Лео мог бы сказать, что он любит учиться, любит школу, любит первое сентября и линейку в эту честь, встречать первоклассников и желать им удачи в нелегком учебном пути. Да, он любит. По сути он ждал линейки в одиннадцатом классе все свои одиннадцать лет в школе. Но не в этот раз. После
того утра, когда он смотрел в точку очень много часов, он решил, что все-таки напишет Даниэлю, попробует с ним поговорить, как-то объясниться. Но тот не брал трубку. Весь оставшийся июль и август. Хотя стоит отметить тот факт, что на одном из выступлений он признался ему в глубокой любви, на коленях перед стойкой микрофона просил у него прощения перед полуторатысячной аудитории. Он тогда сказал, что "совершил отвратительный поступок, недостойный уважающего себя альфы, да и в принципе человека", что ему безгранично стыдно и он умоляет себя простить. Это Лео наткнулся на видео-запись концерта на youtube. Он посмотрел ее от и до, даже подумал, что вот, наконец человек готов поговорить и исправить свои косяки. Юноша решил подождать конца тура, чтобы не отвлекать Дена своими звонками, прошло где-то полторы недели, когда Лео решил позвонить первый раз. Но альфа не взял трубку. Ни тогда, не следующие полтора месяца, пока Лео пытался до него дозвониться. Все было бестолку.
Отец и Аллен, спасибо им большое, не лезли. Хотя, возможно и скорее всего им стоило предпринять хоть что-нибудь, потому что мальчик увядал прямо на глазах. И казалось бы, что хуже уже быть не может, когда снизу постучали. Сначала все было более-менее безобидно: он сидел целыми днями дома, много спал днем и не спал по ночам, читал книги, не выходил из комнаты, будто уверовал вто, что это действительно ошибка. Так продолжалось где-то до середины августа, когда попытки дозвониться до Даниэля были более или менее систематичными. В середине же августа кто-то щелкнул переключателем, Лео будто подменили. И опять, сначала все было более-менее безобидно: он стал много гулять, появляясь дома только на ночь, но потом Тики и Аллен стали замечать характерный табачный шлейф за юношей. И это было еще полбеды, потому что в какой-то момент к табачному шлейфу добавился шлейф спиртовой. Тогда Тики с Алленом стали думать, что делать. Подростки -- существа нежные, могут еще нахуй послать и не постыдятся. Может, Лео и не стал бы их посылать, но, учитывая, в каком состоянии он стал возвращаться домой, Микк не был уверен уже ни в чем.
Тридцатого августа Лео снова ушел гулять с самого утра. Он не говорил, к кому, куда и как надолго он уходил, но стоит отдать ему должное: домой он возвращался всегда. Так случилось в тот день. Парень вернулся среди ночи пьяным настолько, что его ноги не держали. На кухне горел свет. Это была та самая стереотипная сцена, когда свет горит только в одном помещении квартиры, спиной к пьяному пришедшему сидит человек в халате, дико злой и настроенный пиздиться до кровавых соплей и намеренный отчитать пьянь так, чтобы тот забыл даже слово "алкоголь". Но до этого всего Лео не додумался. Он вообще был не в состоянии думать. На их кухне сидел Аллен и заканчивал вышивку Тики. Судя по всему, там оставалось работы минут на двадцать. Юноша кое-как разулся и решил от греха подальше уйти к себе и залечь спать. Но его ждало ужасное разочарование: его позвал Аллен. В его пьяной голове промелькнуло только: "Блять, пиздец".
– Ай, – воскликнул Аллен и прикоснулся рукой к животу. Все ближе был срок родов, ребенок в его утробе стал ворочаться и пинаться, причиняя этим некоторый дискомфорт. – Пинается еще, негодник, – пожурил будущего сына Уолкер и обратил внимание на Лео. – Привет, – поздоровался он, – поди сюда, давай поговорим, пока ты еще спать не ушел.
Лео на негнущихся ногах подошел к столу и уселся на самый дальний от Аллена стул: мужчина сидел на подоконнике, а Лео элементарно не хотел вонять перегаром на него, потому что дорожил и Алленом, и еще не родившимся братишкой. Лео так и не поздоровался.
– Я так понимаю, больше говорить буду я, чем ты, но это ничего страшного, – начал Аллен. – Что происходит, Лео?
– А что происходит, Аллен? – поинтересовался Лео. – Вроде, ничего. Ну, как ничего, меня кинул мой мужик, он не отвечает на звонки, я понятия не имею, где он, не имею никакой возмож...нос...ти... Ух, блять, длинное слово какое, пиздец просто, – он рассмеялся, – но, надеюсь ты понял. Не имею воз-мож-нос-ти, во, наконец выговорил, – снова смех, – с ним встретиться. А, или ты имеешь в виду мое состояние? Так я нажрался, – он снова рассмеялся, но голос у него был хриплым и сорванным. – Я думал, по мне заметно будет, видимо, я еще неплохо держусь, – попытался пошутить он. И замолк. Будто все хотел что-то сказать, но никак не решался. Тишина затягивалась, Аллен не смел ее прерывать. Он не хотел устраивать скандалы, он хотел помочь мальчишке понять, что напиваться до свинячьего визга – хреновое решение ситуации.
– Знаешь, Аллен, а ведь я преступник, – снова начал юноша. – Да-да, преступник, – повторил он и рассмеялся вновь. – Ты думаешь, откуда я беру алкашку и сигареты? Знаешь? Нет? Я расскажу! – он остановился, поник. Аллен знал, откуда у парня деньги. Тики стал замечать, что у него из кошелька стала пропадать наличка. После того, как Лео начал курить, все встало на свои места: их просто-напросто крал его собственный сын. Микк решил подождать и выяснить, до какой степени хватит Лео и на какие безумства он способен, если в его состоянии к нему попадут деньги. Он очень хотел бы быть уверенным, что Лео не употребляет наркотики, но проверить это он не мог: Лео попросту не было дома, чтобы заставить его пройти тесты. А Лео продолжил свою исповедь: – Я краду деньги у отца, – честно признался он. – У меня нет друзей, которые бы за меня заплатили, хотя... Да кого я обманываю, у меня вообще нет друзей, Аллен! – крикнул он так, что было слышно на втором этаже. Но Микк этого не услышал, потому что спал. Зато услышал Неа, который тусил в комнате сына и был готов в случае чего помочь Аллену в воспитательной беседе. – Никого у меня нет, – повторил парень. – Друзей, знакомых, даже истинного... – А дальше последовала фраза, которую Лео произнес неожиданно весело и задорно: – Потому что этот мудак кинул меня, Аллен. Знаешь, алкоголь – классная штука. Помогает забыться. Вот я и пью.
Больше парень ничего не сказал. Вновь наступила тишина. Аллен больше не вышивал, ребенок продолжал пинаться, это было больно, но он молчал. Он только лишь сжимал кулаки и закусывал губу.
– Твой отец за тебя переживает, – начал Аллен, наконец. – Я тоже, – он грустно улыбнулся. – Наше дитя сломлено, и вместо того, чтобы обратиться к нам за помощью, чтобы мы помогли починить сломанные детали, ты замкнулся в себе. Мы решили дать тебе возможность разобраться в ситуации и своих чувствах самому, решили дать тебе время. Ты решил, что лучшим выходом для тебя станет подобное самоуничтожение. Ты как будто пытаешься себя изжить, будто пытаешься утопить сознание, чтобы осталась лишь оболочка, безвольная кукла. Тебе нужна помощь, Лео, а не пьянки. Наверное, настало время обратиться к родным за помощью.
– Может, и настало, я не знаю, – парень зевнул, потянулся. – А что мне ещё делать? Трубку он не берет, я хуй знает, где он. Мне даже поговорить не с кем, у меня же никого, кроме тебя с отцом, нет, – он встал и подошёл к подоконнику, наклонился и положил руки на живот Уолкера. Лео почувствовал движение под своими ладонями и улыбнулся. – Давай мы поговорим позже, ок? Сейчас я не в состоянии говорить, ты же видишь. Я просто хочу забыться, чтобы боль ушла, но и мешать вам с отцом я не хочу. У вас же... – он сполз по радиатору батареи, который был установлен под подоконником, поерзал немного, нашёл удобную позу, закрыл глаза. – У вас скоро будет ребёнок... У меня, между прочим, тоже мог быть ребенок, но к родителям Даниэля на поклон я не пойду! – заявил он и зевнул. – Не хочу быть вам обузой. Не хочу, чтобы... Чтобы вы разочаровались, но пока я только тем и занимаюсь.
– Хей, – улыбнулся Аллен, взял Лео за руку и потянул на себя. Мальчишка поддался и залез к Аллену. Он улегся на плечо Уолкера, прижался к нему, а мужчина укрыл его пледом. – Ты не разочаровываешь нас, Лео. Ты просто запутался, такое бывает. Ничего в этом постыдного нет. Слабость – не порок. Порок – кражи у собственного отца. Знаешь, доверие очень сложно восстановить, Тики же доверяет тебе. А ты его подводишь. Нельзя же так, – он стал гладить подростка по волосам, Лео улыбнулся. Было стыдно. Честно, очень стыдно. – Ты понял?
– Угу, – уже сквозь сон согласился Лео. Рядом с Алленом так тепло, уютно, как с папой. Интересно, как бы отреагировал папа? Как Аллен – нежно и ласково? Уолкер, наверное, считал, что мир спасёт любовь, поэтому он никогда его не ругал, а только пытался достучаться до его совести. – Я понял, папочка, я поступил просто отвратительно. Я попрошу прощения у отца и верну все деньги, я обещаю, – конец фразы было практически невозможно разобрать, но Аллен справился. Будить юного алкоголика очень не хотелось, но и перспектива спать на подоконнике на кухне не радовала. Хотя только ради одного только "папочка" Аллен готов был спать где угодно, честно.
– Папочка, да? – Неа спустился вниз, присел за стол и включил чайник. Он почему-то светился. В прямом смысле этого слова.
– Ага, – Аллен мечтательно улыбнулся. – Ты представить себе не можешь, как я рад. Как будто мне поклялись в вечной любви.
– Практически так все и произошло, – отметил Кемпбелл, смотря на пузырьки, поднимающиеся со дна чайника. – Подростки редко проявляют такую искреннюю любовь. Ну, по крайней мере, родителей они перестают так называть. Обычно они говорят что-то вроде: "Да ты мне никто. Ты всего лишь мой отец!" Или что-то похожее, – он усмехнулся. – Малолетний алкоголик, ей-богу... Как по мне, ты с ним слишком добрый. Он у вас начал красть, а ты все пытаешься воззвать к его совести.
– Пытаюсь. Скандал я всегда устроить смогу, да и не люблю. Если можно решить миром, то почему нет. Ты бы на моем месте что сделал бы? – он аккуратно переложил Лео со своего плеча на подоконник и слез с него, стараясь не потревожить юношу.
– Выпорол бы, – чистосердечно признался Кемпбелл. – Взял бы самый тяжёлый ремень Тики и выпорол бы. В моем мире воззвание к совести не работает почему-то.
– Скорее всего, Тики так и сделает, – Аллен налил им чая, сел рядом с Неа. Задумался.
– Заступишься за него, мать Тереза? – поинтересовался Неа. – Чай вкусный.
– Нет, – ответил Аллен. – Как бы то ни было, Лео виноват и должен быть наказан. Если я не могу придумать как, это сделает Тики. Даже если Лео все понял и раскаивается. – Он зевнул, потянулся, выгибаясь в пояснице. – Боже, это был слишком длинный день, пора спать.
– Что, вышел на работу? И что Тики?
– Угу, – ответил Уолкер. – Бумажек столько, что кажется, что я под ними и умру. А что Тики? Включил режим курицы-наседки и носится вокруг меня, будто я хрустальный. Дома устроил мне сцену, мол, сиди дома и отдыхай, не хватало тебе ещё перетрудиться. Заботливый садист, я не могу, вот честно.
– А в школе что?
– А в школе ничего. Половина педсостава смотрит на меня с завистью, остальная половина с ахуем, потому что никто не понимает, от кого это я залетел. Как будто, блять, никто не видел, кто меня из школы уносил, когда у меня течка началась.
– Ясно-понятно, – хмыкнул Неа. – Иди-ка ты тогда спать, завтра на работу.
– Ага, – Уолкер допил чай, потянулся и ушёл спать. – Спокойной ночи, Неа, – бросил он напоследок.
– Спокойной, мать Тереза, – бросил напоследок Неа, когда Аллен скрылся за дверью своей спальни.
Кемпбелл так и остался сидеть на кухне, наблюдая за тем, как спокойно сопит его сын. Неа достаточно долго следит за ними всеми, он все больше удивляется ванили в их отношениях. Все у них хорошо, мило и сопливо, аж напрягает. Так не бывает в реальной жизни. Вот, казалось бы, Лео облажался по полной, но что сделал Аллен? Целое нихуя. А спускать на тормозах подобное поведение ни в коем случае нельзя: Лео ещё сядет на шею и ножки свиснет. В голове Неа вся надежда была только на неоспоримый авторитет в этом доме – Тики. Но тот тоже за время жизни с Алленом настолько размяк, что было непонятно, сделает он что-то или нет.
Тем временем светало. Было около пяти утра, что ли, Неа на часы не смотрел. Он смотрел на то, как в окно, на чьем подоконнике уснул Лео, льются первые лучи солнца, а парню это не нравится. Он пытается отвернуться от света, натянуть плед, но это не помогает. Он ворочается, пытаясь найти вновь удобную позу для сна. Видимо, это его и будит окончательно: он смешно моргает и трет глаза, пытаясь сконцентрироваться на фигуре за столом. На Неа падает свет утренней зари, так что парень ориентируется довольно быстро.
– Привет... Пап, ты, что ли? – он сел на подоконнике и опустил ноги, но пока не слез. – Ты мне снишься или нет? Что ты тут делаешь? – Лео не понимал вообще ничего. Папа же вроде говорил, что появляться больше не будет. Или не говорил?
– Я, – подтвердил Кемпбелл. – Я пришёл, потому что мне надоело твоё поведение. Ты опустился до кражи у собственного отца, Лео, – он разочарованно улыбнулся. Эта улыбка не осталась незамеченной Лео, он прикусил губу, чтобы не начать оправдываться. – Не стыдно? Пасть ниже просто некуда. Я слышал весь твой разговор с Алленом, я сидел у тебя. Я сидел у тебя и думал, что ты поднимешься и я из тебя всю дурь выбью. Но что-то пошло не так, – он ухмыльнулся. Лео выглядел пристыженным, осознающим свою вину в полной мере. – Ты разговор с Алленом помнишь? – Неа дождался кивка сына. – Ты обещал вернуть все деньги. А ты хоть знаешь, сколько ты взял? Может, в блокнотик пометки делал? – Неа прекрасно знал ответ на свой вопрос: Лео стаскивал из кошелька отца мелочь, которой, как он полагал, Тики не хватится. Но сам даже не запоминал, сколько и когда взял. Кемпбелл лицезрел мыслительный процесс в глазах сына, практически торжествуя. Ох, тяжко ему было. Вот только кто, если не он, вдолбит в голову этого несносного юнца нормы приличия? Он очень сомневался, что Аллену хватит духу. В Тики он верил, но решил подстраховать. – Вижу, что не знаешь. Подскажу. За полтора месяца ты умудрился стащить тысячу восемьсот семьдесят долларов. О, иногда ты брал по сотне, считая, что Тики не заметит. Он, может, и не заметил, зато заметил я. И я все записал. Я даже этот листик к собой прихватил, – он достал из заднего кармана сложенный в несколько раз листок а4, на котором убористым и почти не понятным почерком был написан список. В основном эти деньги были потрачены на алкоголь. Около полутора тысяч. Все остальное – сигареты. Причём, почти все попойки спонсировал Лео.
Парень смотрел на лист, как замороженный. Он не мог понять, в какой момент он успел взять так много.
– Я все верну, пап, честное слово, – вновь пообещал он осипшим голосом. Горло пересохло, в связках как будто песок.
– Ты мне хотя бы не ври, – отмахнулся Неа. – Если Аллен идиот и поверил в это, то я знаю тебя несколько лучше. Ты понятия не имеешь, как ты будешь возвращать. И по факту тебе плевать на обещание, данное Аллену, потому что ты считаешь, что, раз он тебя простил и отпустил, то то же сделает и отец. Не обманывайся, мальчик мой. Кража – подсудное дело. А то, что тебе херово, не значит, что можно творить всякую хуйню, у тебя должна быть голова на плечах. Ты замкнулся от Аллена, от отца, ничего им не говоришь, а только продолжаешь грызть себя изнутри. Что-то я сомневаюсь, что тебе оно приносит удовольствие, – Неа встал, подошёл к Лео и обнял его обманчиво-ласково. – Запомни, мой дорогой ребёнок. Нет ничего ценнее доверия. Проебать его очень легко, даже доверие родителей. Ты на грани. Еще один такой финт ушами и ни Аллен, ни Тики это не стерпят. А я лично буду тем, кто напишет заявление. И не потому что я тебя не люблю. Я люблю тебя даже больше твоего отца порой. Я это сделаю, чтобы у тебя мозги встали на место, – он чмокнул юношу в висок и растворился в воздухе, оставив Лео один на один со своими мыслями.
Он испугался такого папу. Неа всегда был нежным и ласковым, даже когда он ошибался. И сейчас парень был в шоке. Все, что ему оставалось, – переваривать услышанное и уже искать работу, раз он собрался вернуть все деньги.
Вот только...
***
Утро началось нервно: они с Алленом проспали будильник, потом Уолкер препирался с Микком, что работать он будет, потом кофе, завтрак, сборы... Никто не обратил внимания на спящего на подоконнике Лео. В смысле, Тики не обратил. Аллен же заметил, но никак не отреагировал, сейчас у него есть дела и поважнее, а с Лео они разберутся, когда закончат рабочий день. Завтра первое число и работы море, никто ничего не успевает.
– Аллен, ты не видел мою кредитку? – обуваясь, спрашивает Микк. – Налички не осталось, а нам заправиться надо.
– Нет, – не видел, – сообщил ему Уолкер, накидывая серое классическое пальто, которое могло закрыть его живот, и коралловый шерстяной шарф. Ему было побоку, что вещи не сочетаются, так что он прихватил ключи от машины и вышел из дома. – У меня наличка осталась, заправимся, – бросил он, когда за ним вышел Тики.
– Окей, – согласился альфа, когда они вырулили на дорогу.
***
Лео мог бы сказать, что он любит учиться, любит первое сентября и линейку в честь праздника. Мог бы, но не станет. Когда родители преподают в школе, где учишься ты, значение линейки приобретает несколько иной смысл. Какой именно, Лео сказать не мог, но чувствовал, что другие ощущают этот праздник иначе. Так что парень терпеливо выстоял линейку, послушал поздравления директора, посмотрел небольшой концерт из нескольких сценок, стоически высидел классный час и ушёл. Никто этого не заметил, что оказалось парню на руку. Он вышел из школы и направился в сторону банка. Ему нужно было снять наличку. У банкоматов никого не было, это его успокаивало почему-то. Может, потому что он успел отвыкнуть от людей, а может, потому что на карте, с которой он собирался снять деньги было выгравировано чужое имя.
Тики Микк.
Он снял тысячу долларов, спрятал деньги и карточку в куртке и пошёл в сторону метро. Ехать ему придётся далеко загород. Он помнил предостережение Неа, что он напишет на него заявление, если он ещё украдёт денег, а сам Лео не мог пойти на попятный. Он сам для себя решил ещё в середине июля, что сделает это. Так что сейчас ему было плевать и на возможную полицию, и на гнев отца, и на проебанное доверие, и на последствия. Он спустился в подземку, доехал до конечной станции одной из веток, а потом заказал такси. Поездку он оплатил с отцовской карты.
Водитель удивился, что парню нужно из города, да ещё и так далеко, но ничего спрашивать не стал. На место они приехали ближе к четырем часам. Это был аэродром. Огромное поле и множество аэропланов, самолётов. Только это были не пассажирские боинги и аэробусы, а маленькие самолёты на несколько человек. Их названий Лео не знал. Он вышел из машины и вдохнул свежий воздух. Нашёл главное здание, сказал, что он бронировал место в самолёте, инструктора и один прыжок. После того, как Лео расплатился, девушка по рации сообщила, что пришёл парнишка по записи, а затем к ним через несколько минут вышел высокий статный мужчина, судя по запаху, альфа.
– Кристофер, – представился мужчина. – Я твой инструктор, прыгать будем в связке и под моим чутким присмотром, – он дождался кивка парня и дежурно улыбнулся. – Вот и славненько. Идём, выдам амуницию, переоденешься и на борт. Все понятно? – Лео вновь кивнул. Кристофер показал ему раздевалку, даже помог одеться. Потом все было как в тумане: адреналин в крови вырабатывался заранее, сердце дико билось, будто сейчас грудную клетку проломит, а предвкушение мешало запоминать происходящее.
Они сели в один из готовых кукурузников, пилот прочитал Лео технику безопасности. Когда тот убедился, что мальчишка все понял, он разогнался и взлетел. Пока самолёт набирал высоту, Кристофер объяснял, как пройдёт сам прыжок, объяснял, что делать можно, что сделать обязательно нужно, а чем заниматься категорически воспрещается. Лео слушал и запоминал. Внезапно захотелось прыгнуть одному и без парашюта. И в то же время умирать он не хотел. Он надеялся, что прыжок с парашютом, адреналин поможет ему заглушить боль предательства, которая его гложет до сих пор.
Но парень не смог подумать об этом достаточно долго: пока он был в своих мыслях, Кристофер объяснял последние необходимые вещи, которые Лео должен был знать. Но парень их пропустил. Как пропустил и тот момент, когда Кристофер зацепил его карабином, когда надел тяжелый рюкзак с парашютом, когда открыл дверь и подвел его к краю фюзеляжа.
– Нет! Нет, боже мой, нет, не надо, – Лео внезапно начал паниковать. Засосало под ложечкой, затряслись коленки. Адреналина в крови оказалось слишком много.
– Не бойся! – перекрикивая вой ветра, произнес Кристофер. – Я профессионал своего дела, тебе понравится, обещаю, – он задорно улыбнулся и шагнул вперёд вместе с Лео.
Падение с семи тысяч метров стоили того. Стоили предательства, боли, недомолвок с родителями. Взамен – эйфория, чувство всепоглощающей свободы, крылья за спиной.
– Крис! Крис! – срывал глотку от хохота Лео, когда они приземлились и инструктор отцепил его. Юноша бегал по полю, смеялся до слез, а сердце билось так, как никогда раньше. Будто несколько секунд свободного полёта могут кардинально изменить человека. – Крис, большое тебе спасибо!
