Серпентис

С момента разговора прошло две недели. Северус больше не видел своего странного господина, но ему было позволено кататься верхом. Хозяин позаботился обо всем: о том, чтобы Боанегроса перевели в отдельную конюшню, где юноша мог спокойно общаться со своим подопечным, о том, чтобы во время прогулок Северуса сопровождал молчаливый немолодой воин, вооруженный до зубов, чтобы… да много о чем. А рабу с каждым днем становилось все тревожнее, как гусю, которого вкусно кормят только для того, чтобы зарезать для очередного симпосиона(15). Еще никогда юноша не испытывал столь противоречивых чувств. С одной стороны, он был счастлив, что его оставили в покое и предоставили, казалось, самому себе. С другой, было очевидно, что все эти вольности и удовольствия - временное явление. Хозяин что-то задумал. Боанегрос стоил дороже самого Северуса и то, что презренному рабу позволено кататься на нем, рождало в его измученной душе сомнения, которые никак не хотели развеиваться. Поэтому, когда вечером тот самый хмурый воин, который сопровождал юношу на прогулках, возник на пороге его комнатушки и обронил: «К хозяину», глупое сердце в груди раба сделало невероятный кульбит и тревожно забилось то ли от страха, то ли от волнения. На половине господина обстановка поражала простотой: скромная деревянная мебель, шкуры различных диких зверей, много оружия. Сам он сидел за большим столом и читал какой-то длинный свиток, хмурясь и постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Втолкнув юношу в комнату, посыльный закрыл за ним дверь с глухим, обреченным звуком. - Северус, - поднял глаза хозяин, - ты знаешь арамейский? - Немного, - признался тот. - Читаю. Пишу плохо. - Прочти. Письмо было составлено довольно безграмотно и так и сыпало угрозами и оскорблениями. То и дело фыркая и краснея, Северусу удалось восстановить его примерное содержание. - Ты обесчестил всех трех дочерей этого несчастного? - наконец, поинтересовался он, с веселым недоумением глядя на невозмутимого хозяина. - Насильно? - Хм, - чуть ухмыльнулся Алкестис, - я, хвала богам, на здоровье не жалуюсь, но до Геракла мне все же далеко(16). - Ответишь? - Нет. Собирайся, будешь сопровождать меня на симпосион. - Но… - Никаких «но». Молодым людям полезно иногда уделять внимание сверстникам, а не только одному-единственному коню. - Мало удовольствия в том, чтобы сидеть у ног хозяина и общаться с такими же «сверстниками». - Рабы обычно не сидят у ног, кто тебе сказал такую глупость? - Опыт, - коротко ответил юноша, поднимаясь. - Будешь настаивать? Алкестис внимательно посмотрел в горевшие вызовом и непокорностью темные глаза и, чуть помолчав, решил: - Не в этот раз. Актэ! В комнату проскользнула статная женщина средних лет и молча поклонилась. - Устрой Северуса на моей половине. Служанка снова поклонилась и вышла, так и не проронив ни слова. - Я буду рано. Утром. Навеселе. Если не хочешь пострадать, то не показывайся мне раньше полудня. Иди к себе, Актэ тебе все покажет, - с этими словами хозяин поднялся и подошел вплотную к напрягшемуся рабу. - Привыкай находиться рядом со мной, Северус. Внимательно слушай, что я говорю, и будешь цел. Темные глаза все еще с вызовом смотрели в серые, но юноша счел за лучшее согласиться. Он не понимал Алкестиса, а потому ответил: - Как скажете, мой господин, - прозвучало почти без издевки. «Господин» усмехнулся и приказал: - Иди. Вернулся он действительно почти с рассветом, с глухим стуком отбросил ножны с мечом, отшвырнул сандалии и гаркнул так, что у Северуса, отделенного от этого незнакомого мужчины лишь стеной и не слишком мощной дверью, чуть не остановилось сердце. - Где он?! - прозвучало это требовательно, каким-то непривычно хриплым голосом, видимо, обращены слова были к Актэ. В них отчетливо слышались тоска и страдание. - Где? - уже тише безнадежно повторил он. - Нет никого. Рядом со мной никогда никого нет. Через несколько минут, показавшихся замершему Северусу вечностью, в комнате все стихло. Не успел юноша успокоиться, как в спальне снова что-то зашуршало, и все тот же хриплый голос устало произнес: - Уйди, Иро, зачем тебе это? Послышались звуки поцелуев, тихий шепот и стоны юноши, тяжелое дыхание молодого мужчины, шорох одежд и вскоре звуки единения, которые Северус, красный как маков цвет, не мог ни с чем перепутать. Стоны Иро становились все громче, пока, наконец, не оборвались на высокой, чистой ноте: - Господин! И все стихло. - Уходи, - снова сказал Алкестис, видимо, придя в себя. - Оставь, Иро, ты ничем не поможешь. Никто ничем не поможет. - Но… - попытался возразить юноша. - Вон, - тихо, но твердо произнес хозяин, и босые ноги раба прошлепали по полу. Дверь тихо притворилась, и Алкестис, с трудом поднявшись, направился в купальню. Послышался плеск воды, тихая ругань и через минуту - приближающиеся шаги. Сердце Северуса снова застучало как сумасшедшее, когда в узком проеме открывшейся двери появился высокий широкоплечий силуэт, четко вырисовывавшийся на фоне рассветного неба, видимого в огромное окно за спиной замершего хозяина. Пошатываясь, Алкестис рухнул рядом с Северусом, подгреб его к себе и тут же заснул, уткнувшись в волосы своего пленника. ________________________________________________________ 15 - симпосион - пирушка, на которой зачастую не только часами пили и ели, но и разговаривали на философские темы, смотрели на танцы гетер, пели песни. 16 - один из не самых известных подвигов Геракла (его еще называют тринадцатым) - это ночь, проведенная с пятьюдесятью дочерьми Феспия, каждая из которых до этого была девственницей и понесла от него.