Weak-hearted decisions Won't break our fall. Business as usual Is not acceptable. Our noble visions Where have they gone? Don't say we didn't have a choice We did but we chose wrong. De/Vision «Where's the Light»
Я не хочу, чтобы ты открывал Врата. Голос Ласт, произнесший эту фразу вчерашней ночью, отдавался у него в голове. Какая ей разница, что станет с ним, простым сообщником, если он сокрушит преграду, отделяющую её от мечты? Я не хочу, чтобы меня преобразовывали. Это звучало почти как детская просьба, как нечто настолько искреннее и непосредственное, что он даже растерялся. Более всего Зольф хотел найти Прайда — это был тот самый гомункул, которого алхимик с мстительным удовольствием пустил бы в расход. Тот, кто показал себя, по мнению Кимбли, недостойнейшим из недостойных, извратившим всю идею той войны. Предатель — он и есть предатель, и, случись Зольфу повлиять на вердикт мира, он с удовольствием нашептал бы судье обо всех «подвигах» вероломной твари. Сейчас он ехал к Кугеру, чтобы выдать требуемый отчёт, предвкушая негодование полицайрата. Надеждам было суждено сбыться. — Это что? — нахмурившись, спросил страж порядка. — Я вас спрашиваю, что это такое?! Одутловатое лицо Кугера пошло пятнами, он даже расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Полицайрат гневно потрясал стопкой листов, исписанных аккуратным почерком. В верхнем правом углу каждого листа, вместо фотокарточек, красовались выполненные химическим карандашом рисунки. К слову, весьма недурные. — Видите ли, — растягивая слова и ухмыляясь, елейным тоном отвечал Зольф, — собаке моей невесты чудовищно приглянулись фотокарточки. Часть из них мне удалось спасти, — он, брезгливо зажав между пальцами бумажный конверт, протянул его полицайрату, — но часть, увы, утрачена безвозвратно. Я на каждом листе нарисовал образец. Так как все они визуально различны, не думаю, что у вас возникнут проблемы. Кугер принял конверт из рук Кимблера, отметив про себя, что выкинет его не раскрывая, когда этот мерзкий субъект покинет его кабинет. Формального повода обвинить химика пока не было, но полицайрат жаждал его найти, и найти так, чтобы не навлечь на себя гнев дьяволицы-Леонор. — Омерзительно, — пробурчал страж порядка. — Вы не могли лучше следить за животным? — Это всего лишь собака, — пожал плечами Кимбли, — иной раз за людьми-то не уследишь, хотя, казалось бы — сколько написано о человеческом интеллекте. А тут всего-то животное. Кугеру показалось, что его посетитель в иносказательной форме попросту насмехается над ним. Вот уж до чего отвратительный тип! Под стать своей невесте — с ними обоими, даже имея козырь в рукаве, он почему-то всякий раз чувствовал себя побежденным. Но он был убеждён, что настанет и его черёд смеяться. Последним, разумеется.***
— Херр Кимблер, к вам посетитель. Вам кофе сварить? — Берта встретила как всегда. Кимбли окинул взглядом гостя — им оказался тот самый плешивый агфовец, притащивший злополучную «икс-бомбу» на полигон. Зольф сжал зубы — что-то явно происходило, вокруг этой бомбы плелась какая-то значительная интрига, в которую он оказался втянут совершенно против собственной воли. Значит, пришло время выяснить, что к чему. — Да, благодарю вас, Берта, — он вежливо кивнул, затем пожал руку посетителю и открыл дверь в кабинет. — Доброго дня, херр Рубер, прошу, проходите. Рубер постоянно потел. Похоже, измученный войной, нервами и злоупотреблением пивом организм таким образом реагировал на страх, который стал несчастному химику вечным спутником и верной женой. И сейчас, глядя на Кимблера, он потел ещё больше. Всё его нутро говорило об опасности этого человека для него, хотя тот самый голос, явно принадлежавший если не дьяволу, то, по меньшей мере, демону из его свиты, утверждал, что это он, Рубер, сделает свой ход, который позволит вывести Кимблера из игры. — Вы меня помните? — голос Ганса предательски дрогнул. — Разумеется, — холодно отозвался Зольф. — Точно так же, как я помню, что ромштекс оказался для вас неприемлемой закуской, в связи с чем вы решили восполнить недостаток калорий вином за ужином десятого апреля сего года. Рубер вытер изрядно взмокшую проплешину. Как этот дьявол из исповедальни видел его схватку с этим человеком? Кимблер же его сожрёт и не подавится! Несчастный химик помнил, с каким пристрастием этот человек выпытывал подробности конструкции его взрывчатки, как безошибочно определял, что и где взорвалось и, конечно, как стягивал наушники, а на лице его отражалось почти физическое удовольствие. — Вы садитесь, — Зольф придвинул кресло посетителю. — Чему обязан? — Мне очень надо с вами поговорить, — набрав побольше воздуха в лёгкие, выпалил Ганс — быстро, чуть ли не зажмурив глаза. За последнее время он привык бояться всякого шороха, а после провалившегося испытания все его страхи словно пустили новые побеги и корни, распространили по его существу колючие разлапистые ветки-руки и готовились к цветению огромными, безобразными, удушливо пахнущими цветами. — Ну так говорите, — пожал плечами Зольф. Наконец, Берта принесла кофе, и Кимбли испытующе воззрился на собеседника. — Вина, к сожалению, не держу. Могу предложить коньяк в кофе, будете? Зольф искренне не понимал этого низкопробного представления. По его мнению, Руберу стоило взять себя в руки и наконец выложить, за каким чёртом он притащился к человеку, с которым его не связывало ровным счётом ничего. А сейчас же его визитёр кивал, отвратительно облизываясь и сжимая в потных ладонях уже насквозь мокрый носовой платок, и, похоже, не собирался переходить к повествованию. Даже когда Берта по природной щедрости плеснула в его кружку несколько больше, чем полагалось, он только смотрел на Кимбли и прихлёбывал еще горячий кофе. — Вы сами сказали, что пришли поговорить, — Зольф чувствовал, что вот-вот выйдет из себя. — Да, но это долгий разговор, — после нескольких глотков Рубер стал чувствовать себя гораздо вольготнее. — Пока это только долгое молчание, — раздражённо отметил Зольф. — Вы отрываете меня от работы, не соизволите, наконец, перейти к делу? Рубер не представлял себе — ну что он может сказать? Как назначить встречу этому человеку? Голос дал ему карт-бланш на враньё, чем несчастный и решил воспользоваться. — Я не могу говорить здесь… Я бы просил вас о встрече в единственном месте, которое считаю безопасным… — его глаза бегали, он чувствовал, что краснеет. Ложь никогда не была его сильной стороной. — Видите ли, из-за той взрывчатки… Кимбли превратился в слух. Похоже, этот плешивый что-то недоговаривает. Но он в чём-то замешан, а, значит, имело смысл повертеть его со всех сторон. — В общем… Это… дело… — Рубер шумно сглотнул. — Вас хотят подставить! Он уставился выцветшими глазами на Зольфа. Кимбли откинулся на спинку кресла, отстукивая по столешнице пальцами наиболее запомнившийся ритм из какой-то сонаты Бетховена. Выходило интересно. — Кто и как? И, главное, — почему? Руберу казалось, что на лице этого человека появилось что-то неуловимое. Он видел подобное на войне. У разведчиков, диверсантов, минёров. Словно… азарт? — Я не могу говорить здесь, — визитёр беспомощно огляделся. — Давайте встретимся в пятницу, в три часа после полуночи у старины Петра… — Где? — поднял брови Кимбли. Ганс удивленно воззрился на собеседника — быть того не может, чтоб человек, живущий в Мюнхене, не знал самого старого собора! — В соборе Святого Петра. В исповедальне, — он осушил чашку.***
— Брат, нам не стоит пока ничего говорить Макдугалу, — уверенно говорил Альфонс, с наслаждением ощущая брусчатку под ногами. Он чувствовал. Шероховатость земли, прохладу ветра, запах жарящихся прямо на улице колбасок. Не просто вспоминал, каково это — и уже не был уверен, было ли с ним и правда подобное, или он выдавал желаемое за действительное, — а действительно ощущал. Альфонс Элрик порой не мог взять в толк, отчего люди так не ценят себя, не ценят эти моменты, — а потом он посмотрел на брата. Какой путь прошёл Эд, чтобы обрести то, что было у них сейчас, и продолжал по нему идти, на сей раз — ради других. — Не знаю, Ал, — Эд остановился посреди улицы, рассматривая прохожих. — Здесь что-то не то. Видишь — не сходится. — А что, если Энви прав? — Альфонс испытующе посмотрел на брата. — Посуди сам — всё, что мы знаем о бомбе, так это то, что о ней говорили другие люди. Никто до этого случая её не испытывал, так ведь? Эдвард передёрнул плечами — если то, из чего Безногий сделал бомбу и правда настолько смертоносно, то не хотел бы он присутствовать на испытаниях этого страшнейшего оружия. А они видели, что стало с теми, кто разрабатывал уран в Аместрисе. — А это точно та бомба? — старший точно знал, что спрашивает об этом не впервые, но эта идея не давала ему покоя. — Ну разве что они сделали такую же, — с недоверием протянул Альфонс. — Ал! Ты — гений! — просиял Эд. — Нам надо выяснить, не создавал ли кто-то аналогичную бомбу! Альфонс потёр затылок — легко сказать! Здесь всё куда как сложнее, чем в Аместрисе — ни алхимии, ни привилегий государственного алхимика. И люди — хотя и безумно похожие, но такие… другие? — Тогда нам нужен Кимбли, — развел он руками. — И те учёные, которые были на испытаниях. Эд сжал зубы — вот что мешало брату взять у Багрового адрес? Или хотя бы телефон — если у него тут есть машина, то телефон-то уж точно должен быть. — Ещё вопрос, что у него тут за невеста такая, — нахмурился старший. — Вдруг тоже кто-то из наших? Эдварда всё больше занимал вопрос, кто ещё из аместрийцев попал сюда, и все ли хотят открыть Врата. Во-первых, его смущало то, что это повлечёт неизбежные жертвы, которых он хотел бы избежать. Во-вторых, неясно, не попадет ли кто-то из Аместриса сюда, и не укусит ли змея собственный хвост. — Давай навестим Грейсию? — неожиданно предложил Ал. — Ты говорил, что она здесь такая же милая и добрая, как у нас. Тем более, она помогает Ноа. — Отличная мысль, — поддержал Эд. — Заодно и про Кимбли спросим. Только давай сначала перекусим — желудок сводит, сил больше нет!