Дружба начинается не со знакомства

Прошло ещё немного времени, мальчики подросли, и настал одиннадцатый день рождения у Дадли, который решили справить прогулкой по Лондону, в частности по Лондонскому зоопарку. Утро началось с того, что тётя Пэт постучала в каморку к Гарри и визгливо прокричала: — Вставай, мальчишка. Живо! Гарри с трудом продрал глаза, пытаясь прогнать остатки сна, в котором ему почему-то снился летающий мопед, и сипло проговорил: — Хорошо… хорошо, встаю. — И поторопись. У Дадлика день рождения, и всё должно быть идеально, — с этими словами тётя ушла на кухню, а Гарри глухо застонал. Ну конечно! День рождения! Как он мог забыть? И он, торопливо вскочив, принялся одеваться, мимоходом стряхивая с одежды пауков, коих много было в чулане под лестницей. Да, Гарри всё ещё спал здесь, потому что за годы привычка только окрепла (а детские привычки, как известно, самые верные и прочные), и кроме того, Гарри все ещё помещался в чулане, так как сильно отстал в развитии и в свои десять выглядел на восемь. Был он худенький, узкоплечий, с тоненькими руками и ногами, острыми локоточками и коленками, темно-каштановые волосы вечно лохматились и прикрывали зигзагообразный шрам на лбу, похожий на разряд молнии. Этот шрам Гарри сначала любил, пока тётя не объяснила ему, как именно он появился, а появился он, когда его родители погибли от руки темного мага. После этого Гарри, понятное дело, перестал гордиться странным росчерком над правой бровью. Одевшись в просторные короткие штаны и такую же рубашку-мустанг в черно-синюю клеточку, он принялся обуваться в сандалии, ремешки которых более-менее умел застегивать самостоятельно. Ох и намучилась тётушка с подбором подходящей ему по размеру одеждой! Дело в том, что Гарри кардинально не переносил прикосновений, никаких. Так что в гардеробе не было ничего тесного и обтягивающего, никаких ремешков, лямок и — упаси Боже! — шнурочков. Шнурки Гарри завязывал очень трудно и долго, на каждый ботиночек тратились по десять-пятнадцать минут, не меньше. Таким образом, в личном гардеробе Гарри присутствовала одежда на один-два размера больше, простая и практичная обувь безо всяких финтифлюшек, цепочек-шнурочков-фенечек… Войдя на кухню, мальчик обнаружил Дадли, тот мрачно созерцал гору ярких пакетов и коробок, присланных многочисленными папиными родственниками и коллегами по работе. Что ж, Гарри понимал его уныние, мало какой толстый мальчик обрадуется гоночному велосипеду и скейтборду, которые, судя по открытке, прислал из Америки Бенджамин Дурсль, какой-то троюродный брат Вернона. А всего подарков было насчитано ни много ни мало тридцать семь, и ещё два Дадли собирался получить в городе от мамы с папой. Сам Гарри уже сделал подарок, слепил из пластилина черепашку, точную копию живой. И она, кстати, понравилась Дадли, он очень ценил маленькие и скромные подарочки от кузена, потому что они сделаны его собственными руками, от всего детского сердца и от всей души. А такое даже тугодум-Дадли понимал. После завтрака все погрузились в семейный форд-седан дяди Вернона и поехали в Лондонский зоопарк, с ними ещё была миссис Полкисс со своим сыном Пирсом, тощеньким замухрышкой, похожим на крыску, но со спокойным и мирным характером, каким, впрочем, и обладают декоративные белые и пегие крысы в отличие от диких подвальных пасюков. Приехали в Лондон; мальчишки с интересом вертели головами, старательно глазея на красочные витрины магазинов, и всей душой желали заглянуть в какой-нибудь супермаркет, на дверях которых красовались зазывные и манящие рекламные надписи вроде: «Всесокрушающий Ральф — только у нас!» и «Космос каждый день — победи пришельца!» Ух, как рвались мальчишечьи сердца и души туда, в таинственные залы с игровыми автоматами. И тётя Пэт, как ни боялась «одноруких бандитов», всё же допустила пацанов в один такой игральный рай, потому что день рождения сына — это святое. После прохладного и полутемного зала было солнечное кафе, в котором мальчики получили по огромной порции клубничного и ванильного мороженого, большие стаканы молочного коктейля и по куску шоколадного торта. Подкрепившись таким образом и набравшись сил, они дружной толпой двинулись на штурм зоопарка. Дети с восторгом взирали на всевозможных животных, искренне поражаясь всем странностям и причудам природы. Слон порадовал их тем, что подал голос — затрубил, подняв длинный и гибкий хобот, двугорбый верблюд-бактриан ни с того ни с сего решил поплеваться, и Гарри чуть не свалился с плеч дяди Вернона от смеха, глядя, как шарахаются испуганные тётеньки от зеленого желеобразного плевка. Насмешил их и пони, который наотрез отказывался катать детишек и соглашался только после угощения! Горилла с задумчивым видом чесала голову и была до того похожа на Дадли, что Гарри не удержался и, хихикая, сообщил об этом кузену, тот не обиделся, а наоборот, присмотрелся и согласился с Гарри, добавив, что именно так он выглядит, когда думает на толчке. Тётя ахнула, покраснела и осторожно осмотрелась по сторонам — не слышал ли кто? Никто не слышал, слава Богу! В океанариуме всем мальчикам понравилась огромная морская черепаха размером с подушку, большущая, светло-зеленая, с кожистым панцирем, острые когти на передних ластах впечатляли, очень крутая зверушка. В террариуме было прохладно и темно, ярко освещались только терры со змеями, каких только их не было! Королевские кобры, полозы, удавы, питоны и гадюки всех мастей и пород… На одном боа-констрикторе Дадли заскучал и заныл о том, что все змеи какие-то дохлые, хоть бы одна пошевелилась и показала себя в движении. И начал барабанить по стеклу, стремясь расшевелить гадину. Стекло гулко загудело, и Гарри, честно опасаясь за Дадли — а ну как разобьет и порежется! — решительно оттолкнул его от вольера, прося оставить змею в покое. Дадли рассердился и толкнул Гарри в отместку, жалобно крича, что у него великий день, а эти гадины и в ус не дуют, совсем его не уважают! Куда подевалось стекло, никто так и не понял, и Гарри в том числе, просто двое сцепившихся мальчишек внезапно и ко всеобщему ужасу оказались в вольере у бразильского удава. Против ожидания, удав никого не стал душить, вместо этого он размотал свои пестрые кольца и шустро рванул на свободу, а Гарри в его тихом и язвительном шипении почему-то послышалось: — Сс-с-спас-с-сибо, амиго! С-с-с дороги, я с-с-спеш-ш-шу в Браз-з-зилию… Вот что это было??? Он что, совсем околдунился? Уже змей понимает? Ой, мама… Вернувшись домой, притихший Гарри забился в чуланчик и предался черной меланхолии, остро переживая случившееся. Ему это совсем не понравилось, совсем. А стало ещё хуже, когда спустя месяц пришло письмо. Гарри, как обычно, сходил за почтой, привычно подобрал лежащую на полу перед дверью стопку конвертов и начал лениво перебирать: вот открытка от тёти Мардж, интересно, она приедет в этом году? Хотя нет, вот адрес, ну да, она отдыхает на острове Уайт… А это что? Коричневый толстый конверт, марок нет, но есть восковая печать и… Сердце сначала ухнуло куда-то в пятки, потом подлетело вверх и суматошно забилось в горле, в глазах потемнело, а ещё в них замерцали серебряные стрелочки, хаотично заметавшиеся туда-сюда при виде адреса. Жуткого, непостижимого адреса. «Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей» — вот что было написано на конверте. Гарри, белый как мел, вошел на кухню, отдал письма дяде, а потом, справившись со своими эмоциями, бросился в чулан и, спешно собрав все свои вещи, срочно перенес их в свою комнату на втором этаже. От греха подальше, а то понаедут эти… из соцопеки, и доказывай потом, что не верблюд. Никто же не поверит, что ребёнок добровольно «заточил» себя в чулане. Злополучное письмо дядя сжег в гараже в цинковом тазике, а потом, после спешного сбора, всё семейство рвануло на Уайт, к тётушке Мардж. Остаток июля было решено провести на острове Джерси, на свой день рождения Гарри тоже попросил зоопарк, а ближайший как раз и был на данном острове, Джерсийский трест имени Джеральда Даррелла. Гарри и Дадли чудесно провели время, наблюдая за мелкими зверьками типа лемуров галаго, долгопятов, смешных обезьянок колобусов и капуцинов, белоухими фазанами, кошками Жоффруа, леопардами и прочей пушистой и не очень милотой. На фоне всего этого продолжали приходить письма, сперва десятками в пачках, потом сотнями в мешках, от них дядя избавлялся всеми способами: сжигал, рвал в клочки, измельчал в комбайнах на кухнях в придорожных мотелях. И напоследок испортилась погода, весь день моросил противный мелкий дождь, даже и не дождь по сути, а так, водяная пыль. И эта гадкая, мерзкая погода загнала их на безымянный островок с заброшенным маяком и полуразвалившейся хижиной при нем. Именно там их нагнал Хагрид, чтобы вручить Гарри опостылевшее письмо, от которого они убегали вот уже пару недель и через пол-Англии. Но сначала была буря, сверкали жуткие молнии, оглушительно грохотал гром, порой сливаясь с молниями воедино, ослепляя и оглушая сразу. С кошмарным и каким-то потусторонним шелестом разбивались о прибрежные скалы гигантские волны. Семейство Дурслей и Гарри безуспешно пытались заснуть под этот адский шум взбесившейся стихии. Все вместе они сиротливо сгрудились на продавленной гнилой софе перед неработающим камином, во всяком случае, попытки дяди Вернона разжечь его ни к чему не привели, и тоскливо ежились при очередном раскате грома. И на привычное «БУМ!» среагировали вяло и с опозданием, до них как-то не сразу дошло, что грохочут в дверь, а когда эта самая дверь слетела с петель, было уже поздно. В дверном проеме стоял великан, на фоне зигзагов и хаотичных росчерков молний его лицо нельзя было разглядеть, а был виден только лохматый силуэт. Верзила, наклонив голову, шагнул в хижину, нагнулся и, подняв дверь огромными ручищами, приставил её обратно к косяку. Стало чуточку потише. Великан повернулся и внимательно оглядел всех, кто был в хижине. — Ну чего, может чайку сделаете, а? Непросто до вас добраться, да… устал я… Шагнул было к софе, да и замер — дядя Вернон и тётя Пэт, растопырив руки, прикрывали своими телами двух мальчиков, а те, в свою очередь, отчаянно вжимались в тела взрослых. При таком раскладе каждый нормальный человек задумается о своем поведении, видя, как его боятся. Задумался и Хагрид. Притихнув, он подошел к камину, направил в него кончик своего зонтика, взмахнул, и с его деревянного наконечника в камин ударила струя огня, который тут же ярко запылал, моментально согревая щелястую, дряхлую хижину и её временных обитателей. При ярком, но колеблющемся и дрожащем освещении стало видно, что у великана красное лицо и иссиня-черные спутанные волосы, а также черные блестящие глазки, похожие на жуков. Верзила, поглазев на съежившихся на софе людей, спохватился, полез в карманы своей кротовой шубы и достал знакомое до оскомины письмо, помахал им перед собой и неуверенно произнес: — А Гарри Поттер-то где? Петунья сдавленно пискнула, лихорадочно пытаясь сделаться пошире, потолще и потверже, чтобы наверняка закрыть обоих мальчиков и мужа впридачу. Вернон, впрочем, проделывал то же самое, и ему это удалось гораздо лучше, чем худенькой Пэт. Слегка обескураженный великан сделал ещё одну попытку: — Гарри, да где же ты? Я тебе подарок привез, — на этих словах из кармана досталась коробка с чем-то, — и письмо из Хогвартса, вот. С днём рождения, значит, Гарри. Гарри, понимая, что деваться некуда, нерешительно выглянул из-за дяди Вернона и робко посмотрел на пришельца, тот радостно заулыбался и приветливо загудел: — А вот и наш Гарри! Ишь как на папку-то похож, один в один просто… а глаза материны. Держи тортик-то, я его сам испек! Может, и помялось слегка там чего, я на эту штуку сел по дороге, но вкус-то оттого не испортился, да! — И коробку мятую Гарри протягивает, заискивающе при этом заглядывая в глаза, как человек, который понятия не имеет, как с детьми обращаться. Ну, делать нечего, Гарри сполз с софы, подошел и неловко взял коробку двумя руками. И отрицательно замотал головой на предложение взять письмо. — Не надо. Я не поеду в Хогвартс. Сказав же эти слова, Гарри опасливо замигал, видя, какой эффект произвела его фраза на великана, у того был такой вид, словно его по голове кувалдой огрели. Бедняга никак не мог поверить в то, что услышал только что. Знаменитый Гарри Поттер отказывается ехать в Хогвартс! Да быть того не может! Не иначе как ему эти отвратительные магглы мозги промыли! Додумавшись до этого, разъяренный великан возмущенно взревел: — Дурсль! А дядя Вернон вдруг тоже возмутился и бешено заорал, брызгая слюной: — А что сразу Дурсль? Если какому-то старому маразматику взбрело в голову заморозить мальчишку на ледяном пороге, то это нормально? Нормально, я спрашиваю? А если я пытаюсь защитить племянника от всяких ненормальных типов вроде вас, то уже Дурсль! Не совсем ясно, что именно услышал великан, но он не стал разбираться. Слепой и глухой от бешенства, он в запале выхватил свой волшебный зонтик и направил его на… Дадли. Гарри истошно завопил не своим голосом и без раздумий кинулся наперерез фиолетовому лучу, принимая на себя удар, предназначенный брату… Вспышка острой боли и темнота.