Things on your chest You need to confess I will deliver You know I'm a forgiver Depeche Mode — Personal Jesus
— Святой отец, я согрешила. Жарко. И скучно. Рей щурится от яркого солнечного света и надувает большой пузырь из розовой жевачки. Финн лениво наблюдает, как шар перед её лицом растягивается до каких-то невероятных размеров — так во всей округе, кажется, может только Рей, — и делает глоток колы. По бокам жестяной банки текут ледяные капли воды. По его вискам, вторя им, текут капли пота. Чпок. Раздутая на две трети лица резинка громко лопается, и Рей ловко собирает её языком до того, как она, сморщенная, прилипнет к её подбородку. — Не бойся, дитя. Говори открыто, не стыдись перед лицом Господа, и ты получишь Его прощение. Рей слышит, как в полумраке шумят, стукаясь друг о друга, перебираемые его пальцами бусины чёток. — Что-то они сегодня долго, — недовольно фыркает Финн. Он запрокидывает банку, стряхивая последние капли газировки себе в рот, а затем сминает её и отбрасывает в стоящую рядом мусорку. Громкий шум удара металла о металл заставляет Рей поморщиться, но она не отрывает взгляда от дверей здания напротив. — Святой отец, сегодня ночью я поддалась греху рукоблудия. Рей кажется, она слышит, как его губы проговаривают тихое “оу”. Она прикусывает губу, сдерживая готовый сорваться смешок. Двери церкви наконец распахиваются, и на залитое солнцем крыльцо толпой вываливают прихожане. Все эти порядочные, богослуживые джентльмены в костюмах и их жёны в цветастых платьях, с вычурными шляпками на головах и беленькими перчатками на замаранных грехами руках. Рей они бесят. Лжецы. — Нужно быть осторожней, дитя. Этот грех коварен. Усердные молитвы, дитя, спасут тебя. На следующей неделе будет причастие, оно тебе необходимо. Один из них идёт к ним, но именно его они и ждут. По тоже в костюме — светло-сером. Он по привычке чмокает Рей в губы, оказываясь рядом с ней. И тут же обращает своё внимание на Финна. Чпок. — Боюсь, я не смогу, святой отец. Мой дух слишком слаб, а соблазн — слишком силён. — Твоя вера должна быть сильнее, дитя. Сила веры бесконечна. И мы, слуги Божьи, здесь, чтобы помочь сбившимся снова встать на путь истинный. Что-то не так. Обычно прихожане бросают на них — на неё и Финна — неодобрительные взгляды, щуря глаза в презрении, качая головами, перешёптываясь. Но сегодня тихо. Никто даже не смотрит в их сторону. — Эй, Дэмерон, — Рей отрывает По от воркования с их другом, заставляя взглянуть на себя, — это кто? По прослеживает её взгляд и довольно ухмыляется. — Помогите же мне, святой отец.†††
Если бы кто сказал Рей, что в воскресенье в десять утра она будет сидеть на чертовски неудобной деревянной скамье, от которой болит задница, чтобы послушать службу, она бы выплюнула этому человеку в лицо свою жевачку, а потом ещё бы и приложила его лбом о ближайший фонарный столб. А Финн и По стояли бы рядом и дружно с этого ржали. Как и собравшиеся вокруг прихожане. Но вот она здесь. И человек, который ей сказал, что она будет здесь сидеть, — она сама. Подумать только. По даже где-то раздобыл ей приличное — в понимании всех собравшихся тут горожан — платье. С летящим подолом до середины голени, на пуговках и с длинными воздушными рукавами. Ведь в излюбленной джинсовой мини и топе не пустят. А интерес Рей так силён, что она готова и потерпеть часок-другой. — Племянник пастора Люка. Приехал на лето после семинарии, типа как на практику, ну, или что-то типа того, пока Люк в отъезде. Вблизи он ещё выше. И шире. А чёрная сутана в пол делает его визуально длиннее. Рей хочется завизжать, словно маленькая девчонка, от того, что она видит. В груди теплом разливается удовлетворение. Искорки предвкушения в её глазах разгораются огнём. Рей не слышит, что он говорит. Ей неинтересно. Но, крепко стискивая в мокрых пальцах тонкую ткань платья, она слушает его голос, и его звук — единственное, что существует для неё ближайший час. Он и его руки, то перебирающие пальцами чётки, то крепко сжимающие дерево пюпитра, то проходящиеся по волне чёрных волос, когда те норовят упасть в глаза — и, о, Рей готова продать душу только за то, чтобы он не прекращал делать последнее. Эти руки кажутся ей такими… многообещающими. Она бесстыдно пожирает его взглядом всю службу, которая, к её удивлению — и разочарованию — заканчивается быстрее, чем она ожидала. Одно дело стоять на тридцатидвухградусной кипящей жаре напротив церкви, поджидая По, где не спасает и жалкая тень навеса магазина, когда минуты тянутся бесконечно долго, а другое — сидеть тут, позволяя бархатному глубокому голосу Бена Соло обволакивать себя и обнимать, проникая в самые сокровенные уголки её души и мыслей, погружая в состояние вне времени, где не существует ни минутных стрелок, ни мирских забот. Ну, кроме одной, конечно. Как ей трахнуть Бена Соло?†††
Для причастия он сменяет обычную чёрную — и, боже, бля, этот цвет, наверное, не идёт никому так сильно, как ему! — сутану на дзимарру, и накидка на плечах делает его ещё шире. Рей облизывается, пытаясь представить, как он выглядит без этого дурацкого, но сидящего на нём чертовски сексуально церковного облачения. Она даже не может решить до конца, хочет ли снять его с Бена Соло, когда будет трахать его, или нет. Что ей нравится на нём больше чёрного цвета, так это полоска колоратки под самым кадыком. Этот белый воротничок добавляет Бену Соло невинности, странным способом делая его ещё более желанным для неё. Но стоит отвлечься на его речь (в этот раз Рей хочет растянуть удовольствие и порой выныривает обратно в реальность, возвращая времени его замедленный ход), как все мысли о невинности племянника их пастора развеиваются, как песок на дорогах городка от сильного ветра. Бен Соло произносит свои речи так страстно и проникновенно, что Рей хочется отречься от своего атеизма, так эмоционально, что Рей готова биться об заклад, что это даже грешно для священника. Вторая воскресная служба проходит для неё под ещё более пристальными взглядами не верящих происходящему прихожан. По говорит, что одна часть из них верит в силу молодого Соло, другая — в силу “любви” По, а третья — в приближение Армагеддона. Рей на это только хмыкает, надувая очередной пузырь розовой жевачки. Наступает часть причастия, и все встают со скамеек, выстраиваясь один за одним в узком проходе между рядами. Рей потряхивает от нетерпения, и она постукивает танкеткой — любимые туфли на предложенные Финном балетки она менять отказалась — по деревянному полу, заставляя стоящую перед ней надменную миссис Холдо несколько раз обернуться и недовольно смерить себя взглядом. По легко обнимает её за плечи, призывая успокоиться. И, конечно, преследуя свои цели: чем больше он её касается на людях, тем меньше косых взглядов в его с Финном сторону. Лжец — она же говорила. Когда миссис Холдо благодарит священника и, перекрестившись и склонив голову, отходит в сторону, Рей заступает на её место, не сводя взгляд с лица Бена Соло. — Святой отец, я согрешила, — тихо говорит она, чтобы только он услышал, и мягко улыбается. Но глаза, пожирающие его, горят, крича о том, что она отнюдь не невинна, как может показаться на первый взгляд. Умиротворение, как и краска, покидает его лицо, и уголки губ, было приподнятые, падают вниз. Рей опускается на колени, не отрывая взгляда от его глаз, и кисть расчерчивает воздух, когда она крестится. Она с рокочущим где-то глубоко в груди удовлетворением замечает, что он вслепую находит пальцами гостию, не в силах разорвать порождённой нею связи. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Рей покорно приоткрывает ротик, высовывая кончик языка, и ждёт, сама не зная, хочет ли ускорить эту минуту или продлить её до бесконечности. Ведь тень испуга в глазах Бена Соло столь очаровательна, что хочется упиваться этим вечно, но от того, как медленно он подносит руку к её лицу, всё внутри неё изнывает, и между горячих бёдер уже болезненно сжимаются мышцы. Рей смыкает губы вокруг его пальцев — указательного и среднего, — тут же обводя их языком, слегка прикусывая, втягивая щёки, и замечает, как он едва ли не подпрыгивает на месте, и смотрит, смотрит, смотрит в его чёрные глаза, пока страх из них не растворяется в туманной дымке интереса. Рей стонет, но не для того, чтобы он услышал, а для того, чтобы почувствовал это. И он чувствует, она видит. Его губы размыкаются, и он касается большим пальцем её челюсти, легонько поглаживая. Тихим покашливанием По деликатно напоминает о существовании времени и людей вокруг. Бен Соло протягивает ей чашу, и — нет, не случайно — капля вина вытекает из уголка её рта, и прокладывает розовую дорожку вниз, по шее и к вырезу платья, оставляя на ткани расползающееся пятнышко. И огонь зажигается. В его чёрных глазах. Рей хочется разжечь настоящий костёр и по-дьявольски расхохотаться, выплясывая вокруг него.†††
— Святой отец, вы грешны? Рей может поклясться, что физически чувствует просачивающееся к ней сквозь решётку исповедальни замешательство Бена Соло. Ему нужно несколько лишних секунд, чтобы собраться и ответить. Рей нравится представлять, как он оттягивает ворот сутаны и колоратку, мешающие нормально вздохнуть. И внизу живота, потревоженные этим образом, стягиваются в тугой узел горячие змеи. — В каждом есть грех, Рей. Она вспыхивает мгновенно, слыша своё имя, но губы сами собой растягиваются в хищной улыбке. Интересно, думает она, у кого он спросил? — И ваш грех силён, святой отец? Она надувает розовый пузырь, ожидая ответа с той стороны исповедальни. — Любой грех силён уже сам по себе, ведь каждый из них влияет на душу и разум наш, и каждый из них хочет овладеть нами, а когда овладевает, после долгой борьбы, превращает нас в своих рабов, — ровно отвечает он, и Рей закатывает глаза, усерднее жуя резинку с клубничным ароматом и специально чавкая так, чтобы он наверняка услышал. Кажется, он взял себя в руки, а значит, игра становится скучнее. — Святой отец, а может ли лукавый притворяться слугой Божьим? Рей пробегается пальцами по разделяющей их — чёрт бы её побрал! — решётке. И приближает к ней лицо, почти касаясь кончиком носа, пытаясь разглядеть в мелких отверстиях Бена Соло, но видит лишь чёрный крупный силуэт и слышит тихое постукивание бусинок одна об одну. — Истинным слугой лукавый никогда не станет. Силы лукавого может хватить, чтобы ввести в заблуждение добропорядочного христианина, но она недолговечна, ведь в ней нет веры, нет Бога. И когда обман вскрывается, лукавый с позором изгоняется из Дома Божьего, из общины. История говорит… Рей перебивает его, звонко лопая пузырь жевачки. Этот звук тихим эхом отбивается от стен церкви, выскальзывая из исповедальни сквозь тяжёлую бордовую шторку. — И что же вы будете делать, святой отец, когда ваш обман вскроется и вас изгонят? — полушепчет-полушипит она прямо в решётку, словно желая звуками добраться до него и через них ощутить, почувствовать, прикоснуться. Рей слышит шорох его сутаны, и на секунду ей кажется, что она видит блеск его глаз, когда он резко поворачивает голову в её сторону. Бен Соло тяжело сглатывает, и она вновь довольно улыбается. — Простите? — Ведь это вы, святой отец, — уже звонче и невиннее говорит она, — лукавый, что искушает меня и наводит на грешные мысли и действия. Негоже обманывать других, притворяясь праведником. Рей слышит, как по ту сторону стенки Бен Соло подрывается на ноги, тяжело дыша, и как шуршит шторка, когда он вылетает из исповедальни. Она едва успевает выбежать вслед за ним, чтобы увидеть стремительно удаляющуюся высокую фигуру. Рей склоняется, опираясь рукой о стену, и звук её громкого смеха эхом разносится по церкви.†††
На третье воскресенье прихожане с облегчением выдыхают: Армагеддона не будет, девчонка не пришла на службу — так они думают. Позже По расскажет ей, что миссис Эмилин Холдо даже отпустила на крыльце несколько колких шуток про то, что демоны внутри Рей не смогли вынести присутствия в святом месте. Рей смеётся, думая, что скорее святое место вскоре развалится по камням, не вынеся присутствия её демонов. Ей подумалось, что это будет забавно — облачиться в сестринскую одежду. Во время службы, за которой она наблюдает, стоя в затемнённом коридорчике, ведущем к служебным комнатам, Рей замечает, как Бен Соло несколько раз пристально вглядывается в пустующее место рядом с По, и как его язык при этом несколько раз проходится по пухлым чувственным губам. Она уговаривает себя потерпеть до того момента, пока все не разойдутся и он не уйдёт в кабинет пастора. Рабочее помещение совсем небольшое. Тут несколько шкафов, тяжёлый письменный стол, несколько стульев, много икон, разумеется, и распятие на стене. А ещё окно — большое, двустворчатое окно, выходящее в церковный сад, распахнутое настежь и впускающее в кабинет жар знойного лета и буйство красок цветущих под ним гортензий. Бен Соло, склонившийся над рабочим столом, что-то пишет в журнале и не отрывается от него, когда Рей аккуратно стучит в уже открытую дверь, лишь кидает сосредоточенное “войдите”. Она хмурится, не получая желаемого внимания. Шире распахивая дверь, Рей ступает на мягкий выцветший ковёр и скрещивает руки на груди. Чпок. Розовый пузырь у её лица раздувается совсем немного, но лопается так звонко, что Бен Соло незамедлительно вскидывая голову. Его глаза расширяются, когда он видит её перед собой. Бен медленно поднимается со стула, окидывая взглядом её наряд и тяжело сглатывая, отчего кадык резко дёргается над белоснежной полоской колоратки. Как будто специально её дразнит, думается ей. — Добрый день, святой отец, — Рей надувает новый пузырь, глядя, как Бен, загипнотизированный, наблюдает за этим, а затем вздрагивает, когда жевачка лопается. Он закрывает глаза, упираясь кулаками в столешницу, и делает глубокий вдох и выдох. — Вы позволяете себе слишком многое, Рей. Это богохульство в стенах церкви! — повышая голос, восклицает он, испепеляя её взглядом. У-у, как страшно. Рей вздёргивает подбородок, дерзко глядя в чёрные глаза напротив. — Вам не кажется, святой отец, что в вас слишком много страстей для служения Богу? Желваки на его скулах ходят в сторону, и уголок губ Рей сам по себе тянется вверх от этого зрелища. Но тут же разочарование прокатывается волной по телу, сжимая грудь, когда она видит, как Бен обходит стол и идёт к ней. — Я вполне могу покинуть это место сама… — зло шипит Рей, думая, что сейчас её выведут отсюда за ручку, но Бен Соло не обращает на неё никакого внимания и проходит мимо, останавливаясь у двери, чтобы закрыть её. Пальцы несколько раз проворачивают длинный ключ в замке, и слыша эти характерные скрежет и щелчки, Рей снова оказывается вне времени и пространства. Бен Соло смотрит на неё, повернув лишь голову, и чёрные пряди чуть волнистых волос закрывают его лицо. Но Рей видит, видит это пламя, что сжирает его изнутри, отражаясь во взгляде, готовое перекинуться на неё и слиться с её собственным в диком, адском танце. Чпок. Он оказывается рядом слишком быстро, и его пальцы больно впиваются в лицо, сжимая щёки, сминая губы. — Выплюнь, — цедит он, пожирая её взглядом, и чуть ослабляет хватку. Внутри неё всё ликует. Костёр горит, сейчас начнётся танец. Рей отворачивается на секунду, выплёвывая жевачку куда-то на пол, и Бен Соло резко возвращает её лицо к своему. — Что ты наделала, Рей? — шепчет он, склоняясь к ней так близко, что кончик его носа касается её щеки. Рей слышит, как он судорожно вдыхает её запах, и его рука находит её задницу под плотной тканью рясы, в которую она вырядилась. — Зачем ты разбудила моих демонов? М? Пальцы на её лице расслабляются, и вот он уже мягко поглаживает её подбородок. — Чтобы моим не было так скучно, святой отец, — выдыхает Рей ему в губы, прежде чем впиться в них. Их языки сплетаются, и Бен вжимает её в себя резко, почти болезненно, выбивая воздух из лёгких, от чего Рей издаёт какой-то неясный рокочущий звук удовлетворения. Он сминает её губы, терзая их своими, присасываясь и кусая, а его руки блуждают по её телу, прикрытому одной лишь рясой, и она тянется за его прикосновениям, потому что пламени внутри неё нужно больше. Гораздо больше. Рей разрывает их поцелуй, горящим взглядом встречаясь с точно таким же взглядом Бена. Их губы одновременно искажаются ухмылками. Потому что теперь его огонь в ней, а её — в нём. Бен тянется пальцами к вороту своей рясы, но Рей останавливает его, перехватывая руку, и качает головой, глядя на него из-под длинных ресниц. — Нет, святой отец, вы же всё ещё на службе. В его глазах на мгновение появляется понимание, но пламя тут же сжирает его, оставляя во взгляде только первобытное желание. — Тогда вы должны исповедаться и искупить свои грехи, Рей, — тихо и низко произносит он. И мурашки собираются где-то в пояснице, выстреливая вверх по позвоночнику, от того, как он смотрит на неё — сжигая, опаляя; от того, как звучит его голос — по ложному сладко, тягуче, как мёд, искушая, словно Змей в Эдеме. Это даже лучше, чем в её фантазиях. Бен опускается на стоящий рядом стул и тянет Рей за руку, чтобы она встала рядом с ним. Предвкушая, она охотно повинуется. Бен поднимает подол её рясы до пояса и даёт его ей, чтобы она держала. По его взгляду Рей удовлетворённо понимает, что решение надеть сестринское облачение на голое тело было абсолютно правильным. Касаясь её бёдер, Бен медленно поворачивает её вокруг несколько раз, осматривая, изучая, смакуя каждый дюйм открытого его взгляду тела. И Рей прогибается в пояснице, выставляясь напоказ, красуясь, соблазняя. Кожа под его пальцами горит, и Рей чувствует, как капля влаги стекает по внутренней стороне её бедра. Бен замечает это и, облизнув губы, склоняется на мгновение, подбирает её языком, проводит им чуть выше, прикусывает, впиваясь пальцами в её зад, и шумно вдыхает её запах. Рей чувствует, как ноги подкашиваются, и внутри всё кипит, пылает, сжигает её заживо, заставляя сжимать подол рясы в руках так сильно, что пальцы уже болят. Бен отстраняется и хлопает себя по бедру. У него широкая ладонь, горячая, твёрдая. И он знает, что делает, когда левая рука со звонким шлепком уверенно опускается на её зад, а правая тут же начинает разминать покрасневшую от удара плоть, сжимать и гладить, подготавливая, успокаивая. И она вздрагивает всем телом с каждым новым ударом, а её тихие вскрики перемежаются со стонами. Рей чертовски хорошо, это всё дьявольски здорово, и огонь внутри неё довольно рокочет, наслаждаясь. Но что-то заставляет их вернуться во время, вспомнить про мир вокруг, раскрыть глаза. Неосознанно задерживая дыхание, Рей оборачивается к окну, из которого доносятся чьи-то голоса. А затем рука Бена накрывает её рот. Она не успевает взглянуть на него, как пальцами другой он касается её складочек, и лишь в первую секунду это касание нежно. Рей чувствует, как он раздвигает их, как находит клитор и начинает растирать его — сильно, настойчиво, почти грубо, и стонет ему в ладонь, двигая бёдрами в такт его движениям, закатывая глаза от того, как сладок этот грех, как он правилен. — Ещё! — невнятно мычит она ему в ладонь, хотя хочется закричать, чтобы желание — повеление — эхом отбилось от стен и потолка, разносясь по самым укромным уголкам этой церкви. Голоса становятся ближе, громче. И Бен убирает руку от её тела, на секунду заставляя зло, требовательно взглянуть на себя, когда прохладный по сравнению с его горящими пальцами воздух касается её между ног. Но вот он уже проходится ладонью по всему её средоточию, растирая её собственную влагу, и ощутимо пришлёпывает, подводя удовольствие к грани лёгкой боли — раз, другой, — перед тем, как войти в неё. Она такая мокрая, такая готовая и жаждущая, что он без труда погружает в неё сразу два пальца. И они даже более многообещающие, чем она смела себе представлять. Рей закатывает глаза, подаваясь навстречу его движениям, и стонет ему в ладонь всё громче, слыша влажные звуки своего набирающего темп удовольствия. Где-то отдалённо в разуме бьётся мысль, что внутри её пламя кипит так горячо, что он может обжечься. Наверное, сад снова становится пустым, потому что Бен отпускает её рот, и Рей стонет во весь голос, хрипло и низко, пока он трахает её пальцами, доводя до исступления. И огонь внутри неё довольно трепещет, получая долгожданное удовлетворение, уже не сжигая, но согревая, разгоняя кровь по всему телу, страстно целуя. Бен снова звонко шлёпает её, не сбиваясь с темпа, и Рей закусывает губу, чтобы не закричать, впивается пальцами ему в бедро, и он снова шлёпает её, заставляя задницу адски гореть. — Вы были очень, очень грешны, Рей, — цедит он сквозь зубы, всё быстрее скользя внутри неё. — О-ох, свято-о-ой оте-е-ец, — задыхаясь, тянет Рей, чувствуя, как тяжёлая волна поднимается по бёдрам вверх, как оргазм, зарождаясь нигде конкретно и везде сразу в её теле, разрастается до белых вспышек под сомкнутыми веками, до оглушающего шума крови в ушах, заставляя её содрогаться, сжимаясь вокруг его пальцев, не желая отпускать, ни за что, никогда, чтобы эта сладострастная агония никогда не прекращалась. Она шумно выдыхает, когда Бен выходит из неё, оставляя такой неправильно пустой, и словно сквозь толщу воды слышит, как он облизывает пальцы, причмокивая, пробуя её на вкус. Ленивая довольная улыбка касается её губ. И было приглушённый оргазмом огонь вновь начинает разрастаться внутри неё, делая больно, нестерпимо впиваясь в плоть когтями. — Вашим демонам нужно было приехать в наш город раньше, — мурлычет Рей, подходя к письменному столу. Одного её взгляда достаточно, чтобы Бен широким движением руки скинул на пол мешающие журналы и ручки, освобождая место. Он подсаживает её на столешницу, и Рей широко раздвигает ноги, неотрывно следя за тем, как он пожирает её взглядом. Несколько прядей упало ему на глаза, словно тень совершаемого им греха, и это сводит её с ума. Не стесняясь, она охотно открывается, предлагая себя огню внутри него, желая лишь скорее ощутить его в себе. Бен расстёгивает укрытые под рясой брюки, отодвигая её полы в стороны, и освобождает член. Рей облизывается и нетерпеливо ёрзает, пододвигаясь на самый край. Бен касается влажной от предварительной смазки головкой её складок, и проводит несколько раз, размазывая влагу, смешивая их соки, упиваясь тем, как она извивается в изнеможении — Святой отец, пожалуйста! — как трётся клитором о его член, а затем легко направляет себя и входит в неё, судорожно выдыхая, впиваясь взглядом в её глаза. И Рей вторит ему, громко охая, вцепляясь в его плечо пальцами, глядя на него неверяще. Такой твёрдый, такой горячий. Такой правильный, наполняющий её, заполняющий ненужную, тянущую пустоту. Бен надавливает ей на грудь, заставляя лечь на стол, и подхватывает ноги под коленями, начиная вбиваться в её тело. Рей сжимается вокруг него, желая чувствовать ещё больше, ещё сильнее, ещё горячее. Тьма в его глазах пожирает её, поглощает, и она не в силах оторваться, чувствуя, как Бен движется в ней — размашисто, грубо, входя до самого конца, так, что яйца с каждым новым толчком громко шлёпают её по заднице — мокрой от её же собственной влаги, — и дрожь прокатывается по её телу от этих звуков, заставляя содрогаться, выгибаться под ним, хватаясь пальцами за край стола. Пламя внутри неё рвётся наружу, стремится управлять, и Рей садится, скрещивая ноги на его пояснице, и притягивает Бена к себе за волосы, чтобы поцеловать, терзая губы, кусаясь, рыча. Она чувствует на его губах свой вкус и резко отталкивает его от себя. Бен непонимающе на неё смотрит, сбитый с толку, пока она не заставляет его лечь на пол и не оказывается сверху. Его руки тянут вверх её рясу, заставляя снять её, но оставляя платок на её голове. И Рей бросает быстрый взгляд на своё влажное от пота загорелое подтянутое тело, любуясь им и тем, как руки Бена Соло проходятся по нему, поглаживая, сжимая, царапая. Как он властно осматривает её, как по-хозяйски его ладони накрывают её грудь, когда она начинает яростно опускаться и подниматься на его члене, двигаясь легко, но сильно, насаживаясь так, что порой даже больно. Но и этого ей кажется мало. Он выкручивает её соски, заставляя резко выдохнуть, и Рей тихо, не по доброму смеётся, сжимая пальцы вокруг его шеи. — Думаете, святой отец, ваша вера окажется сильнее моих демонов? Рей сжимает пальцы всё сильнее, пока Бен не начинает хрипло выдыхать, и тогда она опускает одну руку вниз, где их тела неистово бьются друг о друга, принимаясь растирать клитор. Второй оргазм накрывает её стремительнее, ярче предыдущего, пропуская электрические разряды по каждой клеточке напряжённого тела, заставляя мокрую от пота кожу покрыться мурашками, собираясь где-то внутри и выплёскиваясь, заполняя всю её от кончиков пальцев до макушки. Рей не успевает отпустить шею Бена, как он прижимает её — дезориентированную и потерявшуюся в сладкой, томной тьме — к себе и начинает неистово и быстро вдалбливаться в неё, рыча куда-то в шею, впиваясь зубами в плечо, словно желая сожрать, заставляя Рей закричать от боли. — Давайте же, святой отец, — шепчет она ему на ухо, касаясь носом влажных прядей его волос, — отпустите своих демонов. И он отпускает. Рей чувствует, как пульсирует его член внутри неё, изливаясь, и крепким кольцом сжимается вокруг него. Слышит, как он стонет сквозь плотно сжатые зубы, и впивается пальцами в его плечи. — Да, святой отец, вот так, — мягко шепчет она ему прямо в ухо, когда Бен замирает, роняя руки на пол. Рей садится, чувствуя его ещё твёрдый член в себе, и стягивает дурацкий платок с головы. Бен тяжело дышит, затуманенным взглядом наблюдая за её действиями. Она медленно склоняет голову от одного острого плеча к другому, разминая мышцы, и мягко улыбается, чувствуя, как на смену терзавшему её огню приходит сладкая истома. Отчаянно хочется закурить, всё так же сидя на члене Бена Соло, но поблизости, конечно, ни одной пачки сигарет. — Святой отец, — шепчет Рей еле слышно, упираясь ладонями ему в грудь, — кажется, я согрешила. Племянник пастора под ней заходится смехом.