The Originals: The Beginning of the Oblivion

       За окном раздается щебет птиц и топот первокурсников, весело спешащих на завтрак, и это единственное, что прерывает такую знакомую тишину библиотеки. Кая тяжело вздыхает, рукой взъерошивая отросшие до талии каштановые волосы и крепко зажмуривает глаза, отчаянно борясь со все ближе подступающей дремотой. Это, конечно, не помогает, и Майклсон потягивается на скрипучем стуле, остро чувствуя все затекшие за ночь ноющие мышцы. От недосыпа ее ощутимо знобит, она плотнее кутается в теплый свитер и позволяет себе зевнуть, прикрывая ладошкой рот и переводя тоскливый взгляд на зеленую лужайку за окном, пестрящую затылками младших учеников.        Кая не спала уже которую ночь. Перед ней на небольшом лакированном дубовом столе разложены старые учебники и магические рукописи. Многие прочитаны уже не один десяток раз, но надежда странная штука — девушка снова и снова открывает изученные почти наизусть бумаги, пытаясь найти хоть что-то. Результат, впрочем, не отличается от множества предыдущих, он ожидаем, но упрямство, буквально заложенное в ее ДНК, не дает просто опустить руки, ведь на кону стоит слишком много.        Сконцентрироваться больше не удается. Прочитанное не укладывается в голове ни одним словом, и она решает, что на сегодня, пожалуй, хватит. Переводит задумчивый взгляд на стеллаж впереди и на несколько секунд задумавшись, не сразу понимает, чем вызвано знакомое чувство в груди. Внутренний зверь напрягается, готовый защищаться, но осознание доходит до воспаленной головы почти сразу. Кая резко оборачивается на стуле, широкими рукавами свитера слегка задевая несколько древних страниц, но едва ли обращает на это внимание. Дыхание перехватывает и, во все глаза рассматривая вампира перед собой, Майклсон находит в себе силы подняться на ноги.        Вопреки всему, сон рукой снимает, а озноб резко сменяется жаром в груди, даже ощутимо покалывает щеки, когда карие глаза напротив внимательным взглядом впиваются в нее, жадно осматривая с ног до головы. Они совсем другие, проносится в ее мыслях, она их будто почти забыла. С таким трудом уложенные подальше воспоминания вспыхивают в голове опять, в который уже раз, заставляя сжать руки в кулаки, ногтями вспарывая собственную кожу, и она огромным усилием подавляет в себе позорное желание сбежать.        Не в этот раз, качает головой вампир, цепким взглядом улавливая, как слегка дергается ее тело и зеленые глаза всматриваются в спасительный выход за его спиной. С губ мужчины не срывается ни звука, она читает все это в его глазах и в, казалось бы, расслабленной позе. Стоя у стены в идеальном отглаженном костюме, с черной расстегнутой на пару пуговиц рубашке, он прячет руку в кармане слегка зауженных брюк и делает шаг вперед, окончательно вставая барьером между ней и ее здоровым спокойствием.        Которое, впрочем, и вовсе ей даже не снится.        — Что-нибудь хочешь сказать? — внезапно задает он вопрос, кончиками пальцев проводя по корешкам старинных книг, и Кая почти давится собственной слюной от неожиданности, жадно вслушиваясь в забытый хрипловатый голос.        Ты больная на всю голову, Кая.        — А что ты хочешь услышать? — дерзко отвечает она, не утруждая себя долгими размышлениями, хотя они оба прекрасно знают ответ.        Уголок его губ чуть поднимается, но она не понимает причины. Оторвавшись от своего занятия, мужчина, прищурившись, заглядывает ей в глаза и почти неуловимо быстро оказывается рядом, вплотную. Его горячее дыхание касается ее щек, легко колышет выбившиеся на плечи темные локоны, и она, испугавшись такой непозволительной близости, делает попытку отойти, но тут же врезается бедром в край стола. Путей отступления нет, а он, похоже, окончательно сошел с ума за эти пару месяцев.        — Элайджа…        Предостерегающий шепот сам собой срывается с губ, и непонятно даже ей самой откуда в нем вдруг на последних слогах умоляющие нотки. Глаза первородного в миг темнеют, а зрачки заполняют собой едва ли не все пространство радужки. Её руки дрожат, стоит его запаху вновь оказаться так близко, и звериные инстинкты без труда заполняют рассудок. Боже, что это с ней?        Просто безумие какое-то.        — Чего ты хочешь? — вопрос едва ли не ей в губы с каким-то обвинением, почти отчаянием, а сильные руки опускаются на край стола по обе стороны от нее, с силой сжимая.        Элайджа слышит ее колотящееся сердце, неистово гоняющее кровь по юным венам, непроизвольно делает глубокий вдох, носом зарываясь в густые волосы, но замирает, стоит только клыкам инстинктивно удлиниться, а венам на щеках тонкими дорожками податься вверх. Недоуменно нахмурившись, встречает ее испуганный и полный непонятной горечи взгляд.        — Человек, — шепчет он находясь все так же близко и не в силах отойти прочь.        Кровь в ее венах буквально поет для него.