***
– Закройте глаза, пожалуйста, чтоб ничего не попало! – скомандовала Лена, явно не ожидавшая от себя такого напора. Лежащий под зонтом Северус немного скривился и бросил на студентку негодующий взгляд, который можно было расценить как вопрос «Как ты смеешь мне указывать?», но почему-то промолчал и повиновался. Стоило мужчине прикрыть веки, как у влюбленной гриффиндорки появилась возможность рассмотреть его не длинные, но густые черные ресницы. На секунду той даже подумалось, что Снейп вполне мог сойти за местного, если бы не его чрезмерная бледность. Девушка выдавила из тюбика немного «чудодейственного маггловского зелья» и, прикоснувшись к покрасневшему носу брюнета, принялась растирать мазь. «Спасибо испанскому солнцу за это!» Нежно массируя нос с горбинкой, впалые щеки, острый подбородок и высокий лоб, Лена исследовала пальцами каждый сантиметр любимого лица, будто стараясь запомнить его наощупь. Это было единственное проявление чувств, на которое она решилась впервые за долгое время, и то, что Северус по неведомой причине разрешил оказать ему помощь, казалось девушке настоящим чудом. Храброе гриффиндорское сердечко снова атаковал буйный барабанщик, руки предательски дрожали, но бороться с этим волнением блондинка могла вечно, только бы продолжать касаться его лица! Переживать о том, что кто-то из студентов или артистов застанет её за столь приятным занятием, не приходилось: Северус расположился в самой безлюдной части пляжа, подальше от воды. От самого профессора никакой реакции не последовало. Мужчина лежал с закрытыми глазами, размеренно дыша. Конечно, он не язвил и не возмущался, что уже было хорошим знаком. Знала бы девушка, что Снейпу действительно нравилось происходящее, хотя он привычно убеждал себя в том, что ему все равно… Прикосновения девичьих пальцев были пугающе приятными, даже несмотря на то, что кожу немного щипало от странной охлаждающей мази. Северус редко позволял кому-то дотрагиваться до его лица. Если быть точнее, последние несколько лет это могла делать только мадам Помфри, когда он попадал к ней после неудачных экспериментов с зельями или визитов к Темному Лорду. Однако манипуляции профессионального колдомедика не вызывали у него никаких эмоций, тем более, таких тёплых, как сейчас. Светловолосая семикурсница вроде и не делала ничего особенного, но движения её музыкальных пальчиков приносили какое-то необычайное умиротворение. Совсем незаслуженное и неправильное со всех сторон. Мужчина мысленно ругал себя за то, что не отобрал у Лены тюбик и не намазался сам, но возражать было уже поздно. Эта хрупкая идиллия длилась бы дольше, если бы из-за сложенных друг на друга лежаков неподалёку не послышался раздраженный полушёпот: – Твою ж мать, откуда этот булыжник!? – выругался незнакомец на чистом русском. Резко подняв глаза, блондинка увидела за деревянными шезлонгами невысокого человека с колдокамерой, который, похоже, ударился мизинцем ноги о кирпич, подпирающий ножку нижнего лежака. Однако, даже несмотря на это, русский папарацци в синей бейсболке не отступил от своего дела: аппарат в его руках все ещё был направлен на певицу и профессора Зельеварения. Репортёру было совершенно наплевать на все внешние обстоятельства, пока до него вдруг не дошло, что его засекли. Лена Мамро уставилась прямо в объектив и смотрела в него так, словно она Василиск, убивающий взглядом. В этот же миг Снейп, к счастью, не открывая глаз, равнодушно спросил: – Это кто-то из вашей русской школы, мисс? Вас зовут? «Слава Мерлину, Сева не понимает по-русски!» Проследив за папарацци, который, немного прихрамывая, уже пустился наутек, девушка обратилась к брюнету: – Да, Се… сэр! Я пойду. Полежите ещё немного. И будьте в тени! – скороговоркой выдала Лена, после чего, выхватив из сумки палочку, рванула в погоню. Если бы гриффиндорка услышала тихое «спасибо», брошенное ей вслед, она бы хоть чуть-чуть воспряла духом, но сейчас её охватила жуткая паника. Если примерно представить, какие снимки могли получиться, а, главное, как их интерпретируют жадные до сенсаций журналисты… То эта ситуация имела все шансы обернуться катастрофой. Девушка понимала, что во второй раз отмазки вроде «мне в напиток добавили амортенцию» точно не сработают. Масла в огонь подливало и то, что скандал наверняка начнёт разгораться именно в российских волшебных СМИ. Вот только Лену не пугало всеобщее осуждение и тыкание пальцами на зимних каникулах, особенно если учитывать, что дом Мамро находится в маггловском городке. Зато от одной мысли о непростом разговоре с родителями ей хотелось превратиться в белку, залезть в какое-нибудь незаметное дупло и остаться в нем навсегда. Если отец мог отреагировать более-менее спокойно, то мама бы точно восприняла такую информацию в штыки… В прошлой жизни Лена уже пережила влюбленность в человека вдвое старше. Тот мужчина был её музыкальным наставником и полной противоположностью Северусу: композитор годами выстраивал свой приторно-добренький публичный образ, а на деле оказался подлецом и трусом. И тогда Татьяна Мамро боролась с нежелательными отношениями радикально: запирала дочь дома, лишая всех средств связи, отслеживала практически каждый шаг, лишь бы не допустить тайных встреч. Ну и без воспитательных бесед на повышенных тонах о том, почему зрелый поклонник – плохой вариант, тоже не обошлось. Снейп ни капли не походил на того мужчину, но точно имел все шансы не понравиться матери Лены. Возраст, довольно специфическая внешность, невысокое материальное положение, а если покопаться, то и репутация далеко не идеальна. Так что заговорить с мамой о профессоре девушка не решалась, хотя знала, что время для беседы рано или поздно придёт. Если, конечно, с Северусом что-то сложится… Впрочем, публикация провокационных колдографий могла иметь дурные последствия и для зельевара. Возродившийся Волдеморт, вероятно, и не являлся поклонником желтой прессы, но оставлять без внимания девушку-полукровку, появление которой рядом со Снейпом почти перешло в закономерность, злодей совершенно точно не стал бы. У него как минимум зародились бы сомнения: верен ли ему мастер зелий как раньше? О любви Темного Лорда к бесчеловечным наказаниям лишний раз упоминать не приходилось, и самое отвратительное… Он мог спокойно использовать гриффиндорку как рычаг давления, чтобы проверить насколько, все-таки, предан ему «безупречный шпион». И методы проверки оказались бы самыми изощренными. Что же почувствует Северус, если по его вине, а, быть может, даже от его руки пострадает еще одна невинная девушка? Пускай она ему и безразлична, это все равно ужасно тяжело. Лене совсем не хотелось, чтобы её любимый человек страдал ещё больше. Да и умирать тоже не очень-то хотелось. Все эти мысли адским вихрем кружили в голове у певицы, пока она, не жалея босых ног, гналась за папарацци по набережной пляжа Ла Калета. По-правде, все можно было сделать намного проще: вскинуть палочку, крикнуть «Остолбеней», забрать камеру и скрыться. Но тогда появлялись две проблемы. Во-первых, нападение на журналиста – преступление, а во-вторых, на переполненной набережной было слишком много потенциальных свидетелей. Перспектива загреметь в местную тюрьму казалась совершенно не радужной. Поэтому Лене ничего не оставалось, кроме как продолжить преследование и попытаться загнать горе-фотографа в безлюдное место. Вполне вероятно, что именно в такое он направлялся, чтобы, к примеру, трансгрессировать на родину. К великому счастью, репортер оказался не слишком сообразительным. По крайней мере, наложить на себя LINGUA SCIENTA и позвать на помощь он не догадался. Он просто молча удирал от юной блондинки в открытом купальнике, а местные наверняка думали: «Во дурааак...». Его резиновые сланцы не слишком подходили для бега, поэтому он бежал не быстро, вдобавок часто спотыкаясь. Для Лены Мамро это было очень кстати, но все портила огромная толпа волшебников и магглов, пробираться через которую оказалось не так-то просто. «Он такими успехами и правда скроется! Была бы я меньше… Так, стоп!» В обличии маленькой юркой белки, шансов не упустить противного журналюгу, объективно, было гораздо больше. Оставалось лишь отыскать укромное местечко для превращения. Желательно по пути. Ноги предательски болели, и бежать, не сбавляя скорости, становилось все труднее, но мощный выброс адреналина сделал своё дело: Лена соображала быстро, как никогда, и мгновенно подмечала все мелкие детали: «Хм, в мусорку не полезу, внимания много привлеку, да и запашок… А там справа что? Ааа, раздевалки. Не прокатит, ноги видно. О, впереди палатка с жареными каштанами. И хозяин куда-то отошёл… Да, идеально!» Пользуясь временным отсутствием владельца, гриффиндорка пробралась в палатку и, присев на корточки за печкой на колёсах, превратилась в рыжего хвостатого зверька. Схватив волшебную палочку беличьими зубами, она выскочила наружу и, под аккомпанемент ругательств вернувшегося хозяина, пустилась вдогонку за папарацци. Конечно, не обошлось без громких восклицаний испанцев, замечающих под ногами грызуна, но мыслей о поимке белки, к огромной радости последней, ни у кого не возникло. Правда, чересчур легкую белочку иногда попросту сносило внезапно поднявшимся ветром. Лапы скользили по мокрому песку, и рыжий преследователь неуклюже заваливался на бок. Но даже несмотря на это, фотограф, уже изрядно уставший, не успел уйти далеко. С облегчением заметив, что погони за ним «больше нет», он замедлился, сменив бег на быстрый шаг. Белочке это было только на руку. Точнее, на лапку. А ещё, спустя пару минут она уже отчетливо понимала, куда направлялся репортёр. Он приближался к пещере, ведущей на уже знакомый дикий пляж, куда недавно трансгрессировала делегация из Хогвартса. Чтобы настигнуть беглеца там, застав его врасплох, Лене пришлось поторопиться. К счастью, внутри действительно не оказалось ни души. Пещера изнутри была настолько тёмной и угловатой, что не споткнуться о камни мог только очень удачливый путник, зато акустика… Эхо, как в подъезде двадцатиэтажного дома, сразу выдало постукивание маленьких когтистых лапок и заставило нерадивого журналиста резко обернуться. Прямо в ущелье он увидел силуэт белки, который по мере приближения к нему стал стремительно увеличиваться и менять форму. Вскоре перед оторопевшим мужчиной уже стояла та самая блондинка в вишневом купальнике, от которой он, как ему казалось,успешно оторвался. Ещё и с волшебной палочкой в зубах. Однако, вместо того чтобы занервничать , журналист довольно хмыкнул, доставая колдокамеру. – Так вы ещё и незарегистрированный анимаг! За этот материал мне хорошо запла… – ОСТОЛБЕНЕЙ! – выкрикнула девушка, едва перехватив волшебную палочку рукой. Русский репортёр-неудачник замер, не успев вымолвить больше ни слова, и рухнул на пол. Хоть он и был в сознании, но не мог пошевелить ни телом, ни даже лицом. Лишь в его взгляде читались бесконечная досада и страх. Темно-рыжие волосы встали дыбом, а многочисленные веснушки на лице словно поблекли от волнения. Лена Мамро наклонилась над застывшим телом и вырвала из его оцепеневших рук колдокамеру. Затем вытащила пленку и поспешно спрятала её за толстенным сталагмитом в паре метров от выхода. Сам аппарат, оставив его в целости и сохранности, певица решила вернуть хозяину. Сегодня и так было слишком много преступных действий для её честной гриффиндорской души. Оставалось выполнить только самый сомнительный пункт импровизированного плана. Нет, блондинка чётко понимала, что должна сделать, но как? «Вспомнить бы, что там Флитвик говорил… Хм… Нужно четко представить себе фрагмент воспоминания, который необходимо стереть. Блин, мы же практиковались только на событиях минутной давности! Ответила я Скамандеру на какой-то вопрос, и тут же заставила забыть ответ. А тут явно больше времени прошло. Ну ладно, кто не рискует, тот не гриффиндорец…» – OBLIVIATE! Салатовая вспышка магии озарила пещеру, и шокированный репортёр с уже пустой колдокамерой в руках потерял сознание. Вскоре он очнулся, тут же встретившись с максимально невинным и обеспокоенным взглядом каре-зелёных глаз. – Вы в порядке? Наверно, сильно ударились головой! – Точно… Ахх… башка раскалывается. Где я? Я ведь шел на пляж, хотел русскую группу поснимать для журнала «Тайны колдунов». О, вы же одна из них! Елена! – Эээ… У вас, должно быть, солнечный удар. Вы перегрелись, упали в обморок, а мы перенесли вас сюда, – сочиняла на ходу Лена, – Так и знала, что вы русский! Своих сразу видно, хах! – Тогда… Что ж, спасибо! Обычно такие, как вы, публичные персоны, нас ненавидят, и да и правильно… Что ж, не откажете в паре снимков, раз уж так вышло?! Статью на целый разворот об этом не примут, а вот заметку точно! Кстати, меня зовут Михаил. Михаил Кувизин… – журналист оклемался и попытался включиться в работу. – Я с радостью, Михаил! – с торжествующей улыбкой отозвалась Лена. Но стоило Кувизину направить колдокамеру на собеседницу и нажать на кнопку, как раздался глухой щелчок. Его глаза от удивления стали похожи на пятирублевые монеты. Либо его рабочая техника сломалась, либо… – Твою ж мать, пленки нет! Неужели в Москве в редакции оставил, садовая голова… Черт бы побрал мою рассеянность! «Дааа, мужик, такой ты рассеянный… Ну однозначно!» – усмехнулась про себя блондинка. – Заправлю пленку и вернусь. Вас же можно будет ещё поймать в течение Чемпионата? «О нет, не надо меня больше ловить!» – Если только между репетициями. Доброго вам пути! Мужчина медленно поднялся с пола, отряхнул футболку с шортами и поплелся в сторону пустующего дикого пляжа. Дождавшись, пока он скроется из виду, Лена бросилась к тому месту, где оставила пленку, наспех схватила её и устало зашагала обратно к океану, друзьям и профессору. «Фух, теперь на любых мероприятиях Севу за десять метров обхожу. А фоточки на память нужно будет проявить!»***
Музей Магического Модерна, 17.00 «Ожившие пейзажи Алехандро Брайтшелла» – гласила вывеска у входа в галерею. К слову, найти вход в музей оказалось не слишком сложно. Геля сделала все в точности так, как было написано в пригласительном: нашла потайной ход в портовой крепостной стене, убедилась, что поблизости не прогуливаются магглы и, прошептав нужное заклинание, попала в скрытое за древними камнями пространство. В просторном холле, освещенном дюжиной маленьких летающих фонариков, уже толпились ценители волшебного искусства из разных стран. Конечно, большинство гостей были испанцами. Их можно было легко узнать по быстрой «рычащей» речи, бурной жестикуляции и самым открытым нарядам. Испанки поражали всех откровенными, но изысканными вырезами на платьях, а некоторые из их кавалеров предпочли классическим брюкам стильные шорты. Высший свет Италии выглядел поскромнее, но каждый сдержанный образ был дополнен яркой деталью – крупной брошью, медальоном, шляпкой или шарфом. Статные арабы в длинных, расшитых блестящими нитями и камнями мантиях вели беседы с роскошно одетыми манерными французами. И практически все, как назло, пришли парами… «Жаль, что нельзя было прийти сюда с Андреем… Пока нельзя.» Сама Ангелина для этого особенного вечера выбрала легкое шелковое платье сиреневого цвета, чуть прикрывающее колени. Наряд смотрелся довольно скромно и даже строго, если бы не глубокое декольте, подчеркивающее немного выступающие ключицы, округлившуюся грудь и, конечно, татуировку в виде волшебного сердца, которой девушка ну очень гордилась. Каблуки художница, мягко говоря, не любила, поэтому на её ножках сегодня красовались элегантные, и, главное, удобные балетки в тон платья. Непослушные вьющиеся волосы были собраны в высокий пучок. К такому образу непременно подошёл бы клатч… Но кое-кто так любил поесть, что никак не уместился бы в столь маленькой сумочке. Верный крыс Пурпур был, все-таки, уникальным грызуном, приобщенным к искусству и не взять его с собой было бы чудовищной несправедливостью. Поэтому пушистый ценитель живописи смирно сидел в кожаном вместительном рюкзачке хозяйки. – Дорогие гости, с огромном удовольствием объявляем начало сегодняшнего вечера! Приглашаем вас в центральный выставочный зал. Звонкий голос, а, если быть точнее, его колдозапись, заставила почтенную публику оторваться от светских бесед и подойти ко входу в мир магического искусства. Дверь отворилась сама собой, и нарядные гости повалили внутрь. Между ними кое-как протиснулась Геля, которой ужасно хотелось увидеть творения отца, как и его самого. Девушку порядком раздражало то, что от желаемого её отделяли спины вальяжно «ползущих» аристократов, многим из которых явно стоило поменьше увлекаться высокой кухней… «Уж я-то умею быстро пробираться сквозь толпу. Спасибо московскому метро!» Зал оказался не таким большим, как его представляла себе русская художница – чуть скромнее малого зала в Хогвартсе. И оформлен достаточно просто, видимо, чтобы интерьер не отвлекал публику от картин. В центре стояло несколько фуршетных столиков с шампанским и закусками. Почти что обычный маггловкий лофт с ярким освещением, если не считать одной детали… Сбоку от входа расположился гоблинский джаз-бэнд, в составе которого были два гитариста, басист, пианист, барабанщик, саксофонист и вокалистка. Несмотря на маленькие пухлые пальчики, играли они ничем не хуже больших людей, а певица и вовсе поражала гостей мастерством импровизаций. Музыка звучала довольно ярко, но в ней ощущалась какая-то плавность и сдержанность. Все-таки в центре внимания в этот вечер были исключительно творения Алехандро Брайтшелла. Правда, повелитель ударных иногда слишком увлекался и начинал играть чересчур громко… В такие моменты к музыкантам подбегал кто-нибудь из организаторов, и барабанщику приходилось умерить свой пыл. Немного понаблюдав за миниатюрными джазистами, Ангелина отправилась бродить по залу, разглядывая папины картины. На одной из них была пустыня. Терракотовые пески, словно тающие под палящим солнцем, сами по себе смотрелись величественно и, конечно же, очень реалистично. Однако, приглядевшись повнимательнее, девушка заметила, что изображение на холсте движется. Ей даже на секунду показалось, как она кожей чувствует порывы ветра, заставляющие мелкие песчинки разлетаться в разные стороны, постепенно меняя весь ландшафт. Неожиданно на дальнем плане образовалась какая-то тёмная точка, что с каждой секундой увеличивалась и вскоре стало понятно, что к центру полотна плетется огромный караван. Путники в странных длинных одеждах еле слышно беседовали между собой на арабском, то и дело погоняя верблюдов, навьюченных мешками с заморскими тканями. «Огоо… Как это возможно?» На картине по соседству красовалась крутая отвесная скала, подножие которой уходило прямо в бушующее море. У самого обрыва гордо возвышался небольшой готический замок, напоминающий скорее жилище куклы-принцессы или домик для какой-нибудь дворцовой птички. Возможно, замысел художника был в том, чтобы придать архитектурному сооружению нарочито сказочный вид, ведь замок был написан золотисто-бежевыми красками с едва заметным блеском. И, если здание оставалось неподвижным, то морские волны метались в своём истеричном танце и разбивались об одинокую скалу, обращаясь в пену. Исключительное мастерство, магия, душа… Все это Ангелина видела в произведениях своего отца. Неспешно переходя от картины к картине, она будто путешествовала по разным уголкам мира – от Северного полюса, до юга Африки. В её прошлой маггловской жизни папа тоже был заядлым путешественником, который, хоть и появлялся дома редко, но всегда привозил памятные подарки, новые эскизы и, разумеется, багаж захватывающих историй. Нормальным «образцовым» отцом его никогда нельзя было назвать, но творческие взгляды, казалось, передавались по наследству. Сейчас взволнованная девушка не могла дождаться первой встречи с «волшебной версией» папы. Гуляя туда-обратно по залу Геля все надеялась увидеть родное лицо, но Алехандро Брайтшелл словно провалился сквозь землю. Подумав, что тот, наверное, слишком занят, чтобы посетить собственную выставку, хаффлпаффка решила не унывать. Если она не может расспросить его о работах лично, то вполне может написать письмо. Как говорится, по горячим следам и свежим впечатлениям. Не теряя зря времени, девушка полезла в рюкзак за блокнотом и ручкой… «Чего-то не хватает, слишком пусто… Лукотруса мне в тапки, Пурпур!» Неизвестно, как художница этого не заметила, но крыс действительно пропал, и её вмиг охватила паника. Дыхание сбилось, и по всему телу пробежала такая жуткая дрожь, как будто температура в помещении снизилась до – 20 градусов. За год их крепкой дружбы любимец ещё ни разу сбегал, поэтому сейчас волнение просто зашкаливало. Тем более, в незнакомом месте, в галерее, где Геля сама ориентировалась плохо, отыскать маленького белого грызуна казалось практически невозможным. Присев на корточки прямо посреди выставочного зала, девушка рыскала взглядом по полу, но заметить крошечного зверька за вереницей дорогих ботинок ей так и не удалось. Никаких следов маленьких крысиных лапок. Ангелина готова была расплакаться от безысходности. «А вдруг его не заметили и раздавили? Хотя нет, он у меня не глупый, даже в схватке с Пожирателями выжил… А если… О, Мерлин! Он же мог выбежать наружу, к океану и утонуть… Не реветь, только не реветь. Я должна его найти! Чтобы обнаружить крысу, надо думать, как крыса. Что-то же заставило его удрать… Что-то заманчивое… ЕДА!» Спустя мгновение после того, как девушка пришла к этой невероятно-очевидной догадке, где-то у фуршетных столиков послышался истеричный визг: – ¡AAAAA AQUÍ ESTÁ UNA RATA! – заорала худощавая испанка в бордовом платье, к которой тут же присоединились и другие женщины. – КРЫСА! – УБЕРИТЕ КРЫСУ! Хаффлпаффка одной из первых примчалась к месту событий и увидела… В принципе, то, что и ожидала. Упитанный белый грызун, не очень ловко прыгал по огромному ассорти испанских сыров, надкусывая ломтик за ломтиком, как на дегустации. И судя по выражению щекастой мордочки, Пурпур был просто неприлично счастлив, чего не скажешь о изысканных посетителях выставки. Безусловно, для дам из высшего общества это зрелище было воистину кошмарным, ведь в большинстве своём, они дико боялись крыс. Зато хозяйка этого обжоры-беглеца, в свою очередь, наоборот радовалась тому, что Пурпур нашелся целым, невредимым, да еще и попробовал несколько новых сортов сыра. Но радоваться было рано. Испугавшись криков, хвостатый гурман заметался по столу, как юла, сшибая выстроенные в ряд бокалы шампанского, по принципу домино. За несколько секунд не один костюм от кутюр оказался облит игристым напитком, и возмущённых у столов прибавилось. Такая неразбериха, конечно же, привлекла внимание организаторов. – Просим прощения, мы сейчас же поймаем животное и отправим обратно на улицу! – воскликнул молодой испанец в черных брюках и золотистой жилетке с фирменным значком музея. Тем временем, сотрудники службы охраны уже просили гостей отойти на безопасное расстояние, доставая волшебные палочки. Пурпур продолжал испуганно носиться по тарелкам с закусками, видимо, не решаясь спрыгнуть и пуститься в бега в незнакомом месте. От вида наставленных на пушистого друга волшебных палочек, Ангелина запаниковала сильнее прежнего, но, собравшись с мыслями, осмелилась опередить работников галереи: – Стойте, он домашний! IMMOBILUS! Ничего не понимающий крыс взмыл вверх, и замер в воздухе, как маленькое хвостатое облако. Только затолкав Пурпура обратно в рюкзак, его хозяйка произнесла заклинание отмены. – Вход в музей с животными запрещен. Вам придется покинуть помещение, сеньорита… Простите, не знаю, как к вам обращаться! – отчеканил испанец в униформе. – Ангелина. Ээ… Ангелина Брайтшелл. – БРАЙТШЕЛЛ?! – практически хором ахнули стоящие вблизи посетители. – Доченька… – донёсся откуда-то сзади хриплый мужской голос. Геля резко развернулась на пятках и взволнованно уставилась на его обладателя. Перед ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял худой мужчина среднего роста. Это совершенно точно был её родной папа, только немного вычурнее, чем в Той жизни. Шевелюру девушка явно унаследовала от него: каштановые, уже наполовину седые кудри, торчащие в разные стороны, небрежно спадали на угловатые плечи. За ухом почему-то болталась… Нет, не кисточка, а волшебная палочка. Мягкие черты лица и нарочито наивный взгляд говорили о том, что в душе этот человек до сих оставался ребёнком. Но легкая небритость и морщины в уголках губ все же напоминали, что этот мужчина повидал в своей жизни многое. Одет знаменитый художник был в чёрные клешеные брюки, старомодный бежевый пиджак и белую рубашку. А на загорелой шее висел изрядно потертый малиновый шарф. «Богемный у меня батя...» – Господа, это моя дочь Ангелина, и я хочу, чтобы она осталась. Тем более, она обещает, что её питомец больше вас не побеспокоит. Не так ли, милая? Геля смущенно кивнула, чувствуя на себе десятки удивленных и оценивающих взглядов. Затем она подошла к отцу и, слегка приобняв его, прошептала: – Привет, пап. Ты извини... за это. – Не бери в голову. Я тоже в твоем возрасте везде таскал с собой своего любимца. Только у меня был хорёк… Его звали Лаки. Шурстрый, зараза! В Ильверморни никому покоя не давал, только со мной был паинькой… «Ааа, то есть он в американской школе учился. Интересно...» – Хахахах! Пурпура в Хогвартсе все любят, даже подкармливают. Ну, кроме Амбридж, конечно… – Амбридж?! – Алехандро Брайтшелла вдруг передернуло, – Долорес Амбридж? – Да… Она у нас в школе генеральным Инспектором заделалась. Каждый день новые правила вводит. Скоро будем даже дышать по её указанию! – выпалила девушка, картинно нахмурившись. – У меня с ней с самого начала не задалось. Еще с того слушания в суде… – На которое я не приехал. Солнышко, прости, я ужасный отец… – Да ладно, все же обошлось. Просто быть родителем – это не твоё! Я не обижаюсь. Алехандро отрешенно глядел в пол, не в силах поднять глаза на дочь. Таким взглядом обычно смотрят либо провинившиеся дети, либо люди, которые вполне осознают свои ошибки, но не слишком стремятся к их исправлению. Он всегда был странствующим художником, умеющим получать удовольствие от всевозможных радостей свободной творческой жизни. Путешествия, выставки, развлечения, алкоголь… Много алкоголя. Женщины… Он так и не смог отказаться от всего этого, даже после женитьбы на новой возлюбленной из России, красивой, волевой, но совершенно бесхитростной Елене. И когда на свет появилась Ангелина, он стал, в лучшем случае, «воскресным папой», а иногда пропадал в поисках вдохновения месяцами. В один прекрасный день терпению его жены пришёл конец, и супруги приняли решение разойтись. Геле тогда было семь. Живя в своём собственном мире идей и красок, девочка совсем не понимала того, что происходит между родителями. Но со временем отец начал навещать её все реже и реже, и в детском сердечке зародилась обида, которую юная художница смогла отпустить лишь в более осознанном возрасте. Сейчас она совсем не злилась на горе-папашу. Напротив, даже была благодарна ему за унаследованный талант и редкие, но всегда полезные советы… – Долорес, наверно, до сих пор закипает от одного упоминания нашей с тобой фамилии… – Так, когда это ты успел ей насолить?! – удивлённо переспросила хаффлпаффка, попутно проверяя, не растрепалась ли ее строгая причёска после такой поисковой операции. – Я не силён в откровенных разговорах. Лучше покажу тебе!***
Кабинет Директора музея, пару минут спустя Проведя дочь многочисленными служебными коридорами, Алехандро остановился перед небольшой дверью с золотой ручкой. Он достал из кармана подходящий ключ и, повернув его в замке, жестом пригласил Гелю пройти внутрь загадочной комнаты. Судя по множеству шкафов и большому письменному столу в центре, это был рабочий кабинет какой-то несомненно важной персоны. На первый взгляд могло показаться, что он принадлежит чиновнику или бизнесмену, но многочисленные афиши на стенах, коллекция причудливых авангардных скульптур и легкий беспорядок на столе несомненно выдавали творческую закалку владельца. – Тут заседает Антонио Гутьеррес, директор этого музея. Он мало кого пускает к себе, но мы с ним давно дружим, поэтому мне позволили расположиться здесь во время моей выставки. Где же эта штука… Год назад вроде за тем шкафом была… – лениво проговорил художник, после чего направился к стеллажам. – Что за штука? Альбом с колдографиями ищешь? – поинтересовалась Ангелина, последовав за отцом. Однако Алехандро не ответил. Мужчина подошёл к невысокому старому шкафу с книгами на испанском языке, схватил палочку и произнёс: – APARECIUM! Часть книжных полок посередине растаяла, словно мираж. Вместо них перед отцом и дочерью появилась каменная чаша с непонятными символами на ободке. Внутри нее плескалось густое, вязкое вещество, отдающее серебристым свечением. Вот тут Геля и начала догадываться, что сейчас произойдёт. – Это же Омут памяти? Я эээ… Читала о них. – Да. Подойди поближе. На секунду задумавшись, Алехандро приставил палочку к виску, вытянул из головы невесомую светящуюся нить и поместил её прямо в рябящую жидкость. Геля, словно опытный пользователь Омута, глубоко вдохнула и нырнула головой в чашу, не дожидаясь инструкции…***
Почти как Алиса Лиддел, упавшая в кроличью нору, художница стремительно летела вниз в каком-то незыблемом пространстве, похожем на тоннель из множества маленьких облаков. Это могло бы стать чертовски вдохновляющей картиной, но Геля так испугалась, что большую часть полёта провела крепко зажмурившись. Когда падение наконец закончилось, она плашмя распласталась на мраморном полу, но боли при ударе совсем не почувствовала. «Так, и куда это я грохнулась? Похоже на… Нееет!»***
Министерство Магии, 16 лет назад Это место Ангелина великолепно помнила, и воспоминания были отнюдь не приятными. Десятки волшебников в строгих костюмах выходили из каминов, горящих зелёным пламенем, и быстрым шагом, а кто-то и бегом, двигались в свои офисы. Несколько магов, как ни в чем ни бывало, прошли прямо сквозь Гелю, от чего у бедняжки закружилась голова. После этого она наконец решила встать,по наитию присоединяясь к бесконечному потоку людей. Все сотрудники были одеты строго, поэтому внимание хаффлпаффки почти сразу привлёк длинноволосый мужчина, нарядившийся в коричневые кожаные брюки и распахнутую на груди оранжевую рубашку. Он вальяжно пробирался через толпу спешащих на работу чиновников, то и дело поглядывая на молоденьких сотрудниц Министерства. «О, папаша… Только чуть моложе. Да уж, понятно, почему Мама решила уйти...» Немного ускорив шаг, Геля прошмыгнула в кабину лифта вслед за отцом и еще пятью незнакомыми волшебниками. После нескольких минут метания в разные стороны, от которого художницу едва не укачало, адская машина затормозила на одном из этажей, и записанный голос озвучил остановку: – Отдел магического правопорядка. На счастье девушки, ещё не отошедшей от головокружительной поездки, отец плелся по коридору неизменно медленным шагом, как будто никуда не спешил и ни о чем в жизни не беспокоился. Приблизившись вплотную к двери с табличкой «Приемная», он заметил справа небольшой звоночек, и без раздумий нажал на кнопку. Уже через мгновение за стеной послышался мерзкий высокий голос, который Ангелина предпочла бы не слышать никогда: – Венди, ты что, оглохла?! Немедленно открой посетителю! Затем изнутри раздался шлепок, за которым последовал тихий обреченный стон. Дверь отворилась, и гости увидели на пороге домашнего эльфа-девочку. Одной худенькой ручкой она приглашала Алехандро пройти в кабинет, а второй потирала свежую и довольно большую шишку на лбу. Ангелина ласково погладила бедную домовуху по голове, но её призрачных прикосновений Венди не почувствовала. В этот момент девушка ужасно жалела, что является всего лишь зрителем в воспоминаниях папы. Особенно когда показалась главная виновница торжества… «Эммм, то есть она одевалась ещё хуже, чем сейчас?» Относительно молодая, но уже достаточно пугающая Долорес Амбридж стояла перед посетителем, облокотившись на высокий письменный стол бледно-розового цвета. Женщина была одета в укороченный пурпурный пиджачок и белую рубашку с непозволительно глубоким для офиса вырезом, заправленную в обтягивающие, расклешеные книзу брюки с завышенной талией. Вся беда оказалась в том, что на месте талии у Долорес располагалась не слишком стройная прослойка…. живота. Завершали этот изысканный натюрморт, конечно же,выпирающие бока,что ещё более «выгодно» подчеркивали яркие эластичные штаны. Туфли были подобраны на удивление хорошо, но весь образ это не спасало. Мисс «Бочонок на тонких ножках» деловито обошла свой стол по периметру, словно дефилируя перед Алехандро, уселась сама и указала гостю на стул напротив. «Уууу, кажется, кто-то очень хочет замуж…» – Мадам Амбридж, добрый день. Мое имя Алехандро Брайтшелл, я художник. Я бы хотел… – Ну что вы, Алехандро, вам ведь наверняка чужды все эти формальности… Наслышана о ваших творениях. Для вас просто Долорес! – перебила мужчину Амбридж, задумчиво вглядываясь в его лицо. – Как скажете, Долорес! – ответил художник, закинув ногу на ногу. Ангелину в эту же секунду просто перекосило от удивления. Конечно, она давно знала, что отец отнюдь не был верен её матери, но поверить в то, что с ненавистной Амбридж его связывали какие-то личные отношения, девушка просто не могла. В конце концов, у именитого художника не должно было быть таких проблем со вкусом.Только вот заинтересованность в нем розовой фурии была уж слишком очевидна... Затаив дыхание, хаффлпаффка продолжила наблюдать за беседой. – Через неделю состоится моя выставка в Лондонской Галерее при Министерстве Магии. Я бы хотел попросить вас обеспечить её безопасность. Сами понимаете, время сейчас неспокойное. Прошу прислать хотя бы небольшую группу авроров. Знаю, я поздно обратился, но… – О чем вы говорите, Алехандро. Безопасность всегда была и остается в приоритете для нашего Министерства Магии, – произнесла дама в розовом, не забыв сделать акцент на слове «нашего», – Напишите заявление на мое имя, я подпишу его и отправлю в Аврорат. Для главы отдела это сущий пустяк, дело пяти минут. Хи-хи! «Ну конечно, выпячивать свой статус – это святое! Только вместе с ним бока тоже выкатились...» Мистер Брайтшелл взял любезно предложенное перо и наспех начеркал необходимое заявление. К большому облегчению дочери, он изо всех сил, старался лишний раз даже не смотреть на собеседницу. Зато Долорес жадно пожирала мужчину своими поросячьими глазками. Наконец, художник поставил свою подпись и молча передал ей документ. Чиновница, видимо растягивая время, медленно вывела в левом нижнем углу свои инициалы и отложила заявление на край стола. – Благодарю, мадам. Не смею больше отрывать вас от… – Брайтшелл настороженно покосился в сторону выреза её рубашки, – важных дел. – Постойте, Алехандро! Я слышала, что каждому художнику нужна… Муза. А если муза может не только вдохновлять, но и обеспечивать поддержку со стороны власти, это, полагаю, вдвойне приятно… – женщина подошла к замершему у двери посетителю и положила руку ему на плечо, – Какие у вас планы на сегодняшний вечер? Мы могли бы продолжить знакомство в более неформальной обстановке… Густые брови художника буквально полезли на лоб вместе с глазами. Шумно выдохнув, он самым пафосным тоном, какой только мог изобразить, выдал: – Извините, Долорес, меня совершенно не вдохновляет этот ваш... розовый цвет. Эм… Спасибо, до свидания! После этих слов мужчина моментально просочился за дверь и, будто марафонец, рванул обратно к лифту. «Призрачная» дочь, конечно, последовала за ним. Им оставалось только догадываться, насколько разъярённый, но не потерявший надежду взгляд прожигал спину Алехандро Брайтшелла.***
Облачный тоннель воспоминаний вновь закружил Ангелину, и вскоре она оказалась уже в совершенно другом месте. В этот раз хаффлпаффке даже удалось устоять не ногах, поэтому она практически сразу начала рассматривать незнакомое помещение. Омут памяти перенес её в просторный выставочный зал. По всей видимости, это и была та самая элитная галерея под эгидой британского министерства. Публика – сплошь аристократы, ученые и успешные бизнесмены. Краем уха Геля услышала, как кто-то приветствует Гаррика Олливандера, легендарного производителя волшебных палочек. Развернувшись на голос, она увидела невысокого худого волшебника с большими ясными, как у ребёнка, глазами и причудливым носом-картошкой. Он, конечно, смахивал на Олливандера из фильма, но выглядел явно моложе. Да и причёска была намного аккуратнее – седеющие длинные волосы убраны в аккуратный хвост и подвязаны атласной лентой. Девушка улыбнулась Главному-По-Палочкам, который её, естественно, не видел, и отправилась вновь искать отца, по пути разглядывая его картины. Эта выставка была посвящена сюрреализму в различных его проявлениях. На стенах в дорогих застекленных рамках висели и необычные пейзажи, и натюрморты, и портреты, и даже совершенно абстрактные изображения. Странные, сумасшедшие, но по-настоящему чарующие. Рассмотрев внимательно несколько экспонатов, Ангелина заметила, что ранние работы отца немного напоминают картины Сальвадора Дали. Однако у Алехандро Брайтшелла все же было больше реалистичных деталей, которые неожиданно гармонично сочетались с чем-то фантастическим и символичным. Стоит ли упоминать о том, что все творения двигались? Плавно разглядывая картину за картиной, девушка так увлеклась, что почти и забыла о том, что она вообще-то находится в отцовских воспоминаниях и должна наблюдать за какими-то событиями. Хаффлпаффка так и продолжала бы изучать «магический сюрреализм Брайтшелла», если бы в паре метров от неё не прогремел знакомый хриплый смех, сопровождаемый хором восхищенных женских голосов и звоном бокалов. – Ну что вы, дамы, в жизни мое чувство юмора далеко не так остро, как на моих картинах! Именно поэтому мне так нравится создавать карикатуры… – кокетничал Алехандро с четырьмя молоденькими британками, облепившими его со всех сторон. «О, понятно… Папаша себе не изменяет. Что ещё за карикатуры?» Подойдя поближе к весёлой компании, Геля поняла, что художник и его одухотворенные поклонницы стоят в той части зала, где развешаны немногочисленные… шаржи?! Хотя эти забавные портреты отличались от того, что рисуют на всех российских набережных за копейки. Вместо огромных голов с преувеличенными чертами лица у героев на картинах были морды животных. Пусть и с человеческим глазами. Кто конкретно был изображен на этих образцах художественного издевательства, хаффлпаффка не понимала, но, судя по одежде и позам, мистер Брайтшелл высмеивал знать и политиков. Например, с одной из картин посетителям выставки «улыбался» какой-то румынский граф в плаще с меховым воротником. Вместо лица художник заботливо пририсовал ему нахальную лисью морду. А вычурно разодетую даму, которая явно кичилась свалившимся на неё состоянием, Алехандро наградил головой курицы. Все это действительно было очень смело и забавно, но за спинами длинноногих красавиц, окружающих отца, Геля никак не могла разглядеть то творение, на которое сейчас смотрела вся компания. – Алехандро, дорогой, что-то я не помню, чтобы я видела эту карикатуру в каталоге. Неужели она совсем новая? – вдруг спросила одна из красоток. – Да-да, я тоже такую не припоминаю! – вторила ей другая. «Да что же там такое?!» Любопытство Ангелины вышло из всех возможных берегов. Вовремя вспомнив, что в она лишь призрачный гость в прошлом отца, девушка собралась с духом и пробежала прямо сквозь пышногрудую дамочку, приобнявшую Алехандро. От такого маршрута художнице стало не по себе, но увиденное того стоило… На полотне красовалась не слишком стройная женщина, одетая точь в точь как… Долорес Амбридж во время встречи в министерстве. В её пухленьких ручках был блокнот в чёрном кожаном переплете, а из-за спины выглядывал домашний эльф, перепуганный до дрожи в ушах. Вместо женского лица на посетителей глядела щекастая морда свиньи с важно задранным кверху рылом. «Черт, гениально же! Ха-ха, повесить бы это в кабинет ЗОТИ...» – Дааа, мои бесценные, вы правы. Этой работе всего несколько дней. Навеяно последними событиями, так сказать… Неделю назад я заглянул в Министерство Магии, и на меня положила глаз одна чиновница. Предлагала министерскую поддержку, если стану её любовником, представляете? Ха-ха! Но я художник и привык следовать лишь порывам души. Алехандро Брайтшелл не продаётся! – воскликнул мужчина под одобрительные смешки спутниц, – Наглая, жирная и ужасно визгливая, да ещё этот жуткий розовый наряд… Ну точно свинья! – ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, БРАЙТШЕЛЛ! Выставочный зал содрогнулся от нечеловечески высокого крика, в тот же миг погрузившись в абсолютную тишину. Художник вздрогнул и застыл на месте, будто его тело парализовало. Казалось даже, что Алехандро и вовсе перестал дышать. В конце концов, он нашёл в себе силы повернуться, но лишь вполоборота. Его поклонницы, почуяв неладное, рванули врассыпную так быстро, как только позволяли их высокие каблуки. Геля, сразу узнавшая этот пробирающий до костей голос, медленно оглянулась… Долорес Амбридж, которая вновь запихнула себя в те самые розовые брюки с завышенной талией, сверлила взглядом спину художника, словно свирепый бык, увидевший красную тряпку. Видимо, она появилась на выставке недавно и подошла к отцу Ангелины в самый неподходящий момент. Долорес несомненно была эгоистичной и жестокой женщиной, но уж точно не дурой. Естественно, она поняла, что так нелестно мужчина отзывался именно о ней. А когда фанатки Алехандро расступились, открыв её взору злополучную картину, вулкан ненависти окончательно проснулся, и извержения было не избежать. – Не горячитесь, Долорес… Это… Это ведь собирательный образ! – начал оправдываться Брайтшелл. – ТЫ ОТВЕТИШЬ ЗА ЭТО, МЕРЗАВЕЦ! BOMBARDA MAXIMA! Молниеносно выхватив палочку, дама в розовом выкрикнула, по всей видимости, любимое боевое заклинание. Куда именно она целилась, неизвестно, но взрывная магия подействовала на то, чем Алехандро дорожил больше всего – картины. Точнее, застекленные рамки, в которых они находились. Тонкие стёкла, разбившись на тысячи осколков, с характерным звоном вылетели из багетов прямо на невинных посетителей и, разумеется, слегка виновного художника. Гости, невнятно возмущаясь на разных языках, начали разбегаться, прикрывая лица то руками, то защитными заклинаниями. Мистер Брайтшелл, которому кусок стекла угодил в щеку, оставив сильную царапину, лег на живот и закрыл голову руками. Лишь Долорес Амбридж оставалась на месте, как вкопанная, и продолжала выдавать одно ругательство за другим. – ЖАЛКИЙ НЕДОУМОК! ЭТО ТВОЯ ПОСЛЕДНЯЯ ВЫСТАВКА В БРИТАНИИ, ПОМЯНИ МОЕ СЛОВО, БРАЙТШЕЛЛ! На этом моменте магический вихрь начал уносить Гелю куда-то наверх, и уже вскоре её выбросило из омута памяти. А крики чиновницы все ещё эхом звучали в голове… Пытаясь восстановить дыхание, девушка обратилась к отцу: – Жестко ты её, пап… – Может быть, милая. Но задача искусства – не только воспевать прекрасное, но и изобличать человеческие пороки. Амбридж из тех, кто может злоупотреблять своим положением, если ей это позволяют. Я всего лишь показал, как отвратительно это выглядит со стороны. А она, видимо, до сих ничего не поняла. – Да, ты прав. И теперь мне ясно, почему она закипает каждый раз, когда видит меня. Спасибо, что поделился! – Не за что. Давай вернёмся в зал. Чует мое сердце, что у тебя немало вопросов о картинах, коллега! – предложил художник, хрипло захохотав. – Так ты читал все, что писали обо мне в газетах? – удивилась хаффлпаффка, – Это так приятно! Может, отец из тебя и не получился, но как художник ты всегда был для меня примером! Обрадовавшись возникшему взаимопониманию, Брайшеллы поспешили покинуть кабинет и с головой нырнуть в по-настоящему волшебный мир живописи.