, красивый, отчаянный, даже вызывающий, если говорить о некоторых взглядах на жизнь, омега по имени Олсен Дулитл для Дуга как-то незаметно стал ассоциироваться именно с этой вроде бы несоединимой, но на самом деле очень гармоничной комбинацией — темное пиво и сладкие булочки. Рогалики. Дуг как-то спросил: «Почему именно рогалики?». И Олсен даже объяснился: — Пиво считается типичным напитком альф. Так? — Ну… — Все альфы — козлы, — Олсен стукнул по стойке кружкой, на которой удачно имелся соответствующий рисунок в виде упомянутого зверя. — Я бы попросил! — А козлам сам Единый рога носить назначил! — завершил мысль Олсен и со смехом приставил к голове парочку пока еще не съеденных им рогаликов. Тема из невинной тут же стала скользкой и для Дуга малоприятной. Подозревал он, что и для Олсена тоже. Более того, Дуг был уверен, что жизнь, которую омега ведет, на самом деле никакого удовольствия ему не доставляет. Это был вызов судьбе, принимать удары которой безропотно Олсен в силу характера просто не мог. А потому темой супружеских измен он вечно отчаянно бравировал, так что говорить с ним об этом серьезно не получалось. Попытки были, но ничего путного из этого не вышло. Пожалуй, как ни странно, наиболее честный и откровенный разговор с Олсеном у Дуга вышел в день знакомства, когда по просьбе Герыча — друга и соратника по бизнесу — он побежал спасать обиженного им любовника. Гер случайно в постели назвал Олсена чужим именем, тот, понятно, такого не стерпел и ушел. Сам обидчик, охваченный гоном, на улицу, чтобы догнать омегу, выходить не рискнул. Вот и совершил «звонок другу», благо гостиница, в которой Гер решил провести гон, и паб, в котором за себя и за того парня в это самое время трудился Дуглас, были, считай, напротив — только улицу перейти. Когда Дуг выдвигался на поиски обиженного Гером омеги, представлялось, что это будет классика: зареванная мордочка, надутые губки и разговоры в духе «все альфы — козлы». Угадал только с последним пунктом, потому что найденный им по полученному описанию омега реветь и не думал. Сидел на лавочке под козырьком ближайшей остановки общественного транспорта, качал ногой, обутой в модный узконосый ботинок, и курил, стряхивая пепел на чистый асфальт. — Олсен? — зачем-то уточнил Дуг, хотя и так все было понятно. — Чего надо? — прищурился тот и затянулся. — Меня Гер послал. — А я его послал. Теперь осталось тебе послать меня и будет у нас самая прочная в мире фигура. Омега скрутил пальцы в кукиш, осмотрел его со всех сторон, а после с улыбкой продемонстрировал его еще и Дугу — адресно, так сказать. А тот лишь смотрел в ответ, осознавая простую истину: когда, описывая незаслуженно оскорбленного любовника, Гер говорил: «Увидишь самого вызывающе красивого — так это Олсен и будет», — друг ничуть не врал и не преувеличивал. Омега был действительно хорош. Стройная фигура, длинные ноги, красиво развернутые прямые плечи, лицо, будто кем-то из великих скульпторов вырезанное — идеальный нос, узкий решительный подбородок, брови вразлет, миндалевидные и поразительно яркие светло-зеленые глаза. Довольно коротко остриженные русые волосы пребывали в беспорядке, но глядя на них, Дугу думалось лишь о том, как они выглядели совсем недавно, рассыпаясь по подушке Герыча… Было совершенно непонятно, что говорить дальше, да и Дуг, помчавшись за Олсеном, бросил паб на безответственного Мика — вечно витающего в каких-то никому не известных эмпиреях грузчика со склада. Выход виделся один — угостить случайного знакомого пивом. Так что Дуг создать предложенную Олсеном «прочную фигуру» отказался: — Посылать не буду, предпочту пригласить. Омега рассмеялся… и отказываться не стал. Заметил только, что надо прежде в пекарню какую-нибудь зайти, а то, мол, ему будет невкусно. Тогда-то Дуг и увидел первый раз, как живой человек в твердой памяти и трезвом рассудке, не морщась, а, напротив, с удовольствием запивает пивом сладкий рогалик с шоколадной начинкой… Беседа поначалу не клеилась, хотя Дуг и считал долгом заставить Олсена выговориться. Казалось ему, что так любому омеге легче должно стать. Но тот все больше молчал или отшучивался с неизменной язвительностью. Место он себе выбрал у стойки, в самом углу, спиной к залу. Ел, пил, курил, изредка комментировал то, что видел вокруг. Дуг поначалу задавал вопросы, но вскоре устал и замолчал, лишь реагируя на реплики самого Олсена. А потом уже заметно опьяневшего омегу вдруг прорвало — то ли пиво клапан какой внутри него отжало, то ли что, но он вдруг взял и заговорил: — Вот скажи мне, Дуг, друг Гера, почему если альфа трахается со всем, что шевелится, то он — мачо и вообще самец-молодец. А вот если омега делает то же самое — то он шлюха, гадость и падшее существо. Вот почему так? — Думаю, в конечном счете из-за детей, — осторожно откликнулся Дуг. — Альфа — он сеятель по натуре. Сеет свое семя — чем больше, тем лучше. А омега… Омега должен постараться выбрать одного — такого, чтобы годился для создания семьи и дал здоровое потомство, и забеременеть уже именно от него. — А если омега беременеть пока что не собирается? Или и вовсе чайлдфри? — Нуу… — Вот тебе и ну. Двойные стандартики. Пакость редкая. — Ты ведь замужем? — решился уточнить Дуглас, припоминая, что что-то такое Гер ему про своего любовника говорил. — Типа того, — не стал спорить Олсен и вновь глотнул пива, предварительно откусив от рогалика. — В смысле? — У нас свободные отношения. Он ебет кого хочет, ну и я… тоже. Только он самец-молодец, а я — шлюха. Ага! Его качнуло, и Дуг даже испугался, что омега свалится с высокого барного стула и расшибется, но тот удержался и даже подмигнул. — И как ты в такое вот дерьмо влип? — спросил ошарашенный Дуглас. — По любви, ясен пень, — вздохнул Олсен и качнул головой, будто сам в сказанное не верил. В пабе было пусто. Обеденное время, когда в него перекусить и пропустить кружечку пива забегали сотрудники соседних офисов, миновало, а до вечернего аншлага еще оставалось несколько часов. Видимо, еще и это поспособствовало тому, что Олсен разговорился. Рассказал, как приехал в столицу из небольшого провинциального города, чтобы начать учебу в выбранном вузе; как встретил альфу, в которого по молодости и глупости влюбился ярко и безоглядно; как случайно узнал, что тот на самом деле совсем не свободен, а имеет семью — мужа и маленького сына; как позволял ему — опять-таки по молодости и глупости — ездить себе по ушам… — Он все рассказывал, какой у него муж ужасный — не следит за собой, висит на шее, ни фига не делая, в постели бревно, в домашнем хозяйстве лох и все такое. Я еще и жалел его! Думал: вот был бы я мужем такого прекрасного альфы, вот я бы! — Олсен усмехнулся горько. — Ну что! Развелся он с тем омегой, ушел ко мне, свадьбу сыграли… Я учился, он работал, выходные вместе, в постели — огонь. А я еще, памятуя о его рассказах про тяготы прошлого брака, из кожи вон лез, чтобы у меня-то в семье все было иначе! Чтобы и в доме было идеально, и я сам был идеалом из идеалов! И фиг! Ему что-то в голову ударило — захотел ребенка. Вот вынь и положь! А я и не против! Но не «вотпрямщас» же! Хотел-то доучиться, на работу выйти, как-то немного в жизни утвердиться, а уж потом малышню разводить. Он, услышав это, скандалить принялся, в обиды ударился. Ну, я носом повертел-повертел и согласился сделать так, как ему хотелось. Любовь ведь. Все должно быть идеально. И не получилось! Вот не получилось и все. Он уж меня и к врачам таскать начал, чтобы проверить. Те хором: все в норме, никаких препон для нормальной беременности нет. Я подумал: ну, теперь успокоится… Но только хуже все стало. Я переживал, знаешь как! Начал чувствовать себя неполноценным. А потом… потом увидел его… с другим… Дуглас отвернулся. Перед глазами ярко и отвратительно подробно нарисовалось то, что произошло и в его жизни. То, после чего рухнул его собственный брак. Это было хорошее время. Время, которое позволило наконец-то расслабиться. Время, когда как-то незаметно закончился период, в течение которого Дуг работал без преувеличения днями и ночами. Поднимал вместе с Герычем общий бизнес — пивоварню и паб, в котором теперь с удовольствием стоял за стойкой… Горбатился страшно: крутился на кухне, убирал зал, обслуживал посетителей, а после ворочал мешки на складе или даже грузовики с сырьем разгружал для соседствующей с пабом пивоварни, где воцарился Гер. Конца и края этому не было видно, и даже обычно спокойный муж Дуга стал ворчать, что супруга почти не видит. И тут вдруг дело пошло! Появились деньги, которые позволили нанять людей, и теперь каждый из отцов-основателей общего пивного дела занимался тем, что получалось лучше всего, или тем, к чему душа лежала. Бывший одноклассник и друг детства Герард Альтмайер варил высококлассное пиво, сам Дуглас Крейг его продавал в пабе, заботясь, чтобы атмосфера в заведении была теплой, а посетителей день ото дня становилось больше. С недавних пор к ним присоединился еще один их общий знакомый — бета Матиас Эш, который оккупировал кухню, после чего заведение стало привлекать к себе посетителей не только вкусным пивом, но и качественной едой. Устаканившееся, вставшее на правильные рельсы дело уже не требовало столько усилий и столько времени, и привычный к пахоте Дуг как-то вдруг растерялся. Отпуск? Ну, отпуск. Съездили с мужем, полежали на песочке у моречка. А что потом? Что делать в обычные дни среди рабочей недели? И тем более в выходные, которые у Дуга, как правило, с выходными мужа не совпадали, потому что в пабе в субботу с воскресеньем была самая пахота? Короче говоря, позднее, сколько Дуг ни размышлял, он так и не сумел понять, как получилось, что он, как говорили в старых книгах, «встал на скользкий путь греха». Звучало смешно, но кончилось все именно так — альфа Дуглас Крейг поскользнулся! До сих пор перед глазами стоял убийственный момент: муж уехал к родным, а он, чувствуя себя вполне уверенно, привел из ночного клуба в дом очередного красавчика-омежку… В дом! В их общую с Ульри спальню! Муж потом говорил, что не простил ему именно это — мол, ладно бы на стороне трахался, а чтобы вот так, в том месте, которое всегда было убежищем, закрытым от опасностей внешнего мира! Дуг тогда слишком поздно услышал, что Ульри вернулся раньше, чем планировал. Опоздал среагировать. Да и что было делать? По анекдоту совать голого омегу в шкаф или выпихивать на балкон? Это было бы действительно смешно — запахи-то, наполнявшие спальню, вместе с ним убрать из комнаты и с самого Дуга не удалось бы в любом случае! Так что Ульри вошел и сразу все понял. И Дуг видел его глаза, его лицо, его дрожащие губы и его стиснутые на груди руки. Он не кричал, не полез в драку. Спросил только: — За что? И все. И звездец. Конечно, Дуг мигом выставил прочь любовника, конечно, он ползал перед мужем на коленях, пытаясь целовать ему руки, а под конец и ноги, конечно, он после его ухода пил не просыхая и, наверно, допился бы до необратимых последствий, если бы не Гер и не Матиас… И не паб, который с тех пор стал для Дуга истинным домом — из общей с Ульри квартиры ведь пришлось уйти, оставив ее теперь уже бывшему мужу. Развели их быстро, и по итогам раздела имущества Дугу остался паб, а к Ульри перешло все остальное, включая квартиру, машину и счета в банке. Случилось все это уже довольно давно. Ульри года три как был снова замужем и вполне счастлив, заведя давно желанного ребенка, на которого у Дуга все «времени не хватало». А Дуглас так и жил бобылем. Урок, полученный тогда, был слишком серьезным, чтобы все шло как-то иначе. Мутить с замужними омегами, как это делал овдовевший Гер, Дуг не мог от слова «вообще». А затевать что-то основательное со свободными, давая им некие вполне конкретные, но совершенно невыполнимые надежды, тоже не хотелось. Так что проблемы с нехваткой секса, встававшие особенно остро в период гона, Дуглас решал при помощи давнишнего приятеля, который тоже все никак не мог устроить личную жизнь. Это было честно. Это сохраняло в целости нервы. Счастья вот только не давало совсем… — Эх… Короче, сначала, узнав о том, что муж мне изменяет, ревел белугой, — продолжил тем временем Олсен, и Дуг вынырнул из воспоминаний. — Хотел этого омегу-разлучника, с которым Эдвин трахался, подкараулить и прибить. А потом… Потом вспомнил, что и сам такой. Тоже ведь из семьи альфу увел… — Аукнулось… — мрачно проворчал Дуглас. Олсен кивнул, и не думая спорить: — Аукнулось. Тем более что теперь-то я точно знаю, что про своего первого мужа Эдвин мне врал. Как-то собрался с силами и сходил, поговорил. Так что все про них выслушал. В подробностях. И почему ребенка Эдвину приспичило срочно заделать, тоже понял. Долго рассказывать, но выяснилось, что совсем не из любви ко мне или к детям это было, а чтобы просто… ну… имелся. Чтобы самому себе подтвердить, что может, что способен. А когда не получилось вот чтобы сразу, он и… — Олсен замолчал и уткнулся носом в кружку. — Сказал ему, что знаешь об изменах? — Сказал. Думал, он извиняться будет, оправдываться или врать начнет. А он… свободные отношения предложил — мол, сам с кем хочу, с тем и трахаюсь, и тебе так же поступать не запрещаю. — Почему не ушел-то от него? — А мне есть куда? — криво усмехнулся Олсен и опять отхлебнул пива. — Я ж, как замуж выскочил, комнату в институтской общаге потерял. Денег снимать жилье у меня нет. Бросать учебу и в мой Замудянск возвращаться — глупо. Да и не хочу я! Ты себе даже не представляешь каково это — приползти на пузе назад, разведенкой и неудачником. Я ж, дурачина, когда к родителям ездил да с одноклассниками встречался, хвастался так, что самому после стыдно было. Уж так свою сладкую жизнь в столице живописал, так по поводу провинциальной плевался! И что? Теперь возвращаться? Как представил, что обо мне говорить станут, так хоть в петлю. Ну и решил… Решил принять предложение мужа, — Олсен вдруг засмеялся зло и так громко, что редкие посетители паба даже обернулись удивленно. — Дают — бери. Да и вообще… Знаешь, хотел чтобы и Эдвин почувствовал, каково это быть рогоносцем. Хотел отомстить! — Ну и как? Удалась месть-то? — Дуглас стиснул край стойки, потому что в груди поднялось плохо контролируемое бешенство. Мстители, папу их всяко и разно! А о других, о тех, кого этой самой местью… или глупостью зацепить может, подумать не надо? Сидевшего в этот момент напротив омегу истово хотелось ненавидеть и презирать. И… не получалось. Потому что видел Дуг перед собой глубоко несчастное существо. Да и помнил общеизвестное: пусть тот, кто сам без греха, первым кинет камень. После того раза, когда Олсен вывернул себя перед Дугом буквально наизнанку, тот был практически на сто процентов уверен, что больше никогда с ним не увидится. Но ошибся. Через неделю или даже меньше Олсен возник на пороге паба с кульком из соседней пекарни в руках. Сидел, ел рогалики, пил пиво и болтал, зачем-то рассказывая о своих новых похождениях. И после приходил вновь и вновь. Правда, дальше баек о новых победах и новых альфах или бетах в своей постели уже не шел, в откровения не ударялся, суть своей болезненно скрученной в узел натуры не открывал. Лишь смеялся и изображал этакую равнодушную сволочь, которой плевать на все и всех. Дуглас попытался поговорить об Олсене с Гером, но тут же понял, что это напрасный труд. Друг на самом деле своего теперь уже бывшего любовника совсем не знал. И не потому что не расспрашивал, а потому, что Олсен был существом острым на язык и быстро отучил Гера лезть к нему в душу. Почему же он тогда был так откровенен с Дугом? Впрочем, следовало признать, что эти его рассказы из жизни «свободного» омеги никогда не были пошлыми, Олсен не переступал некую им же самим обозначенную для себя границу. Физиологию процесса он вообще никогда не затрагивал. Куда интереснее для него было другое — психология тех альф, бет, а иногда и омег, с которыми его сводила судьба. Их мотивы, их комплексы и внутренние противоречия. И, рассуждая о них, Олсен всякий раз выглядел искренне увлеченным. А Дуг слушал и вновь задавался все тем же вопросом: почему все-таки именно в нем Олсен обрел слушателя? Почему говорил обо всем этом именно с ним? А как-то, не выдержав, озвучил свои сомнения и Олсену: — А мне больше не с кем, — глядя ему прямо в лицо своими удивительными светло-зелеными глазами, пояснил тот и усмехнулся с уже знакомой язвительностью. — Потому что вижу: тебе мои умозаключения интересны. А вот друзьям-омегам, оказывается, важнее совсем другое. Позы, блин, и размеры узлов. И полдела, если бы только в этом была проблема! Понимаешь, они ведь меня вроде как поддерживают. Сидят, расспрашивают… А после за спиной осуждают. И сплетни эти мне другие омежки тут же пересказывают, этак еще и в лицо глядя — заденет или нет? — Хорошие у тебя друзья… — Нормальные. Это я дерьмо. — Не ерунди. Ты… ты просто запутался, Олсен. Что же до твоих умозаключений… Ты прав, мне интересно. Из тебя выйдет действительно крутой семейный психолог, когда диплом получишь и работать начнешь. Многим сможешь помочь… — Может, начнем с тебя? Попробуешь сам меня… распутать? Олсен уже как-то предлагал сеанс такой вот терапии. Или попросту говоря «дружеского секса». Но Дуг отказался и не жалел. Абсолютно! По очень простой причине — боялся влипнуть. Олсен был хорош. Очень хорош. И пах одуряюще завлекательно. Дугласу казалось, что словно бы свежайшей, только-только вынутой из печи выпечкой. Или даже теми самыми рогаликами с шоколадом. Причем особенно ярким запах становился в те дни, что предшествовали течке. Ее Олсен, кстати, неизменно проводил с супругом. Все еще надеялся, что беременность вернет их семейную жизнь в норму? Или, несмотря на все свое бахвальство и постоянную демонстрацию раскрепощенности, в таком вот видел своего рода супружескую верность? Ценил ли это Эдвин? Дуг вообще не понимал, как можно добровольно отправить «свободно любиться» такого омегу, как Олсен. Казалось, что любой альфа в такого должен вцепиться мертвой хваткой и биться за него с любым покусившимся. Но муж Олсена считал иначе… Почему? Дугу иногда хотелось встретить его в темном переулке и спросить… этак настойчиво. Задать все накопившиеся вопросы. И получить ответы — подробные и искренние. И он уже почти совсем-совсем собрался сделать это, но тут все в очередной раз перевернулось с ног на голову. Был дождливый вечер, который загнал в паб к Дугу целую толпу посетителей. В основном, понятно, альф. А когда зал уже был полон, в дверях вдруг нарисовался Олсен. Дуг, который изучил его уже очень хорошо, понял, что омега пьян. Но оказалось, что это еще только полбеды. Когда Олсен подошел ближе, стало ясно, что он еще и в течке! Запах был таким ярким, что разом перекрыл все. Альфы даже за самыми дальними столиками начали принюхиваться, вскидывая головы, привставать и озираться. — Ты совсем рехнулся?! — взревел Дуг, перегибаясь через стойку. — Я? — удивился Олсен, тоже жадно принюхиваясь. — Я в порядке. И совер-р-ршенно свободен! Дуглас попытался его увести, спрятать хоть в подсобке, хоть в омежьем туалете, потом решил, что это глупо, и вознамерился отправить домой, к мужу, но Олсен вдруг озлобился, глянул волком, оттолкнул с силой, а после припечатал: — Сам не ам и другому не дам? Отвали! И Дуглас… отвалил. А после только с бессильной яростью смотрел, как Олсен, разве что не вальсируя, направился к компании из трех молодых альф. А еще через несколько минут они торопливо расплатились и ушли, окружив омегу своими мощными телами… — Они его заебут до смерти, или после такой вот ночки он сам на себя руки наложит, — меланхолично, будто ни к кому не обращаясь, проговорил сидевший у стойки старый бета и отхлебнул из кружки. — Это вы о чем? — спросил Дуг, плохо воспринимая окружающее из-за вскипевшей в груди злой черноты. Старик вскинул седые брови: — Это я об омеге, который течный и пьяный явился к тебе, но ушел только что с тремя молодыми мудаками. И точно не о поэзии беседовать, а в отельчик напротив. — У него есть муж! — рыкнул Дуг, будто бы защищаясь, но бета только засмеялся, качая головой и глядя так, словно Дуглас был умственно отсталым: — Объелся груш тот муж, если парень в течке поперся сюда, а не домой! — Не домой… Поперся не домой… Герыч! — вдруг заорал наконец-то осознавший происходящее Дуг, и посетители в пабе даже как-то пригнулись к столам и перепуганно оглянулись. — Герыч, смени меня! Срочно! — Ну и молодец, — довольно проворчал бета, отхлебнул пива, а после вскинулся: — Но если у вас все сладится, с тебя, парень, скидка! — Это он о чем? — спросил Гер. — Потом! — выкрикнул Дуглас, сдирая с себя фирменный фартук. — Смени меня. Мне… мне надо! — Когда вернешься-то? — прокричал вслед Гер, но Дуг только отмахнулся. Администратор отельчика, действительно стоявшего практически напротив паба, был постоянным клиентом, а потому проблем с информацией не возникло. Лифт как назло был где-то на верхних этажах — вполне возможно, именно на нем уведшие с собой Олсена альфы в снятый ими номер и поднялись. Так что Дуг, снедаемый нетерпением, ждать его не стал, а помчался наверх пешком. Поднялся, немного перевел дух, а после решительно постучал в нужную дверь. Открывшего дверь альфу он сразу, даже не вступая в переговоры, ухватил за ворот уже расстегнутой рубашки и выдернул в коридор. Тот пролетел по инерции мимо и гулко врезался в близкую стену напротив. Кажется, головой, потому что после с очумелым видом сполз на пол. — Не лезь, — велел ему Дуг решительно, — и останешься цел. Альфа в ответ только разевал рот и моргал. Внутри номера вскрикнул, а после что-то торопливо произнес Олсен, а потом Дуг услышал звук пощечины… Как все вышло после, запомнилось каким-то смазанным видосом. Он кого-то бил, его кто-то бил в ответ. Но Дуг был злее, да и наловчился у себя в пабе разнимать пьяные драки, которые нет-нет да завязывались. Так что из стычки с двумя остававшимися в номере альфами (третий мудро предпочел не вмешиваться и свалил по-тихому) он вышел победителем. И в итоге остался один в номере с охваченным течкой Олсеном, который, кажется, уже ничего не соображал, потому что так и вис на Дуге, утыкаясь носом ему в шею и жадно принюхиваясь… Наверно, следовало уйти. Наверно, правильно было бы все-таки отправить омегу домой, к мужу, или вызвать этого мудака сюда, в этот пропахший свежей выпечкой номер. Наверно, кто-то другой, более сильный и сдержанный, так бы и поступил. А вот Дуг не смог! Трахал он Олсена так, будто тот был последним представителем омежьего племени на планете, а самому Дугласу осталось жить от силы до утра. Кровать яростно стучала спинкой в стену и скрипела, словно с жизнью прощаясь. Когда уже посреди ночи из соседнего номера стали возмущаться ни в чем не повинные и желавшие отдохнуть постояльцы, Дуг подхватил по-прежнему неадекватного Олсена и переправил его в ванную комнату. Здесь он его сначала мыл, любуясь совершенной наготой его стройного тела, а после снова трахал. И было все так хорошо, что, забывшись, Дуг пропустил момент, когда еще можно было избежать вязки… Олсен стонал и отирался о грудь Дуга спиной и затылком, дрожал и стискивал альфу внутри себя, а после вскрикнул и обмяк полуобморочно. Пришлось заниматься натуральной гимнастикой: одной рукой удерживать отключившегося Олсена, второй нащупывать полотенце и вытирать себя и его. После удалось подхватить его под колени и отнести на мучительно, будто в последний раз скрипнувшую кровать. Узел сладко тянуло, в члене и в сосках покалывало, истощившие содержимое яички повисли тряпочками, а Дуглас лежал, смотрел в затылок все еще запертого в сцепке с ним Олсена и постепенно осознавал всю глубину приключившегося звездеца. Он трахнул с узлом замужнего омегу! В течку! Не предохраняясь! И вот как теперь? Как, блин, теперь? Как смотреть в глаза самому себе? Как объяснить все Олсену? Через полчаса узел наконец спал, а вместе с ним будто что-то перестало давить и Дугу на мозг. Проблемы могли возникнуть только в том случае, если омега в результате непредвиденной вязки понесет. Вероятность такого исхода с учетом того, что Олсен рассказывал о неспособности забеременеть от мужа, была невелика. А если никаких последствий сегодняшней ночи не будет, Олсену лучше вообще не знать о том, что случилось! Пьян он был изрядно, а значит, наутро может и не вспомнить всего, что было ночью. Дуг скажет, что Олсен явился в паб, был пьян и пах начинающейся течкой, а потому был препровожден вот сюда, в отель, где и оставлен отсыпаться… Он и с администратором договорится, чтобы и тот дудел в ту же дуду, если утром Олсен полезет к нему с вопросами. Да! Именно так и нужно будет сделать! Трусость? Неумение отвечать за свои поступки? Тоже стопроцентно точное да! Но Дуг был согласен потерпеть угрызения совести, если это сохранит Олсену душевное равновесие. И, главное, сбережет им дружеские отношения. Придя к этому решению, Дуг дождался конца вязки, вновь отнес спящего Олсена в душ, где тщательно промыл ему анус, а после, вытерев, устроил в постели поуютнее, открыл окна, чтобы из комнаты выветрился густой и терпкий запах секса, и ушел, заперев дверь запасным ключом, который ему согласился дать все тот же знакомый администратор.