Жизнь и удивительные приключения кота Живоглота.

      Тихая улочка, метущие по идеально чистому тротуару дворники, скорее изображающие наведение чистоты, чем реально убирающие отсутствующий мусор – даже здесь, в нескольких кварталах от центра Лондона порядок поддерживался идеальный, хотя встретить тут можно только какого-либо заблудившегося туриста. Одинокая девушка, слегка старомодно одетая спешит по каким-то своим делам, торопливо цокая по булыжной мостовой, изредка переходящей на старый, заплатанный асфальт узкой проезжей части. Старые дома с выставленными в окнах геранями и редкими спешащими сосредоточенными прохожими в спешке покупающими в угловом киоске свежие, резко пахнущие типографской краской газеты, если и обращают на неё внимание, то практически сразу же забывают об этой встрече.       Это место скорее для «своих». Пустая сейчас, ближе к обеду эта улочка заполняется жизнью. По дороге, изредка вылетая на тротуары от медленно проезжающих машин начнут носиться на скейтах и роликах неугомонные мальчишки, на первый взгляд выглядящие отъявленными бандитами, но в самый последний момент резко тормозящие и с подчеркнутым, слегка шутоватым уважением пропускающие гуляющих пешеходов, и за десятки метров с искренним уважением приветствующие всех знакомых более старшего возраста, и равнодушно не замечая всех остальных, кто не подпадал под это определение «свои».       Именно такой спешащая девушка себя и чувствовала. Несмотря на то, что живет здесь уже несколько лет, своей для них она так и не стала. Она это чувствовала, понимала, но как бы не было удивительно, больше не стремилась влиться в этот маленький и самодостаточный мирок. Непроизвольно ускорила шаги, чтобы побыстрее покинуть такие обманчиво приветливые и знакомые места. Вдруг тихая и практически безлюдная улочка выплюнула её в людской поток, что круглые сутки заполнял шумящий Большой Город. Влившись в толпу совершенно посторонних и равнодушных людей девушка слегка расслабилась, и уже более спокойно устремилась к одной ей видимой цели.       Неожиданно она сворачивает к заштатному пабу с вывеской дырявого котла, на который практически никто из спешащей утренней толпы даже не обращает внимания, торопливо проскочив в это время совершенно пустое заведение, появляется на такой же пустой волшебной улице – Косой Аллее. Она здесь уже не первый раз, поэтому практически ни на что не обращая внимание целеустремленно ринулась к едва открывшемуся огромному книжному магазину, и скрылась в его нутре.       Пять минут – и она же только еще более задумчивая, останавливается на порожках и уже более внимательно оглядывает улицу, с явно читаемой на лице мыслью: как бы с пользой убить возникшее ожидание. Скучающий взгляд непроизвольно цепляет нечто новое, что отсутствовало в её прежние походы сюда, а именно серые, газетной бумаги портреты кое-где наклеенные на столбы или углы зданий, и сейчас слегка трепещущие на ветру. Видимо от скуки она подходит к ним, разглаживая рукой старую бумагу и внимательно изучает едва двигающиеся изображения заросших мужчин и явно больную женщину в тюремных одеждах. Поглазев минуты две, направляется к открываемой веранде кафе Фортескью, и заказав пирожные и кофе как будто забывает обо всем вокруг.       Утро началось мало того, что очень рано, так еще и достаточно болезненно. Не физически – морально. Уже привычно укладывая каштановые волосы в скромную прическу, усмехнулась своему отражению в зеркале: Если бы еще год назад ей кто-то сказал, что она встанет на полчаса раньше, только для того, чтобы провести это время напротив зеркала за укладкой волос – она бы восприняла это как глупую шутку, но привыкнув в школе, а потом и во Франции выглядеть идеально, сейчас ходить растрепанной вдруг оказалось неуютно. Лишившись возможности колдовать летом, но оставшись в душе небольшим перфекционистом, - легкий беспорядок в комнате её не особо смущал, она ежедневно тратила полчаса-час на приведение себя в порядок при помощи маминых заколок, лака и расчески. Но сегодня у неё были грандиозные планы, и отпросившись еще с вечера у родителей она планировала прямо с утра наведаться в Косую Аллею, поэтому с особой тщательностью подобрала заодно и одежду, что вполне подходила как для маггловского Лондона, так и для магического, не привлекая особого внимания к себе в обоих этих мирах.       Но не это было причиной её плохого настроения – практически половину ночи она себя мучила всего одной фразой – «зачем она согласилась на эту глупую шутку»! Вначале «бывшая» девушка её неожиданной привязанности ей даже понравилась, да и вся толпа друзей Джона оказалась на удивление адекватной - никто не обзывался, не смеялся над её рассказом, не обзывал заучкой. Скорее занудой можно было назвать ту самую Грейс Даули, что во время её рассказа о Франции, где Грейнджер, кстати, провела всю свою молодость (непроизвольно улыбнулась - смешно прозвучало это словосочетание в исполнении тринадцатилетней... точнее почти четырнадцатилетней девушки), которая все норовила поправить её. Хотя, согласилась Гермиона, именно из-за долгого проживания там, многие мелочи для неё выглядели как само собой разумеющимися.       А когда Джон пошел для неё за не очень то и нужным ей мороженным - к сожалению долгое общение с родителями-стоматологами исподволь привило ей равнодушное отношение ко всяким сладостям, она как-то расслабилась, непроизвольно уже считая парней и девушек вокруг если не друзьями, то неплохими знакомыми вот и пропустила мимо ушей коварное предложение Грейс.       В её устах все это звучало действительно безобидно: мелкая, невинная шалость, которую пока «монаха» не было уже провернули все остальные девушки из их компании относительно своих парней, и сегодня ожидают как на это отреагирует знаменитый в узких кругах «монах». Даже предложила все сделать самой, сказав что Гермионе останется только роль наблюдателя, заверив что будет весело и никому не обидно. Зато по результатам «шутки» сразу будет видно его отношение к Гермионе.       С одной стороны она себя считала в этой компании новым человеком, и чувствуя, что все в принципе относятся к ней на удивление вполне нормально и поэтому портить отношения как-то не хотелось. С другой стороны должны были подшутить над её парнем. Хотя, насколько она знала Джона, тот к легким подколкам относился скорее равнодушно, а над удачной шуткой относительно себя мог и сам посмеяться. Естественно она согласилась…       Вот только шалость в отношении Джона мягко говоря «не удалась». Нет, то, что мальчики взрослеют намного позже девочек знала не одна Гермиона, и в принципе могла представить реакцию всех остальных парней, но не Джона! Тот все воспринял слишком серьезно, и также серьезно ответил. К удивлению Гермионы, он видимо уже задумывался на эту тему, поэтому и неожиданный вопрос его совсем не удивил. В тот момент непроизвольно став даже немного похож на чопорного Лонгботтома, когда тот вспоминает об этикете. Правда по его едва скользнувшему недовольству она поняла, что он бы хотел обсуждать этот вопрос скорее наедине, чем даже в такой дружной компании. Вообще её Джон не только выглядел как их сверстник, но иной раз в общении казался намного опытнее даже их, третьекурсников! Видимо пребывание в компании ребят, где все намного старше его, приучило ее парня к более серьезному отношению к жизни. Но вчера он показал себя взрослее даже их. Еще раз прокрутив в мыслях вчерашний день, а особенно вечер, Гермиона задумалась, а хотела бы она это все изменить? И для себя неожиданно решила – ни за что! Вот только его секрет… он же даже поклялся (частое общение с Дафной оставило свой след в её общении, и она теперь даже про себя не раскидывалась такими словами!), что у него есть некая тайна, смертельно опасная для него!       Естественно она, как и любая девушка была любопытна, и ждать целый год она не собиралась. Да что там год! Она с трудом дождалась утра, чтобы сходить и купить книгу по этой самой Окклюменции! К счастью продавец её сразу узнал, она искренне любила этот магазин и наверно являлась одним из самым частых клиентов, и сообщил, что сей предмет вроде как имеет статус «нежелательного», и поэтому магазинами и не закупается. Но если ей очень надо… - и внимательно вгляделся в её глаза, и заметив легкий кивок, посоветовал спросить в лавке старьевщика в Лютном Переулке. Видя как округлились её глаза, тут же и успокоил – как раз таким вот ранним утром там вполне безопасно.       Гермиона понимая, что тот отправляет её практически к конкуренту, была настолько искренняя в благодарности, что тот даже объяснил, не только как его найти, но и что тот магазинчик откроется в лучшем случае через час - старик не особо пунктуален, да и спрос на старые вещи небольшой. А из книг там в основном старая макулатура. Вот в ожидании когда подойдет час открытия, девушка и тянула время сидя в летнем кафе. Несмотря на её равнодушие к сладкому, свежая выпечка оказалась выше всяких похвал.       Задумавшись, она непроизвольно вспомнила месяц проведенный во Франции. Весь этот срок она жила письмами от парня, который неожиданно занял её сердце. Как так получилось, она не понимала и сама. Сначала было легкое смущение за кота, что обидевшись на парня, оказавшего внимание его хозяйке, временно лишил его магии. Потом, что нападение на него опять же приписали её коту, а потом… потом как-то незаметно все и произошло, что день расставания с Хогвартсом для неё оказался совсем нерадостным. И даже сообщение родителей, что они завтра едут в её любимую Францию едва-едва поднял ей настроение.       С улыбкой вспомнила свой первый день там. Как автоматически гуляла по старым улочкам, здоровалась со знакомыми, и как будто находилась в каком-то трансе, пока вечером, на ресепшене её не окликнули: Мадмуазель Грейнджер! Вам письмо из Англии! С удивлением взяв обычный, тонкий конверт и прочитав от кого – именно оно моментально стерло все неприятные моменты начавшихся так тоскливо каникул.       Наверно со стороны это выглядело глупо и смешно, но ради рыжего парня она даже была не очень рада возвращаться в родную Францию! Именно так. Англию, где она жила последние пять лет, родной страной она до сих пор не считала, хотя родители и были исконными Англичанами. Вообще мама с папой встретились в Париже, когда учились на стоматологов в местном институте. К их нации там относились несколько предвзято, поэтому не удивительно что с первого курса они стали держаться вместе. Приехали сюда, так как обучение тут было значительно дешевле чем на родине, даже с учетом съемного жилья, да и расписались, когда стали врачами, тут и устроились работать в муниципальной поликлинике. Здесь и родилась Гермиона. Жили хоть и стесненно, но в любви. Первое время у строптивой тетки отца, но не долго – в памяти Гермионы она практически не запечатлелась. Потом была съемная квартирка, снимаемая у как выразилась мама «дамы со сложным характером». Научившись ходить, девочка неожиданно для всех в доме «подружилась» с их хозяйкой, жившей прямо напротив, которая, как сейчас понимала Гермиона, действительно была дамой строгой, своенравной и любящей идеальный порядок. Старушка была более чем своеобразная – выглядела на все сто… лет, но была крепкой и имела идеальную память. А по отзывам всех остальных склочный и сволочной характер старой девы.       На удивление всех вокруг, та с легким недовольством терпела маленькую почемучку, и даже незаметно для родителей научила её читать, а потом еще и писать чуть ли не в четыре года!       Едва только Гермиона выявила желание самой прочесть, что-то из того, что с таким огромным интересом слушала, начала с ней заниматься не только чтением, но и чистописанием, одновременно «ставя» ей почерк, используя исключительно перо и чернила. В свое время, (лет так пятьдесят назад), она именно этим и занималась в женской гимназии, и видимо просто использовала свои навыки в учебе девочки без учета её возраста и шилопопости. Правда никогда не имея своих детей, да видимо и не умея с ними общаться, заодно и приучила ту к выполнению многочисленных правил, и ревностно следила за их выполнением.       Вначале Гермиона не очень хотела заниматься такой скучной работой, но днями в пустой квартире было одиноко, и даже когда приходили родители, те говорили о многих неинтересных вещах, Мадам же знала, и умела захватывающе рассказывать огромное количество историй – причем многие из своей жизни. О балах, дуэлях, уважении к женщине. Нет, Мадам Марианна не была из высшего света, но часто посещая собрания со своими воспитанницами, застала то время… Вот один раз читая вслух (только так можно поставить правильную дикцию!) книгу по истории, не удержалась и спросила: - А Бонапарт, какой он был? Та усмехнулась: - Низкий, толстый и вульгарный. Мне он никогда не нравился! – а потом глянула на увлечено слушающую её девочку и рассмеялась хриплым, каркающим смехом: - шучу я так, он считай почти два века назад как помер. Продолжая злобно улыбаться, засадила за чистописание, в тот раз придираясь даже к самым мелким помаркам.       С тех пор читая исторические книги нет-нет, да скашивала глаза на сидящую в кресле старуху, а вот спрашивать что-то еще опасалась, боялась оскорбить – иногда самые обычные вопросы девочки про прошлое вызывали у старушки неожиданную тоску, и тогда вместо захватывающих рассказов её ждали перо и бумага.       Ну вот как-то так она и втянулась. Со временем ей даже стало нравиться как из под её пера возникают и начинают жить своей жизнью буковки, складываясь в слова и предложения. К счастью перо было хотя-бы стальным, а не гусиным. Иных пишущих приспособлений старушка не признавала, утверждая что только им можно написать хотя бы то же письмо так, что оно будет выглядеть как произведение искусства, точнее все, что бы не пыталась делать Гермиона, Мадам Марианна ожидала видеть только произведением искусства!       Правда бумаги на это уходило просто море! Стоило всего лишь одной помарке или кривоватой буковке появиться из под её пера, как старушка молча подсовывала очередной чистый лист и приходилось все начинать заново. Наверно тогда и появилась её привычка все делать идеально. Да и к книгам её она и пристрастила, коих у старушки было огромное множество. Правда не ко всем. Какая-то часть была переставлена на верхнюю полку до которой сама Гермиона не могла достать даже с кресла. Однажды рискуя быть застигнутой она все-таки не выдержала и вытянула одну из книг, на вид самую старую, подвернувшейся под руку линейкой.       К сожалению там не оказалось ничего интересного – обычный «дамский роман» как их называл папа изредка находя нечто подобное в их доме – маме её подружки по улице предлагали дать почитать, а она их брала, чтобы поддерживать добрососедские отношения.       Остальные же книги стояли ровными рядами и были вполне в её доступе. Часть старинные, с толстыми листами, часть современные в мягких обложках.       Когда речь заходила о книгах, обе, наверно в какой-то степени подружки, становились одинаковыми - пожилая иной раз гладила по выцветшим корешкам их как старых и верных друзей. На вопрос девочки вздыхала: - В каждую книгу писатель вкладывает частичку себя, и когда ты читаешь интересную книгу – ты разговариваешь с писателем, даже если к этому моменту он уже умер. Никаких ограничений не ставила, правда изредка, видя как девочка аккуратно открывает очередную старинную книгу, с усмешкой комментировала, что пока ей еще это читать рановато. Но никогда не отбирала или не запрещала, позволяя той самой определить, читать ли дальше первых двух страниц, или отложить на потом. Причем если судить по некоторым оговоркам, сама Мадам Марианна планировала жить если не вечно, то как минимум пережить Гермиону.       Тогда девочка многого не понимала, и принимала как должное. Сейчас же она с тоской вспоминала самые трогательные моменты из общения со старушкой. Была ли та волшебницей – Гермиона сейчас не могла ответить однозначно. Возможно была, но ни палочек ни мантий она у неё не видела никогда. впрочем во Франции мантии носят только в парадных случаях.       В её дружбу со старушкой родители не лезли, наоборот, почувствовав себя более свободными, днями и вечерами пропадали на работе, уверенные что дочь под присмотром, и с гордостью рассказывая всем что та уже сама бегло читает и пишет… и в очередной раз задерживались на работе до ночи.       Класс школы, куда поступила девочка, был дружным, и как-то незаметно она выбилась если не в лидеры, то как минимум во что-то похожее на официальную помощницу учителя. Если у кого-то что-то не получалось, все, с молчаливого одобрения учительницы, обращались к ней, и она с удовольствием помогала отстающему. А уж её почерк считался идеальным!       Все хорошее неожиданно закончилось в тот момент, когда умерла мамина тетя. Детей у неё не было и её дом по наследству доставался маме. Родители думали недолго – рассчитались на работе, прихватили дочь и переехали жить в Англию.       Домик оказался большим, но к счастью не запредельно – никаких особых денег платить государству не пришлось, хотя по слухам налог аж в сорок процентов действительно существовал, но их семью почему-то не затронул, и родители, заполучив свое жилье, с энтузиазмом принялись наводить там порядок. За домом последнее время практически не следили, и многое требовало замены. Подружились с соседями, приглашали в гости и ходили сами, с самодельной выпечкой, как тут принято, налаживали отношения.       Умная девочка вызывала умиление у пожилых леди, давно вырастивших своих детей, и сейчас живших спокойной тихой жизнью. Правда идиллия длилась совсем недолго - вылезла одна серьезная неприятность. Англичане оказались слишком большими патриотами. Французский диплом и рекомендательное письмо на французском же языке, не только не помогли с поисками работы, но скорее даже навредили.       Вот только поняли они это слишком поздно – когда посетили практически все стоматологические поликлиники в округе, и в каждой, даже если там и были вакансии слышали: мы рассмотрим ваши кандидатуры и позже позвоним… и даже изредка звонили, чтобы сообщить об отказе.       Решив, что деваться некуда, Грейнджеры решили открыть свой стоматологический кабинет. Все бы было хорошо, но те, невеликие деньги, что они скопили, большей частью были уже потрачены на ремонт коттеджа, и все чаще и чаще на кухне за закрытой дверью слышалось неприятное слово «кредит». Что оно значило Гермиона не знала, но по интонации понимала, что что-то не очень хорошее.       Наступил сентябрь, она наконец снова пошла в школу, а родители теперь целыми днями пропадали на работе. В школе оказалось все очень не просто. Её «книжный» английский прошлого века, понимали с трудом, на французский кривились, но самое неприятное – когда она по старой привычке бросилась помогать отстающим – её стали ненавязчиво избегать. Сначала был проблемой языковой барьер, а потом все уже привыкли относиться к ней как к белой вороне – забавной зверушке, у которой при случае можно или списать, или пнуть, под настроение. Особо зла на неё никто не держал, но и принимать её в свою компанию никто не спешил.       Своеобразным выходом оказалась учеба – она с остервенением окунулась в книги, и те её спасли, позволяя уходить сознанием в дебри науки, забывая о жестокой действительности. Да и в самой школе старались «не замечать» негативного отношения детей к «заучке», объясняя все элементарной завистью к отличнице. Родители об этом скорее всего даже не догадывались – у них с работой не все ладилось, клиенты хоть и появились, но пока их было слишком мало, но помня, как её ценили в прошлой школе, особо не лезли, считая что у дочери все нормально.       Школа находилась недалеко, и родители «сдружившись» с соседями были уверены, что за их дочерью хоть немного да присматривают. Сама Гермиона врала, что возвращается домой с соседской дочкой. Нет, часто она и правда шла с девочками, что жили чуть дальше, но немного сзади, и стараясь чтобы те её не заметили и не затолкали в колючие кусты рядом с родным домом.       Через год родители повеселели и стали приходить домой вовремя, и уже с легким оптимизмом смотрели в будущее. Даже как-то умудрились летом, когда работы немного, съездить в отпуск в родной Париж…       Но расстраивать родителей все еще не хотелось, поэтому и говорить, что у неё все просто замечательно, продолжала. Своеобразным отдохновением оказалась поездка в любимую Францию. Только вот возвращаться то особо было некуда. Мадам Марианна умерла, а её книги распродали неожиданно возникшие уже после её смерти дальние родственники. В квартире появились новые жильцы, а старая улочка, знакомая с детства, неожиданно оказалась маленькой и какой-то скучной.       Она, стремясь прикоснуться к тому чувству безоблачного детства, вместо этого нашла здесь мягкую грусть о потерянном навсегда. Еще раз приходить туда уже не хотелось, но вот сама атмосфера этой страны, язык и легкость в общении с практически незнакомыми людьми, давали душе некий отдых. Да здесь и погода была иная! Слегка привыкнув к постоянной измороси и туманам, окунуться в по настоящему жаркое лето это было так хорошо! За исключением того, что тут не было Джона.       Насчет Живоглота она была не так уверенна. Не раз во время прогулок замечая то мелькнувший на краю сознания рыжий хвост, то неожиданно для хозяев появившегося кота в кофейне где они завтракали, то смутное воспоминание того, как она спала в кровати обхватив руками нечто мягкое и невесомое.       То, что Живоглот больше не появляется, она понимала – видимо он нашел себе новую хозяйку, ведь недаром в легендах говорится, что он не любит, когда у его избранницы появлялся хоть какой-то мужчина. А тут он хоть и был недоволен, но позволил ей встречаться с Джоном. Так что наверно все правильно. Она сама должна была сделать свой выбор: или Призрачный кот, или Джон… и помнится она его уже давно сама сделала и озвучила.       Непроизвольно вздохнув, вернулась в действительность. Кофе холодный, а на тарелке только крошки, а ведь собиралась только попробовать! Огляделась – судя по тому, что Косая Аллея начала заполняться народом, видимо уже пора заглянуть в тот самый магазинчик. Кстати никто не обещал что у старьевщика нужный учебник вообще окажется в наличии.       В Лютный она заглянула с некоторой опаской – место немного похоже на Косую, но заметно грязнее. У стен валяются какие-то старые ящики, стоят рассохшиеся бочки, но как-то ровненько – видимо позднее на них будут раскладывать какие-то товары уличные торговцы.       Нужный магазин оказался недалеко – буквально сто метров, и на её счастье он был уже открыт. Скрипучая дверь и несколько стертых каменных ступеней вели вниз, в полумрак. В полуподвальном помещении было относительно светло, сухо и пахло пылью и чем-то затхлым.       Гермиона с любопытством огляделась: огромная комната у стен была буквально завалена всяким мусором – создавалось такое впечатление, что когда-то там поставили какие-то предметы, те не продавались, на них поставили еще и еще, потом перед ними… в итоге свободным оставался пятачок в центре комнаты. Из книг было всего два жалких шкафа, где, видимо, стояли самые ценные экземпляры, остальная макулатура была связана в прямоугольные брикеты, которыми также было заставлено приличное место у стены. Как в этом нагромождении товаров и книг разбирался продавец - было загадкой. Гермиона не удивилась бы, если узнала о том, что владелец и половины от тех вещей, что находятся здесь, действительно не помнил.       За крашеной стойкой на деревянном табурете сидел седой, неухоженный старик в засаленном пальто, и пил, судя по запаху, черный кофе. Скользнув по посетительнице блеклыми глазами, тут же потерял к девушке интерес, и с блаженной улыбкой сделал еще один глоток своего напитка. Гермиона, видя полное игнорирование со стороны продавца направилась к одному из шкафов. Книги были старые, но не сказать что редкие. Из интересного пожалуй можно было отметить «Зельеварение», изданное в прошлом веке и историю квиддича вообще без даты выпуска, но судя по тексту - еще древнее. Но ни то, ни другое ей было не интересным – в первом случае если только академически, во втором – ни одной из команд, которые там описывались лично она не помнила, да и не особо и интересовалась этим видом спорта.       Когда она начала рыться во втором шкафу, буквально за спиной раздался грубый, лающий голос: - Деточка, ты не заблудилась? – заставив Гермиону непроизвольно отшатнутся от костлявого дедуська, что стоял буквально в полуметре от неё. - Прошу прощения, но мне ваш магазин посоветовали… - Это кто-же тебя так не любит-то? – в словах старика проскользнула смешинка. - Мне нужен учебник… из «нежелательных»... - Ну конечно! Поди «Некромантия» или «Малефицизм» требуются? - иронию не услышал бы только глухой. - Сколько можно проверять! У меня ничего нет такого! Раз в неделю заявляетесь, Моргана вас подери! Так и передай вашему главному! - Нет-нет, простая окклюменция! Учебник по защите разума. Тусклый взгляд старика задержался на лице девушки и заинтересовано скользнул по её фигуре, немного смутив её и заставив чуть сильнее сжать палочку, которую она не отпускала с момента пресечения невидимой грани отделяющий Косую Аллею от Лютного Переулка. - Окклюменция, говоришь? Не знаю, где-то была, если не продал. Нужно поискать… - на удивление легко для такого тщедушного дедка, отодвинув Гермиону в сторону, задумчиво уставился на шкаф, у которого только что стояла девушка.       Грязный палец с желтым ногтем с легким шорохом заскользил по практически стертым корешкам книг. Минута, другая и он, недовольно качнув косматой головой, перешел к шкафу, который Гермиона изучала до этого. Мгновение и в его руке возникает замусоленная книжонка в палец толщиной, которую он без единой эмоции на лице сунул в руки девочке: - Вот, то, что ты спрашивала. Но у меня есть только первый том. Устроит? – и уставился той в лицо. Гермиона торопливо пролистала несколько страниц – она конечно в этом не разбиралась, но название соответствовало, да и страницы все оказались на месте. Правда по полям мелким почерком да еще и чернилами кто-то оставил свои заметки, но читать они не мешали, и она довольная полезла за кошельком, - Сколько? - Пятьдесят галеонов! – и победно улыбнувшись, осторожно вытянул учебник из рук девушки и взвесил его на грязной ладони. Цена на взгляд Гермионы была завышена минимум раз в десять, это она прекрасно понимала. Но где еще поискать, или хотя бы как торговаться с этим стариком, который сам понимает что она сейчас вряд ли где-то еще найдет подобное, вот поэтому старик и дерет цену, буквально ухмыляясь ей в глаза, она не знала.       Нет, ей Джон уже пообещал принести учебник, по которому он сам учился. Но во-первых у него учебник скорее всего другой – он говорил про единственную книгу, а ей предложили только первый том, а значит есть как минимум еще один, и при определенном везении можно будет и его отыскать. А во-вторых, приятно осознавать что книга по такой, как оказалось полезной дисциплине будет её личная. Но все-таки не мешало бы поторговаться, у неё была вполне приличная сумма, но до пятидесяти она все равно не дотягивала: - Сорок пять! - Девочка, ты не на базаре! Если не устраивает – дверь там! – и мотнул головой в сторону выхода. - Но у меня с собой нет столько денег! Я совсем не ожидала… - Подобная литература достаточно редкая, поэтому и стоит соответствующе. Тебе не кажется, что было несколько опрометчиво идти по магазинам в поисках подобного не озаботившись определенной суммой денег? - и вредный старикан окатил её презрительным взглядом. - Но я правда не ожидала… я ранее уже покупала в магазине на косой Аллее, но не одна книга не стоила больше трех галеонов! - Поди учебники брала? Так там министерство половину платит… - Старик еще раз взвесил на руке оказавшийся таким дорогим учебник. - Хорошо, пойду тебе навстречу, - что-то решив для себя пошел на уступки вредный дед, - до вечера книгу я отложу. Но если кто-то явно спросит, извини, скрывать не буду, а возьмут - будешь искать в другом месте. Эта-то ко мне попала случайно, разбирал старый шкаф и наткнулся на ухоронку.       Сунув книгу куда-то под прилавок, и снова устроился на своем табурете, и видимо неожиданно вспомнив, что девушка крутила и другие книги, решил вспомнить, что он все-таки продавец: - Может еще что-то интересует? Если что-то не очень редкое, могу и среди своих поспрошать? Но Гермиона уже понимая уровень местных цен, молча помотала головой и направилась на выход. Сейчас она раздумывала, что лучше, съездить домой за недостающей суммой, или зайти в Гринготтс и обменять последние фунты на галеоны. Но во втором случае у неё тогда с собой совсем не останется денег. Немного подумав, решила идти в банк – во-первых это намного быстрее, а во вторых обратно она может точно также прогуляться пешком. С облегчением от того, что решила проблему, торопливо заскользила по переулку, неожиданно вспомнив, что он оказывается не зря славится не самыми добрыми слухами.       Она не знала, сколько провела в магазине времени, так уже бывало не раз, когда она заскакивала «буквально на пять минут», а выходила спустя несколько часов. Так и тут, она вроде как и была недолго, но перед этим совершенно пустой переулок сейчас начал наполняться непривычными для неё магами. Причем уровень достатка местного контингента был значительно ниже чем посетителей Косой Аллеи, да и на саму Гермиону народ стал как-то подозрительно коситься, моментально определив в ней «чужую». Неожиданно девушка зацепилась глазами за какого-то бродягу, который слишком усердно делал вид, что она его не интересует. Настолько, что это бросалось в глаза. Но выход был уже рядом, может быть поэтому никто даже не пытался подойти к ней.       Шаг, другой, она непроизвольно слегка склонив голову, краем глаза отслеживает подозрительного бродягу, наверно поэтому в следующее мгновение не замечая никого на пути врезается… в что-то твердое.       В первый момент она ойкнув от неожиданности попыталась отступить назад, и даже на автомате успела сказать «простите». Точнее сказать у неё удалось, а вот отступить – не очень. В её плечо железной хваткой вцепилась рука… скелета? В следующее мгновение её как-то замысловато крутанули, и прижали к боку действительно какой-то худющей женщины. Вот только волшебная палочка, которую она буквально секунду назад нервно сжимала правой рукой, сейчас каким-то образом выскользнула, и даже больше – слегка упиралась ей в горло.       Наверно после того как она нечаянно напоролась на эту даму, прошло секунды две, но когда она снова бросила мимолетный взгляд вокруг, Гермиона была шокирована – в обозримом пространстве сейчас не было видно не одного мага! Видимо используя аппарацию или что-то подобное, местные жители постарались как можно быстрее исчезнуть, чтобы не стать свидетелями… интересно чего?       В этот момент Гермиона немного скосила глаза, и наверно если бы её крепко не удерживали, плотно прижимая к себе, свалилась бы в обморок. Женщину на которую она напоролась, выходя из Лютного она слишком хорошо запомнила, хотя никогда в жизни до этого не встречала.       Беллатриса Лестрейндж, портрет которой она буквально пару часов назад разглядывала на одной из афиш, сейчас держала её жизнь в руках. Но самое плохое, что еще раз взглянув в лицо своей спутницы девушка забыла даже как дышать – в карих глазах самой лютой пожирательницы смерти и самой ярой сторонницы Волан-де-Морта даже без какого-либо просвета плескалось абсолютное безумие! Вот именно сейчас Гермионе стало совсем плохо. Непроизвольно на ум пришли жуткие слухи о том, как эта… леди развлекается, и Гермиона, понимая, что угодила в руки безумной женщины, непроизвольно прикрыв глаза взмолилась: - Боже, пусть это будет быстрая смерть! Болезненный укол в шею привел в легкое чувство осознанности – оказывается все это время Беллатриса тащила Гермиону все дальше и дальше от выхода. Вот и знакомая дверь, где по её ощущениям когда-то очень давно, наверно еще в прошлой жизни, она искала какой-то учебник…       Вдруг, прерывая воспоминания ей показалось, что вдали промелькнул рыжий хвост. Такой знакомый и родной. Забывая обо всем на свете она всей душой потянулась к нему мысленно моля: - Живоглот! Помоги мне!       Секунда, другая… и ничего! Кот, такой преданный, самый первый, самый надежный друг – НЕ ПРИШЕЛ. Она жаждала хотя бы только увидеть его, просто проститься с ним перед смертью. Она чувствовала, что он услышал, но видимо ему было совсем не до неё…       Наверно этот удар оказался самым болезненным для неё, так как дальнейшее она воспринимала немного со стороны. Как будто просто посторонний наблюдатель: Сумасшедшая ведьма, одной рукой прижимая к себе девочку, а другую, спрятав в складках мантии, упирала ей в шею её же волшебную палочку внешне неторопливо двигаясь по совершенно пустой улице видимо по каким-то своим надобностям…       Вдруг из-за одной из бочек выскользнул полупрозрачный кот, появление которого всколыхнуло слабую надежду в душе пленницы, но тот был абсолютно полностью проигнорирован более взрослой магиней. Кот, видя что его появление осталось без внимания несколько шагов прыгает рядом, и наконец удостаивается внимания взрослой волшебницы. Правда видимо не так, как планировал – его просто отфутболивают в сторону сложенных ящиков.       А вот дальше – дальше произошло что-то странное – вместо кота из-за кучи хлама встал… Джон Макквей! Но в каком виде: сверху до пояса полностью обнаженный, в одних пижамных штанах, на ногах домашние тапочки, и как завершающий мазок – в руках зубная щетка с небольшой порцией зубной пасты. Да и его офигевшая физиономия явно говорила что сейчас он совершенно не планировал возникнуть посреди Лютного переулка. Но появление этого парня удивило не только Гермиону – еще больше им была потрясена Беллатриса: Она, моментально забыв о своей пленнице кинулась к Джону, но оказывается совсем не для того чтобы убить или захватить в плен, как в первое мгновение подумала девушка, а для того, чтобы… обнять!       Дальнейшее Гермиона воспринимала скорее как бред своего воображения, полностью уверенная, что в итоге все-таки как-то умудрилась незаметно для себя уплыть в спасительный обморок, потому что то, чему она стала свидетелем в реальной жизни не могло произойти никогда!       Джон откинув мешающую щетку и уже сам обнял Беллатрису, назвав мамочкой, и вполне спокойно воспринимал её объятия и поцелуи, впрочем, как и любой парень его возраста слегка смущаясь. Внезапно Гермиона поняла что они еще и о чем-то говорят и прислушалась: легкое несоответствие того, что Белла называла её Джона другим именем она просто пропустила мимо ушей, хотя вскользь заметила, что имя «Атрия» ему вполне подходит. А вот потом Беллатриса Лестрейндж стала просить у него прощение! - …за то, что не помогла в схватке, что не могла вырваться раньше… что и сейчас ничем не может помочь - на ней висят антимагические кандалы, и показала свои запястья на которых действительно висели какие-то симпатичные тонкие браслеты иссиня-черного цвета. …а империо с неё смыло когда она посещала Гринготтс - муж решил, что она как-то сокрыла нужную им вещь в общем сейфе, и её для этого потащили туда. А там водопад. Как только она почувствовав свободу сбежала оттуда… сюда, видимо почувствовала родного сына…       Все это время нежно обнимая и целуя её Джона. Сам же парень, все время как-то странно дергался и мотал головой, да и глаза его как-то странно моргали.       Наконец до Гермионы дошло, что он, видимо, ей пытается что-то сообщить. Как сквозь туман она вдруг поняла он желает чтобы она ушла! В первый момент её затопила обида – как-же так?! Он же её парень, и он её гонит! Правда обижалась она буквально одно мгновение. О том, что она буквально минуту назад молила бога о легкой смерти, о том что эта взрослая ведьма – неуравновешенная Белла, а находятся они в центре Лютного, медленно но верно до неё наконец дошло. Осознав это все снова, она начала пятится задом, уловив в глазах своего парня легкое облегчение.       Неожиданно глаза Джона потемнели, а лицо исказила недовольная гримаса – в этот момент он смотрел почему-то не на неё, свою девушку, а куда-то вдаль, за неё. Естественно и она тут же обернулась, но ничего особо жуткого не заметила – обычный патруль Авроров заглянул в Лютный. Пока до них еще далеко, но судя по направлению, минут через пять они будут здесь.       Поморщившись, Гермиона сама себя обозвала тупой как пробка – это для неё сейчас авроры благо, а вот для сторонницы Волан-де-Морта, которая сбежала из Азкабана, и оказалась еще и мамой её жениха, а значит её будущей… Стоп! Пока она просто мама жениха. Продолжать мысль дальше она не решилась, пообещав что подумает об этом позже, в спокойной обстановке.       Сейчас же, зная тайну Джона, и для неё встреча с аврорами вроде как нежелательна?! Ведь не зная эту чертову окклюменцию она этим сама подставляет… а ведь запросто могут подумать, что она сама заодно с беглецами или как минимум скрывает преступников? После этой мысли она взглянула на боевиков в алых мантиях совсем другими глазами.       Пока она пялилась на неспешно приближающийся патруль, сзади раздался такой знакомый, родной и такой убитый вселенской тоской голос её парня: - Я еще об этом точно пожалею… Кричер! Нас с Беллой домой. Срочно! Не успела она обернуться, как сзади что-то едва слышно хлопнуло и она осталась стоять одна посреди пустой улицы. Её снова затопило чувство несправедливости, но через еще одно мгновение она для себя решила, что по крайней мере пока для неё намного комфортнее находится в центре Лютного переулка, чем где-то еще, пусть и вместе с Джоном, но и вместе с его мамой тоже.       А вот доблестные авроры все ближе и ближе. Непроизвольно отшатнулась к стене, под укрытие ящиков и бочек, и с трудом перевела дух, когда патруль прошел рядом, мимоходом скользнув по одинокой скромной девчушке.       Сейчас все её состояние можно было описать одним словом: шок. За буквально несколько минут вся её спокойная и привычная жизнь просто перевернулась с ног на голову! Джон – сын Беллатрисы! И об этом знает только она одна! И она должна это скрывать и поэтому тоже станет преступником! Она уже преступник – она же уже промолчала о произошедшем! Могла хотя бы искры…       Палочка! Она же осталась у… - в тоске по навсегда потерянному, непроизвольно сжала кулаки. Хотя нет, она почему-то торчит у неё из кармана?! Но когда и как? Может быть ей все это и правда привиделось?!       А Живоглот? – ей сейчас вдруг стало настолько стыдно, что она зря обидела рыжего друга. Настолько, что непроизвольно ударила себя кулаком по ноге: он же меня спас! И даже его нежелание нападать на жуткую Лестрейндж теперь стало понятно – он знал, что она мама её парня, и видимо не хотел оставлять Джона сиротой? Он сделал проще - просто перенес парня к его матери, тем самым отвлек Беллу от неё.       Погруженная в свои мысли, все время оглядываясь и шарахаясь абсолютно ото всех, она как-то незаметно очутилась в Гринготтсе, обменяла все оставшиеся деньги, вернулась за книгой, и выкупила её у подозрительно молчаливого продавца. Тот даже сподобился упаковать её в серый лист бумаги, чтобы не бросалась в глаза потрепанная старинная обложка. Путь домой не запомнился совершенно, единственное что висело у неё в голове и не хотело покидать – «Беллатриса Лестрейндж - моя будущая свекровь»!       Хотелось одновременно и плакать и смеяться – наконец истерика так долго сдерживаемая нашла выход. Вот только ничего ужасного она не сделала – вместо этого у девочки произошел самый обычный спонтанный детский выброс, в результате которого в её комнате, а заодно и в соседних комнатах стало намного чище и уютнее. Вздохнув и хныкнув: - У меня даже магические выбросы направлены на наведение порядка! Наверно я неправильная волшебница, а значит все что для других правильно, для меня неправильно! С этой глубокой мыслью она залезла в кровать и отрубилась, не выдержав перипетии данного дня.