Я направляюсь в Вичиту, подальше от этого балагана.
Я еду в Вичиту, потому что на всём земном шаре не найдётся ни одного такого места, где меня были бы рады видеть, кроме домика Ларри. Решив поехать на поезде, я намереваюсь перехитрить Совет директоров: они почти наверняка уверены, что я воспользовался бы самолётом. Может, уже прочесали несколько десятков пассажирских авиалайнеров. Вне всяких сомнений, они ищут меня, но мне не хочется думать об этом. Я еду, чтобы начать новую жизнь. Чем я собираюсь заниматься? Ну что за глупый вопрос! Разумеется, тем же, что и все добропорядочные жители типичного канзасского городка. Я не боюсь работы, и кусок хлеба уж точно смогу добыть.Я буду собирать солому с полей, и пусть пот будет литься из каждой поры.
Уверен: дом друга моего детства гостеприимно распахнёт для меня свои двери. Я наконец-то увижу Ларри – того, кто долгое время был единственной ниточкой, связывавшей меня с нормальной жизнью, – и красавицу Элис, и двоих очаровательных малышей. И они посмотрят на меня обычными, полными радостного любопытства детскими глазами и назовут «дядя Мэтт». Всё будет так, как и должно быть. Стоп, притормози-ка, приятель. Ещё рано думать о будущем. Пока что нужно добраться живым до Вичиты.***
– Поезд дальше не идёт, проваливай, – бросает проводник с опухшим от недосыпа помятым лицом, заглядывая в купе. Он даже не догадывается, что для меня его грубые слова звучат мелодичнее, чем самые прекрасные симфонии мира. Я спрыгиваю на асфальт платформы, держа в руках чемодан, под крышкой которого спрятаны пара бутылок качественного вина и подарки для ребятишек. Лёгкие раздуваются, наполняемые холодным ночным воздухом, как паруса бригантины. Удивительно. Я всё ещё жив. Лёгкими шагами я пересекаю платформу и первым из новоприбывших вхожу в здание вокзала. В просторном зале ожидания над креслами, на которых коротают ночь терпеливые встречающие, висит огромный телевизор. Дверь за моей спиной ещё не успевает захлопнуться, как до ушей долетает голос ведущего поздней новостной программы: –...новые подробности о скандале, связанном с разоблачением частной военной компании, планировавшей имитировать покушение на американского дипломата в Саудовской Аравии. Как мы уже упоминали, несколько дней назад неизвестный хакер слил в сеть засекреченные данные организации. Его личность до сих пор не удалось установить. Сейчас главы группировки, так называемый «Совет директоров», находятся под следствием... Получилось! Эти мерзавцы заплатят за всё сполна, им не улизнуть. Теперь я свободен. Больше я не машинка на радиоуправлении и принадлежу себе, только себе самому. За всё время путешествия я ни разу не видел тех глаз: наверное, старые призраки всё-таки простили меня. Что ж, я никогда не желал вам зла, покойтесь с миром. Обещаю: с этого дня больше не будет убийств. Еле сдерживая довольную улыбку победителя, которая так и норовит осветить обычно угрюмое и озабоченное лицо, я пересекаю зал ожидания и выхожу на парковку. Ни одного такси. Ничего необычного: время как раз такое, когда уже не «слишком поздно», но ещё и не «очень рано». Мне, «таинственному хакеру», которого ищет вся страна, почему-то не хочется просить кого-то подбросить до дома, да и являться к Ларри посреди ночи – далеко не самая гениальная идея. Лучше вздремнуть в зале ожидания, пока не приедут первые такси. А пока можно пройтись по территории и подышать свежим воздухом. Я неторопливо обхожу здание вокзала, возвращаясь к платформе. Поезда, который привёз меня, уже не видно: наверное, он укатил в депо, прихватив с собой недовольного проводника. Железнодорожные пути пусты; этой ночью здесь больше не ждут закованных в металл, стучащих колёсами гостей. На душе легко как никогда; в голове роятся обрывки не беспокоящих, приятных мыслей. Впервые за долгие, долгие годы я могу с полной уверенностью утверждать: я счастлив. Подхожу к краю платформы, с полминуты молча созерцаю подёрнутые ржавчиной рельсы. Внезапно, решившись на опрометчивый поступок, спрыгиваю вниз, приземляясь на широкую шпалу – ребячество, да и только. На подошвы ботинок комьями налипает мокрая грязь. Опустив руку в карман, нащупываю привычный металлический холод зажигалки, достаю её и щёлкаю, запалив сигарету. Наверное, нужно бросить курить: я же не хочу подохнуть от рака лёгких к пятидесяти годам, верно? Эта мысль заставляет меня усмехнуться. Надо же, думаю совсем как нормальный человек. Как мало времени мне потребовалось, чтобы отвыкнуть от жизни наёмника, постоянно со страхом ожидающего неминуемой смерти, страдающего от назойливого чувства вины и тревожных мыслей. Нет, это в прошлом. Запрокидываю голову и, выпуская изо рта облачка дыма, умиротворённо смотрю на бледные, далёкие звёзды, с трудом разгоняющие мрак холодной ночи. Откуда мы приходим в мир и куда уходим? Честно говоря, я не верю в рай и ад, поэтому, полагаю, имя этому месту «небытие». Именно оно и является нашим постоянным домом, который мы покидаем только на краткий период жизни. Бах. Глухой звук выстрела прерывает мои размышления. Я слышу его как будто из-под воды. Что это? Показалось? Галлюцинация? Не показалось. Затылок отзывается острой болью, такой сильной, что перехватывает дыхание и темнеет в глазах. Нет, нет, нет!!! Этого не может быть! Они не могли так просто выследить меня, я же не преминул соблюсти все предосторожности! Конечно же, я всего лишь сплю где-нибудь в уютном купе поезда, и стоит мне очнуться, как эта боль в затылке исчезнет. Я широко распахиваю глаза, чтобы поскорее проснуться, но вместо этого теряю равновесие и тяжело оседаю на металлические перекладины. Чемодан выпадает из рук, защёлки открываются, и бутылка вина картинно выкатывается из него с гулким стуком.И я истекаю кровью прямо перед лицом Всевышнего.
Боже, сделай так, чтобы это всё оказалось лишь страшным сном! Я таращу невидящие глаза в тёмное небо, но оно безответно. Кажется, пуля повредила жизненно-важные участки мозга, и с каждым моментом думать становится всё сложнее. Точно! Может, Бог услышит меня, если мне удастся вспомнить хотя бы одну молитву? Изо всех сил напрягая разум, роюсь в остатках быстро ускользающей памяти. – Боже, храни Америку... - пение, похожее на стон, вперемешку с хрипом и пузырями крови вырывается из недр умирающего тела. Нет, это что-то не то. Неверное, Бог всё-таки не поможет мне.Все слова вытекут из меня с кровью, и я больше не буду петь.
Каждая секунда отнимает у меня контроль над какой-нибудь частичкой тела. Все попытки бороться с этим обречены на провал: время сильнее меня. Я лежу, уставившись на звёзды, и не чувствую своих рук и ног. Говорят, что в такие моменты «вся жизнь проносится перед глазами», но мне не даёт покоя только одно – мысль о сюрреалистичности происходящего. Для меня, столько лет успешно избегавшего смерти и жившего среди постоянного грохота выстрелов и гула человеческих голосов, было бы до абсурда нелепо умереть здесь, в этой гробовой тишине железнодорожной станции. Моя жизнь просто не может так глупо оборваться на холодных ржавых рельсах...А лужи моей крови твердят: «Возвращайся домой!»