Лео вернулся домой почти ночью: уже стемнело, было где-то одиннадцать. Он был счастлив. Так счастлив, как никогда иначе: что может быть прекраснее секунд абсолютной свободы? Он не знал, но он мог с уверенностью сказать, если бы его сейчас повели на расстрел, он бы ни о чем не сожалел. Даже сам бы направил дуло на себя и нажал курок.
Он витал в облаках так высоко, адреналин циркулировал по его венам, что он не замечал сигналов тревоги, которые усердно посылало его сознание. Парень их списывал на пережитые впечатления. А стоило бы волноваться, сознание херни не скажет.
– Аллен, отец, я вернулся домой! – яркая, солнечная улыбка исчезла по щелчку пальцев. Он зашёл в дом, колени подкосились, он чуть не упал, видя картину, которая предстала его глазам: Аллен, Тики и Неа сидели на кухне, но... Глаза и лицо Уолкера опухли, белки покраснели, а сам он задыхался. Тики был мрачнее тучи. Казалось, он был темнее даже своих иссиня-угольных волос. Микк смотрел в стол и метал молнии, венка на его шее дрожала, а кулаки сжатые до белых костяшек. На столешнице сидел Неа. И он на фоне Микка и Уолкера выглядел странно: абсолютно спокойный, с тенью улыбки на губах. Дополняли картинку два офицера полиции, спокойные, как гранитные глыбы; они сидели за столом, Лео успел отметить блюдца с пирогом и чашки, вероятно, с чаем.
Все пятеро обернулись на весёлый возглас Лео и смерили его тяжёлым взглядом.
– А вот и ваш мальчик, мистер Уолкер, – сообщил один из офицеров, – так что больше вам не стоит переживать. Все наладится, – он протянул Аллену салфетку, тот громко высморкался и смахнул слезу.
– Большое спасибо, сержант, – сдавленным полушепотом поблагодарил Аллен.
Он эйфории и ощущения свободы и полёта у Лео не осталось и следа. Как будто воздушный шарик, наполненный гелием, укололи иголкой, и тот лопнул. Он разулся, повесил пальто в прихожей и прошёл на кухню.
– Добрый вечер. Лео, я правильно понимаю? – поинтересовался тот же офицер, дождался кивка. – Отлично. Меня зовут Макс Харрис, я капитан полиции, – он продемонстрировал удостоверение, чтобы Лео успел прочитать, – а это мой коллега, Тайлер Келли, приятно с тобой познакомиться.
Второй офицер показал свои документы и начал:
– Лео, – он положил перед парнем официальный полицейский бланк, – это заявление твоего папы, в настоящее время покойного, – впрочем, удивляться чужой шутке будем потом – гласящее о том, что некий Лео Микк совершил правонарушение, а именно кражу двух тысяч восьмисот семидесяти долларов у гражданина Тики Микка, то есть, твоего отца. Это уголовное преступление, ответственность за которое понесешь лично ты. Суд вынесет приговор, в котором будет оговорено наказание. Это первое.
– Второе же, – продолжил Харрис, – заключается в следующем: у неких мистера Аллена Уолкера и мистера Тики Микка, находящихся в законном браке, пропал ребёнок, мальчик семнадцати лет. Зовут Лео Микк, тёмные волосы, светлая кожа и медово-янтарные глаза. Не знаешь такого, Лео? – офицер положил перед ним второй лист, в котором было уже обращение Аллена.
Лео с каждым произнесенным словом цепенел все больше, белел все сильнее. Аллен забрался на подоконник и отогревал руки, держа в них кружку с кофе. А Тики становился все более мрачным. Юноша негнущимися пальцами достал из кармана толстовки свой телефон, когда его оборвал ледяной тон отца:
– Можешь не трудиться. Там семьдесят четыре звонка. Большая часть от Аллена, прошу заметить, – он поднял на сына глаза, горящие чем-то непонятным, но определённо очень страшным. – Знаешь, – а вот это уже разочарованно, да так, что у Лео скрутило что-то в животе, – мне кажется, если бы Аллен не был бы седым, было бы заметнее, как он поседел. Я уже был готов вызывать скорую, когда пришли эти чудные люди, – он указал на полицейских, – потому что Аллен был на грани, – он встал и ножками стула оглушительно скрипнул по полу. По крайней мере, так показалось Лео. Микк-старший подошёл к сыну, упёрся руками по бокам от него в спинку стула, наклонился и стал говорить в район его уха и шеи. Тихо, чтобы не слышали сотрудники правопорядка, но чётко. Будто треск в звенящей тишине: – Три тысячи долларов, исчезновение в непонятном направлении, потенциальная потеря ещё не родившегося ребёнка. Что ты творишь? – Тики безумно хотелось вставить обращение, вроде "сученыш", но он сдержался невероятным усилием воли. – Зачем ты гробишь себя? Зачем красть, м? Ты думаешь, я тебе этих денег не дал бы? Зачем извращаться, когда ты с той же лёгкостью мог бы навешать мне лапши на уши? Или тебе украсть проще, чем соврать? Я же... – он осекся, прикусил губу и вдохнул поглубже. – Я же верю тебе. Всегда и безоговорочно. Ну, или верил, – добавил он с горечью разочарования в голосе.
Больше Тики не сказал ничего, хотя очень хотелось. Хотелось устроить скандал, разбить всю посуду, заставить сына бояться и понять, что он ошибся по-крупному. Хотелось быть уверенным, что стресс не навредил Аллену и их сыну, братишке Лео. Он только лишь закусил губу, сжал руки в кулаки, окинул взглядом Лео ещё раз и ушёл. Он вышел из дома и спрятался в беседке, зажёг сигарету, затянулся. Он чертовски долго не курил, считал, что бросил. Не бросил.
Аллен наблюдал за сценой с подоконника, тихо пил кофе, иногда запивал его ромашкой. Он не проронил ни слова, пока Тики говорил. После же его ухода в доме установилась звенящая тишина. Офицеры стали свидетелями сцены, наблюдать которую явно не хотели.
– Простите, пожалуйста, мужа за увиденное, – наконец подал голос Уолкер. – Я бы хотел забрать заявление о пропаже ребёнка, если это возможно. И второе заявление тоже, – добавил он чуть тише, но его услышали.
– Дело о пропаже мальчишки мы уже завели, так что заявление забрать назад не получится, тем более, он нашёлся. Так что его мы просто закроем. Что касается заявления о краже, отозвать его может тот, кто подал. Так что... – Харрис оставил предложение висеть в воздухе, но концовка была очевидной.
– Если вы больше не можете дать никаких показаний, с вашего позволения, мы откланяемся, мистер Уолкер, – подытожил офицер Келли, собирая свои вещи и направляясь к выходу. Харрис уже обувался. – До встречи в суде, мистер Уолкер, – попрощались они и ушли. Тики не видел, как они уходили, но слышал стук калитки. Домой он не вернулся: его все ещё колотило от раздирающих его эмоций.
Полицейские оставили после себя опустошение. Лео возвращался домой окрыленным, сейчас же он боялся не то, что пошевелиться, а даже вздохнуть. Папа и правда подал заявление в полицию. Его папа, который был с ним всегда и несмотря ни на что. За что он его так наказывает? А Аллен... Аллен вновь, как и в любой другой день, встал к плите, разогрел ужин, отрезал кусок пирога, налил чаю и все это предложил оцепеневшему парню.
– Спасибо, – кое-как смог выдавить из себя Лео, принявшись есть. Он все-таки решил проверить слова отца о почти сотне звонков и полез в толстовку: ну не мог же он не заметить ни одного. В толстовке было пусто, несмотря на то, что он клал его в карман. Ну, может, он чего-то не помнит, не трагедия. Он ушёл в коридор проверить карманы пальто. Тоже пусто. Очень интересно. А в сумке... А сумку он сегодня в школу не брал, но точно помнил, что брал телефон с собой. А это значит...
– Потерял что-то? – поинтересовался Аллен, наблюдая, как Лео что-то безрезультатно ищет.
– Ага. Телефон, – голос более менее пришёл в норму, он говорил так, будто ничего не произошло. Впрочем, так оно и было, а понести наказание самому не очень-то его и страшило. Главное, что его действия не повлияли на его родных. Вроде. Теперь, по крайней мере понятно, почему он не слышал звонков.
– Ясно, – со вздохом ответил Уолкер. – Ладно, что уж там, ешь, – Аллен замолчал, наблюдая за тем, как Лео ест. Тому казалось, что мужчина хотел сказать что-то ещё, но не решался. – Ну и... – наконец выдохнул он, начиная мыть посуду. – Где ты был?
Он этот вопрос задал так... Опустошенно, наверное. Отрешённо.
– Не станешь кричать и ругаться? – обескураженно спросил юноша.
– А есть смысл? – устало поинтересовался Аллен. – Есть ли смысл кричать, ругаться? – он повернулся к нему лицом, оперевшись на бортик раковины. Внезапно его лицо исказилось болью, он немного наклонился вперёд, положил руку на живот. Затем замер, видимо, прислушиваясь к ощущениям и выпрямился. На лице больше не было боли, зато во взгляде... Во взгляде Лео прочитал разочарование. Опять. Сначала он увидел его в глазах отца, а теперь ещё и Аллена. Отвратительное чувство презрения к себе скрутило парнишку, заставляло стыдливо отвести взгляд, но он не отвел. – Есть вообще смысл что-либо тебе говорить? Ты мне обещал, что все вернешь. Я поверил. А ты в итоге сделал ровно противоположное. Так и должен ли я ругаться? Ты ешь, – Аллен обратил внимание на то, что парень ничего не съел, а Лео кусок в горло не лез, – если ты еще и голодом себя замучаешь, ничего хорошего из этого не получится. Тц... Вот насколько надо было облажаться, чтобы на тебя написал заявление никто иной, как твой папа? Мёртвый папа, – поправил он сам себя и усмехнулся. – Слушай, мы устали с Тики. Надоело, что никогда нет налички, что ты не предупреждаешь, что не придёшь на ночь, а если приходишь, то такой пьяный, что я тебя в дом пускаю только ради отца. Была бы моя воля, на порог бы не пускал, пока не протрезвеешь. Но Тики... Ты бы видел его, когда ты не предупреждаешь нас, что не придёшь. Так что... Мы тебе до сих пор ничего не говорили и ждали, что ты сам придёшь на поклон. Но ты не пришёл. Что ж, мы и сейчас ничего не скажем. И не сделаем. Только если ты попросишь. Если дойдёшь до понимания того, что тебе нужна наша помощь. И напоследок, солнце, – он подошёл к нему, наклонился и сказал тихо-тихо, но Лео услышал: – Папочка умер полтора года назад. Не стоит разбрасываться такими словами, не подумав. А ты не подумал.
Аллен устало потер глаза и переносицу, блекло улыбнулся ему и ушёл наверх. Того клонило в сон. Малыш в его утробе любил вертеться и пинаться, как несколько минут назад, что добавляло дискомфорта.
Хлопнула входная дверь, на пороге появился Тики. В домашней чёрной толстовке и серых трениках, постоянно спадающих с его бёдер, он выглядел даже очаровательно. Янтарно-медовые глаза блестели усталостью, тревогой и потерянными нервами. Кажется, посиделки на улице его отрезвили: не было той всепоглощающей ярости.
Микк налил себе кофе, сел напротив сына и изучающе на него смотрел. Разочарование вроде исчезло, но во взгляде отца читалось: "Где я ошибся? Почему это произошло и как мне исправить?"
– Отец, – наконец поднял глаза на Тики парнишка. – Я... потерял телефон, – с запинкой признался он, – поэтому я не слышал ваших звонков.
Микк-старший усмехнулся:
– То есть, если бы ты его не потерял, ты бы ответил на первый же звонок Аллена? – усмешка вновь исказила его лицо и он вздохнул. – Вот уж во что не поверю, учитывая последние недели.
А Лео и ответить было нечего. Он мог бы хотя бы себе не врать и признаться, что он не ответил бы, даже если бы не потерял телефон, но он не хотел этого признавать.
– Ответил бы, – так что ему ничего не оставалось, кроме как бросить вызов Тики.
– Правда что ли? – Микк хохотнул с нотками сарказма, но без особой злобы: он принял правила игры. – То есть ты бы по первому нашему требованию вернулся домой? Да после того, как снял тысячу долларов? – уровень язвительности возрастал в геометрической прогрессии, а Лео замолчал.
Что ж, стоило ожидать того, что в словесные дебаты с отцом вступать не стоит. Что и требовалось доказать: парой фраз альфа заткнул юношу.
– Так и где ты в итоге был? – поумерив язву, поинтересовался Тики. – Зачем ты снял столько денег? Вернулся трезвый и прямо-таки окрыленный, значит не пропил. Так и зачем?
– Я... – Лео никогда бы не подумал, что рассказывать о чем-то отцу будет так сложно. И все-таки оказалось. – Я прыгал с парашютом. Поэтому снял так много денег.
– О как, – Тики по-настоящему удивился. Вот это депрессия скручивает человека – аж экстрима хочется. – Понравилось хоть? – удивление и шок сменили язвительность и окончательно вытеснили злость. Микк действительно хотел теперь узнать, каково это.
– Безумно! – Парень мгновенно воспринял смену реакции отца и захватывающие его эмоции после прыжка наполнили его вновь. – Отец, ты не представляешь, что это! Это... Это такое невероятное чувство свободы, ты представить себе не можешь. Будто ты стал богом, что тебе подвластно вообще все, а проблемы настолько незначительные, что они не достойны твоего внимания! Это такая эйфория.
Видя, как у сына горят глаза и как он носится по кухне, Тики невольно улыбнулся. Лео заметил это и улыбнулся сам, полагая, что он прощен. Вот только Микк-старший почти сразу померк: уж очень сложно забыть о том, что заявление все ещё в полиции, дело заведено, а сын рискует сесть.
– Оно того стоило? – подал он голос тихо. Челка закрывала его глаза, он ее не убирал. Они сияли из-под волос, ярко выделяясь на смуглой коже. – Стоило уголовного дела?
– Я думаю, стоило, – после долгого молчания ответил юноша. – За те крохи свободы я бы сделал что угодно.
– Так ты и сделаешь что угодно, – сам себе ухмыльнулся Тики. – Ты сядешь.
Блеск в глазах Лео померк. Да уж, как он мог забыть. Офицеры ушли совсем недавно, а ему уже пони мерещились и радуга. Прямо дома, под потолком.
– И зачем все это надо было? – Вновь задал провокационный вопрос Тики. – Или что, тебе белый свет настолько не мил? – он обошел стол, встал напротив Лео и влепил тому звонкую пощёчину. Место удара мгновенно покраснело, а Лео ошалело смотрел вбок. – Глупый мальчишка! – Зашипел Микк, отворачиваясь и потирая руку. А затем повернулся вновь и, трясясь от гнева, стал орать: – Что, неужели какого-то ублюдка хватило, чтобы ты похерил всю свою жизнь?! Себе семнадцать лет, еб твою-то мать, Лео! На планете, напоминаю, семь миллиардов людей, хочешь альфы, хочешь беты, хочешь омеги. Хочешь мужчины, хочешь женщины. Хочешь взрослые, а хочешь дети после восемнадцати. Что тебе неймётся? Он сбежал, так прими это! Отпусти его, если знать не хочешь. Или, блять, поговори с ним наконец, если хочешь с ним жить дальше! Хватит пиздострадать, в мире столько людей, что ломать свою жизнь из-за одного говнюка не стоит ни единой блядской секунды! Тебе плохо? Так скажи об этом, ебаный ты в рот! Нечего закрываться от нас. Наша с Алленом задача – помогать тебе в жизни, потому что ты наш ребёнок. А что ты? Ты красть решил. Лео, ну ё-моё. Он не остался с тобой в момент, когда тебе было особо херово, так устрой ему вынос мозга. Не еби мозги нам! Я тоже не спал с Неа в его первую течку. Потому что ему было шестнадцать и я не хотел, чтобы он залетел. Про таблетки и резинки не знал ни он, ни я. Вот и думай теперь. Делай выводы. Точнее, – он выдохнул и вдохнул, – сделай уже что-нибудь. Например, отпусти. Или поговори с ним. Хватит самоуничтожаться. Всегда успеешь, тебе только семнадцать, один козёл не стоит испорченной жизни. Даже истинный козёл, котёнок, – он прикоснулся к опухшей от удара щеке сына и нежно погладил, как бы извиняясь за свой поступок. – Я же с Алленом счастлив, – он ласково улыбнулся и пошёл наверх, оставляя парня один на один со своими мыслями.
Лео был в ахуе. Отец столько в одном монологе не матерился никогда. Но сегодня его прям прорвало. И никогда он не видел столько эмоций на его лице, как сегодня: и ярость, и разочарование, удивление и шок, заинтересованность. Счастье. Аллен тоже удивил. Точнее, Лео буквально разбился о землю, когда увидел разочарование в глазах самого светлого и самого всепрощающего человека, которого он знал. На памяти Лео Аллен не ругался ни разу, всегда только разговаривал, если парень облажается. Выходит, он действительно проебался по-полной. С другой стороны, а чего он ждал? Встречи с распростертыми?
– Теперь ещё и ты будешь нотации мне читать? – перед Лео сидел Неа. Парень даже не удивился: папа точно должен был появиться сегодня, так что это ожидаемо.
– Не, я уже насладился монологами Аллена и Тики. Я чаю пришёл выпить, ну и потусить с твоим отцом и Уолкером, – Неа улыбнулся, а Лео налил ему чаю и отрезал кусок пирога. – Спасибо, Лео.
– Да не за что, вроде... Я тут типо облажался, так что пытаюсь исправиться, как могу, – юноша неловко улыбнулся, мол, такой вот я дурак.
– Подлизываешься, значит, да? – Неа нежно улыбнулся. – Очень интересно... Так и... – это, видимо, фишка сегодняшнего дня: эмоции обитателей этого дома мгновенно меняются будто по щелчку пальцев. Вот и Неа из расслабленно-счастливого стал внимательным и смотрел изучающе. – Как прыжок с парашютом?
– Ты все слышал, да? – догадался Лео.
– А то. Так и как все прошло? – продолжал допытываться Кемпбелл.
– Потрясающе, на самом деле, – Микк-младший мечтательно улыбнулся. – Знаешь, – Лео внезапно стал серьёзным, – думаю, оно того и правда стоило. И не потому что эмоции. Потому что... Я нарвался и меня как следует встряхнули. Типо... Мне ведь и правда нужна была помощь, как выяснилось. Мне же казалось, что все хорошо, но по факту это же не так, да? Возможно, я правда нуждался в разочаровании Аллена и злости отца. И в его пощечине, – Лео хохотнул. – Теперь, по крайней мере, у меня есть силы идти вперёд.
– Что, все, что ни делается, к лучшему? – Неа усмехнулся, но беззлобно.
– Типо того.
– И что делать будешь?
– Поговорю с ним. А там, как пойдёт. Кстати, пап... Забери, пожалуйста, заявление. Я не хочу в тюрьму, – Лео прикусил губу, ожидая ответа, а Неа, как на зло, не торопился. Мужчина смотрел куда-то в окно, но, кажется, в пустоту. Задумался, очевидно.
Юноша пока налил себе какао. Аппетит вернулся к нему, он насыпал себе картошки и котлет, стал уплетать, как не в себя. Кемпбелл за ним наблюдал исподтишка.
– Как ты собираешься говорить с Даниэлем, если ты удалил его номер? – голос Неа прозвучал внезапно в образовавшейся тишине, Лео аж вздрогнул.
– У него завершающий концерт тура будет в столице. Я туда приду и подкараулю его в гримерке. Я так уже делал, – Лео улыбнулся, вспоминая, как они с Деном познакомились. Боже, как же Даниэль офигел тогда. Тогда истерила Дженнифер, пытаясь впихнуть ему Киру. А в итоге впихнула её Лео. Да уж.
– До столицы далеко. Как добираться думаешь? Это немаленькие деньги, где возьмёшь? – Неа беспардонно прервал воспоминания мальчишки каверзными вопросами, да ещё и уставился на него, внимательно изучая его реакцию.
– Я на работу устроюсь. Я видел на одном сайте вакансии. Тип, листовки у метро раздавать. Заработать на поездку мне удастся.
"Ух ты, – подумал Неа, – будем считать, что проверку он прошел". И улыбнулся.
– А к новому году я смогу отдать все те деньги, которые взял у отца, – закончил Лео.
– Откуда мне знать, что ты не соврал? – продолжил допрос Кемпбелл.
– Так я уже откликнулся на вакансию, – как ни в чем не бывало сообщил Микк-младший.
– А если они так и не напишут?
– Тогда напишу ещё кому-нибудь завтра, – тем же тоном ответил юноша. – Предвосхищая твой вопрос: ты все равно узнаешь, напишу я или нет, ты же видишь все.
– И то верно, – улыбнулся Кемпбелл. – Хорошо, убедил. И напоследок, – он улыбнулся, растворяясь в воздухе, – я заберу заявление.
***
Решив, наконец, действовать, Лео добился какого-то благословения свыше: промоутерское агентство, на чью вакансию откликнулся пацан, ответило ему приглашением на работу на следующий же день, как он и обещал Неа. Работа оказалась нетрудной, всего четыре часа после школы, да и платили неплохо: пятнадцать долларов в час. Ещё и график два через два давал Лео деньки отдыха, что было потрясающе. Минусом, правда, было то, что метро, у которого его прикрепили было на другом конце города, и ехать туда было прилично, но жаловаться, учитывая его положение, не приходилось.
С потерянным телефоном разобрался сам Лео: он потихоньку откладывал заработанные деньги и купил себе простенький смартфон. В момент покупки он испытывал практически те же ощущения, как и во время свободного полёта.
Работа спорилась, Неа, выполнив обещание, забрал свое заявление и отказался от каких-либо претензий к сыну. Единственное, с подработкой Лео стал периодически забивать на домашнее задание: в рабочие дни времени просто не хватало, а на выходных сделать все не было возможности. При том, что школу пацан не прогуливал: одиннадцатый класс и готовиться к экзаменам надо было. В общем и целом, время текло равномерно, без рынков. Лео совсем перестал пить, не взял у отца без разрешения ни цента, но тусить и развлекаться перестал тоже: друзей-то по факту у него не было.
Двадцать седьмое сентября – день концерта Даниэля – наступило очень внезапно. Лео заранее договорился с работодателем, что он пропустит этот день, и тот достаточно легко согласился, парень сам купил билет на концерт – причём, очень дорогой: в вип-ложу и пропуском за кулисы – и сам оплатил дорогу в столицу.
Лео вернулся в свои пятнадцать, когда он первый раз оказался на из концерте. Тогда он был так счастлив, потому что смог урвать билет почти в самый последний момент, ещё и проскользнул в гримёрку кумира незамеченным. Потрясающее стечение обстоятельств, хотя два года спустя больше похоже на судьбу: так, как ему, не везёт. И сейчас, казалось, как тогда: те же басы, пробирающие до костей, невероятные гитарные рифы и тягуче-притягательный голос Даниэля, которого тогда Лео считал своим кумиром, а теперь парень знал, что они истинные. Вроде не поменялось с тех пор ничего, но на самом деле изменились они, изменился весь мир, причём так колоссально, что начинаешь удивляться: как такие изменения вообще возможны.
Для Лео оказалось приятной неожиданностью, что последний концерт в туре парни решили закончить песней, которая была открывающий на том самом Их первом концерте. А что было после Лео сохранит в своём сердце навсегда и ещё капельку подольше. Даниэль сказал завершающую речь концерта.
– Дорогие друзья, – начал он, пока люди орали: "Бис". Ден рассмеялся, услышав призывы. – К сожалению, время у нас ограничено, так что мы не сможем сыграть на бис, простите уж, – он рассмеялся, а зрители стихли. – Все вы прекрасно знаете, что у меня есть любимый человек, я рассказывал о нем ещё на первом концерте тура, но... Я отвратительно с ним поступил, бросил в самый сложный, пожалуй, период его жизни. Я мог этого не делать, но побег казался мне тогда единственно верным решением проблемы. Разумеется, – он рассмеялся, – проблемы это не решило. Я осознал это и молил прощения на том концерте, потому что он удалил мой номер и не брал трубку. Я надеялся, что он увидит мои извинения, но этого, как оказалось, не произошло. И сегодня... – он запнулся, сглотнул и продолжил: – Я почему-то уверен, что он сегодня тут. Это что-то невероятное, это даже не шестое чувство. Не интуиция и не догадки. Я знаю это так же, как знаю, что я сам стою перед вами на этой сцене. Так что, – перед сотнями человек брутальный с виду человек, в чьих песнях достаточно много агрессии, встал на колени. По залу пробежала волна голосов. В общем гуле не было слышно отдельных слов. – Любимый мой мальчик. Чудесный, родной и ненаглядный. Честно, я никого так не любил, как тебя. И мне безумно стыдно за ту боль, которую я тебе причинил. Я искренне раскаиваюсь и прошу у тебя прощения. Дай мне второй шанс, я объяснюсь и исправлюсь. Честное слово, – в зале повисла тишина, а Лео из вип-зоны спустился на танцплощадку и сквозь толпу стал пробиваться к сцене. Ден продолжал что-то говорить о другом, о туре в целом, о зрителях, о надеждах, что новый альбом понравился слушателям, а Лео все шёл и шёл вперёд к сцене. И удача не покинула его и сейчас: охранники перед сценой будто его не заметили, так что он с лёгкостью смог перелезть ограду. Даниэль увидел его в последний момент, окаменел и просто смотрел на него неверяще. Юноша же взобрался на сцену, влепил истинному пощёчину, как отец в начале сентября, и обнял его под зал, взорвавшийся аплодисментами. Через несколько секунд Ден ответил на объятия и уткнуться носом ему в шею, вдыхая родной запах.
– Не обольщайся, – кричал ему на ухо Лео. – Я все ещё зол на тебя, обижен и жду объяснений. Так что ты либо говоришь мне все, как есть, и мы думаем, как жить дальше, либо мы расстаёмся, потому что ты и правда бросил меня в самый сложный период в жизни. Это понятно?
– Угу, – ответил он. – Приходи в гримерку, я соберу вещи и провожу тебя до дома. По дороге поговорим, идёт?
– Ладно, – согласился он, – пошёл тогда тебя ждать. Кстати, – он хитро прищурился, – с тебя деньги за билет. Я угрохал на лучший хрен знает сколько, жлобы. Требую вернуть минимум половину, ясно?
– Ясно, солнце, – Дену как будто мозг отключили: он улыбался и светился по-идиотски счастливо.
***
– Ну и? – начал Лео, когда они выехали с парковки в сторону дома. – Как тур прошёл? И с кем ты оставил Киру?
– Тур прошёл волшебно, таких сборов давненько не было. Киру... – Ден замолчал, внимательно всматриваясь в лобовое стекло. – Я её оставил с мамой. Боже, не представляешь, какой мать скандал закатила из-за этого. Говорила, что ребёнок должен быть с родителями.
– Я её понимаю. Хуевый ты отец, Даниэль. Вместо того, чтобы всего себя посвятить дочери, ты в тур уехал хрен знает на сколько. Хотя ладно, этот тур был достаточно коротким, несколько месяцев всего. Но все же. Кира совсем малышка и она должна быть с тобой, – он выдохнул. И молчал долго, пытаясь выразить свои эмоции словами. Ден тоже молчал.
– Слушай, – заново начал Лео. – А если у нас будут дети, ты тоже нас бросишь дома и будешь укатывать в туры на неопределенный срок? Скажешь хоть, что уезжаешь? – последнее было чересчур язвительно, но Лео просто не успел прикусить язык.
– Если ты намекаешь на то, что я тебя кинул, то прекрати, – ровно ответил Ден, аккуратно входя в поворот. – И нет, я бы вас не бросил. И Киру бы не оставил с мамой, если бы выход был. Но мне нужно зарабатывать деньги. Кем я буду, если не смогу обеспечить ей счастливое детство? – он усмехнулся.
– Не знаю даже... – протянул юноша. – Ну и раз уж пошла такая пьянка, то давай, рассказывай, почему ты меня кинул.
– Я испугался, – честно признался Ден, сжимая руль.
– Ммм... Чего? – Лео картинно, шаблонно и даже гипертрофированно удивился.
– Твоё ехидство неуместно, – заметил Ден. И замолчал.
– Твоей беременности, – наконец признался Даниэль, а Лео вкуривал ещё секунд тридцать, потому что за время тишины успел забыть свой собственный вопрос.
– Прикольно, – отозвался он. – А слово "контрацепция" ты слышишь в первый раз, – как данность сообщил Лео.
– С девственниками мне башню сносит так, что это чудное слово я вспоминаю только на утро после секс-марафона, – попытался объяснить Ден достаточно спокойно, у него даже голос не вилял.
– Ок, – согласился парень, – но моего постулата это все равно не отвергает. Есть противозачаточные.
– И ты их, конечно же пьёшь, – не смог не съязвить Ден.
– Не пью, но мы могли бы просто это обсудить. К тому же, – Лео выдержал многозначительную паузу, – всегда можно сделать аборт.
– Есть риск больше не забеременеть, – на полном серьезе парировал мужчина.
– Есть, не спорю, – согласился юноша, – вот только он настолько мал и редок, что ты с большей вероятностью попадёшь в авиакатастрофу.
– Очень смешно.
Тишина, наступившая следом за этой фразой, обволакивала. Парень зевнул, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Двигатель тихонько вибрировал под капотом, изредка звучали сигналы поворотника, а за окном им навстречу мчались сотни машин. Было темно, тепло, тихо и спокойно. Лео почти уснул.
– То есть ты сбежал, потому что тебе было так удобнее и ты не хотел подумать своей головой? – наконец задал вопрос Лео.
– Получается, что так, – глухо согласился Ден.
– Ясно, – парнишка зевнул вновь, напоминая царя зверей. – Знаешь, ты хуевый отец, тупой, как оказалось, но не злой. И ты любишь меня, как никто. И... я тебя люблю тоже, – тихо-тихо признался юноша, но Ден услышал. – Я дам шанс. Но не потерплю наплевательского отношения ни ко мне, ни к нашим детям, ни к Кире. Семья должна быть превыше всего, – он разулся, прижал ноги к груди, укутался в пальто и все-таки уснул.
