You have set something in motion Much greater than you've ever known Standing there in all your grand naïveté About to reap what you have sown Time will feed upon your weaknesses And soon you'll lose the will to care When you return to the place that you call home We will be there, we will be there Nine Inch Nails «My Violent Heart»
— Я понимаю, вам неприятно об этом говорить, — комиссар Маттиас Хан спрятал глаза. Он терпеть не мог допрашивать жертв преступлений и их родственников. Тот факт, что сейчас он говорил с пострадавшим от несчастного случая не слишком поменял отношения Хана к ситуации. — Но… — он закусил губу, — расскажите, пожалуйста, еще раз обо всем, что произошло на складе. Зачем Кугер еще раз послал его на это дело, несчастный комиссар не понимал — вроде, разобрались уже! Да, сторонние лица оказались любопытными идиотами и оплатили собственную глупость непомерной ценой. Чунта вздохнул и ещё раз изложил события злополучной ночи по порядку. Он прекратил в своем монологе давать негативную оценку личности ненавистного ему химика, однако не умолчал как о факте его нахождения ночью на складе, так и о том, что его безвременно погибший брат Норбу был знаком с невестой Кимблера и некоторое время переписывался с ней. Тибетец, порывшись в вещах брата, даже нашел пару фотокарточек демоницы из его кошмаров. Одну из них он отдал полицейскому, вторую же оставил себе: хотя эта женщина пугала его, но она и влекла и манила его, как магнит. …Он жадно целует её губы, она тонкими руками обвивает его мощное тело, фиалковые глаза призывно смотрят из-под опущенных ресниц, когда она, дразня, отстраняется. Страсть — беспредельная, лишающая разума, готовая перелиться через край — заполняет его существо, а демоница косо улыбается накрашенными губами и, подаваясь навстречу ему, обнимает, вонзив острые когти, преодолевая сопротивление плотной кожи и мощных мышц, сокрушая края ребер, причиняя нечеловеческую боль, заставляя захлебываться собственной кровью и жадно и бесплодно хватать воздух ртом… …Он просыпается в холодном поту, дыша тяжело и часто, боль отдается легким эхом в перенапряженном теле; эрекция уже спала и белье перепачкано, но он, вытирая пот со лба, включает настольную лампу и вглядывается в старую выцветшую фотокарточку, с которой вовсе не развратно и призывно, а смущённо, улыбается фройляйн Леонор Шварц… Комиссар нахмурился, разглядывая фото незнакомки, в которой он узнал посетительницу Кугера. Дело принимало странный оборот. Наскоро попрощавшись с тибетцем, он натянул фуражку и поспешил в участок. Наверняка полицайрат теперь не закроет дело, а завалит его дополнительной работой. Хан был отличным следователем — он любил свою работу и умел находить и сопоставлять информацию. Но отчего-то этим делом заниматься ему решительно не хотелось — Маттиаса не покидало ощущение, что он вляпался в вязкую, липкую, дурно пахнущую субстанцию, от которой нет ни малейшего шанса отделаться так, чтобы не причинить себе и своим близким вреда. Более всего его тревожила судьба прекрасной цветочницы Грейсии, и он очень надеялся, что вся эта ситуация никак не отразится на её благополучии.***
Одним прекрасным утром на пороге дома Безногого появился Веллер, как всегда, безукоризненно одетый, гладко выбритый и благоухающий одеколоном. — Рад видеть вас, — он пожал инвалиду руку. — Хотел расспросить вас лично о новостях, а также посмотреть на обновленную коллекцию растений. Безногий обрадовался нежданному гостю — несмотря на то, что до конца он не доверял никому, и даже себе, хороший сообщник всегда пригодится. Особенно когда сам ты ограничен в передвижениях. — Проходите, конечно, — Шаттерханд повернулся и поехал по коридору, жестом приглашая гостя следовать за ним. — У меня для вас есть сюрприз. Веллер отметил, что Шаттерханд свернул раньше — до поворота на оранжерею оставалось еще добрых метров пятнадцать, — отчего у Готтфрида засосало под ложечкой. Как знать, не решит ли этот человек, получив от него всё, что ему было надо, избавиться от него теперь. Особенно если Безногий все же получил какую-то ценную информацию об искомом предмете. Однако страхи Веллера не оправдались — напротив. Шаттерханд завел его в маленькое помещение, сплошь уставленное приборами и затянутое проводами и разбросанными магнитофонными лентами, жестом предложил занять неказистое, но удобное кресло, и с видом триумфатора нажал на кнопку воспроизведения на одном из магнитофонов. Из похрипывающего динамика раздались искаженные, но знакомые голоса. — Выходит, Циммерман переметнулся, — задумчиво сказал Веллер, поглаживая пальцем нижнюю губу. — А Хаусхоффер послал их ко всем чертям… — К сожалению, момент измены Циммермана мне отследить не удалось, — посетовал Безногий, подкручивая какие-то ручки. — Пока я настроился на резервный передатчик, ушло некоторое время. — Вы хотите домой? — Что стало с Аместрисом? — Об этом вам лучше поговорить с моим братом. — Вы знаете, с кем он разговаривает? — Веллер нахмурился и постучал пальцами по подлокотнику кресла. — И кто такой этот… Багряный… Багровый… Безногий повернулся лицом к собеседнику и усмехнулся. — Я не узнаю голос этого человека. Аместрис — большая страна, поймите. Даже если мы виделись или знали друг друга — слишком много воды утекло. И техника пока не совершенна. Что же до Багрового алхимика, — его голос едва уловимо переменился, — знаю. Это ветеран войны в Ишваре, живое оружие, с количеством убитых им человек сравнятся послужные списки разве что еще пары-тройки таких же выдающихся. Веллера передернуло — он не мог привыкнуть к тому, что всё это — реально. Что можно одним щелчком пальцев затопить огнём целую долину. Что можно превратить всё, что угодно, в оружие. Этот суеверный страх помешал ему отметить, как поджал губы его собеседник, говоря об этом ветеране, и что в голосе его проскользнуло нечто слабо уловимое, но явно не имеющее ничего общего с тёплыми чувствами. — Что он умел, этот Багровый? — само наименование алхимика вызывало однозначные ассоциации. — Взрывать. Он мог виртуозно взрывать все, что угодно. И кого угодно.***
— Добрый вечер! — колокольчик звякнул, когда на пороге цветочной лавки появился улыбающийся мужчина в светлом тренче и шляпе. Ноа подобралась — Грейсия отошла, а как на неё, цыганку, отреагирует столь респектабельный, судя по внешнему виду, клиент, она не могла себе даже представить. За время работы откровенного хамства или неприязни не выказывал никто, но косо смотрели многие, очень многие. — Здравствуйте, — кивнула девушка, — вам помочь? Кимбли поджал губы. Ему нравилась эта лавка и её хозяйка, и он не ожидал увидеть здесь цыганку — бывший алхимик держал нос по ветру и прекрасно понимал, как стоит относиться к этим людям. Однако пока у него не было формального повода. — Простите, — начал он, снимая шляпу и оглядывая витрину, — а могу я поинтересоваться, где фройляйн Грейсия? Ноа вздрогнула — она заметила на ладони мужчины татуировку, так напомнившую часть того, что рисовали Эд и Ал при открытии Врат. Также девушке бросились в глаза следы почти сошедших синяков на лице посетителя: характерная легкая желтизна очерчивала нижний контур левой скулы. — Она скоро подойдет, — цыганка улыбнулась, — вы можете подождать её. Или, если хотите, я тоже могу вам помочь. — Разумеется, — он придирчиво оглядывал цветы. — Будьте добры, пять этих роз, — Кимбли указал на розово-сиреневые крупные бледные бутоны. — И перевяжите лентой, пожалуйста. — Разрешите, — проходя рядом с ним, она мимолётно коснулась его предплечья рукой. …Выжженная серая земля простирается перед ним, стоящим на возвышении. Кажется, сам воздух пропах смертью. Он смеется исступлённо, кажется, вот-вот — и по пыльным щекам прочертят влажные дорожки слёзы экстаза. Серая земля изрыта воронками, всюду мёртвые тела, мир утратил краски — пока он не смыкает ладони, и перед ним не раскрывается волшебный, пламенный, алый цветок, пока его лепестки не осыпаются искрами, оставляя на сером небе росчерк багрянца. И по серой земле багровыми реками течёт кровь, словно неизвестный художник, набросавший углём унылый пейзаж, взял банку киновари и щедро пролил поверх… Ноа с трудом справилась с приступом тошноты. — Вам плохо? — он обернулся к девушке. — Нет-нет, благодарю вас, — цыганка отшатнулась от протянутой татуированной ладони. — Всё в порядке. Она ещё долго смотрела вслед странному посетителю — истинно говорят, внешность обманчива! Мысль о том, что он, скорее всего, постоянный посетитель лавки вызвала у цыганки суеверный ужас — хотя он ничем не выказал неприязни и даже напротив, был чрезвычайно корректен — девушка не хотела смотреть в его глаза. Это были глаза убийцы. — Ноа, как успехи? — цыганка вздрогнула от неожиданности, не заметив возвращения цветочницы. — Я смотрю, витрина изрядно опустела за моё отсутствие! Вошедшая Грейсия принесла ещё горячие колбаски и кофе. Выслушав, кто заходил, она покивала и обрадовалась. — И как пожилая фрау? Не скандалила? А как тот мужчина в шляпе? Вопросы сыпались на Ноа как из рога изобилия. — Нет… — цыганка поджала губы — что она могла сказать? — Я в них не сомневалась, — улыбалась Грейсия. — Даже в мужчине в шляпе? — слова сорвались с губ сами собой. Грейсия испытующе посмотрела на Ноа — конечно, она привыкла, что слова таких, как он, имеют значительный вес, и сейчас цыганка боялась подобных людей значительно больше, чем простых работяг. — Между прочим, у него невеста — еврейка.***
— Невеста? — округлил глаза Эд. — А он тут времени зря не теряет! — Завидуешь? — Энви водрузил тощие ноги на журнальный стол. Ноа рассказала братьям и гомункулу про посетителя и свое видение. Ал нахмурился и поджал губы, Энви расплылся в улыбке, а Эд… — Перестань, — буркнул Элрик-старший, — просто интересно, какая женщина в своем уме свяжется с Кимбли. Цыганка была не согласна с Эдвардом — не увидь она того, что для ее глаз не предназначалось, ей бы и в голову не пришло плохо думать об этом вежливом и на первый взгляд приятном человеке. Но, похоже, Эд знал примерно то же, что и она. — Ладно тебе, — протянул Энви, — не так уж он и плох. Ал вздрогнул — он помнил последнюю битву, в которой Хейнкель нанес Багровому алхимику тяжелейшее увечье, помнил их разговор, и совершенно не желал еще и здесь получить врага в лице этого человека с вывернутой наизнанку моралью и витиеватой логикой. — Я и не говорил, что он плох, — посерьезнел Эдвард, — если бы не он, не знаю я, где бы мы все были. — Вопрос в том, что ему нужно, — подал голос Альфонс, подняв голову от учебника по химии. — Может, стоит поговорить с ним и выяснить, по какую он сторону баррикад?