***
Уже дома, сидя на подоконнике у приоткрытого окна, Тай выдыхает прохладный воздух, рассматривая свои руки. Мазки жёлтой и сиреневой краски, капли чёрной гуаши и несколько следов от белого акрила. Ему так нравится видеть цветные узоры клякс на своих ладонях. Наверное, это даже нравится юноше больше, чем рисовать на бумаге - прикасаться кистью к своим холодным пальцам, оставляя за ней мазки разноцветной краски. Подобное в разы интереснее, чем выводить силуэты на шершавых листах белой бумаги. Брюнет закрывает глаза, вспоминая весь сегодняшний день - этот новый парень в студии рисования, холсты которого полны оттенков красного и мягкий голос, который до сих пор звучит где-то в уголках подсознания.***
Проходит неделя, каждый день которой похож на предыдущий, но Джозеф буквально ощущает это течение временных рамок на себе, когда их виртуальный диалог с Джошем затягивается для него на несколько часов ожидания ответа. В очередной раз, проверяя каждые двадцать минут панель оповещений, и не найдя там сообщения от красноволосого, Тайлер заходит в книгу контактов, пятый раз за эти семь дней переименовывая номер Дана. Теперь «Парень с красными волосами» изменён на «Глуповатый панк». В это же время Дан, лёжа на диване вниз головой и свесив руки, прикрывает глаза, игнорируя вибрацию телефона. «Ша-да-ди-да-дам» - звучит мелодия в его голове в сотый раз за последнее время и он не понимает, почему мысли так сильно путаются и не дают покоя. Внезапно для самого себя Джошуа подхватывается с места и, едва не упав, вытряхивает содержимое своего рюкзака на пол, внимательно рассматривая несколько тюбиков акриловой краски - светло-зелёный, коричневый, жёлтый, голубой и красный. Деревянная кисточка ворсом легко скользит по руке, оставляя цветные следы. Несколько минут проходит прежде, чем красноволосый понимает, что с десяток клякс акрила теперь размазаны по полу в причудливых узорах и ещё около двух часов у него уходит на то, чтобы полностью покрыть свою руку незамысловатым рисунком, начиная от запястья и заканчивая плечом.Глуповатый панк: Хэй, Тайлер, не хочешь взглянуть на мой рисунок?
Сообщение с пометкой «доставлено» остаётся открытым на экране мобильного, когда кареглазый, уткнувшись носом в свои колени, ощущает химический запах краски, смешанный с ароматом весеннего цветения за окном.***
– Тайлер? - дверь в комнату парня приоткрывается, когда он слышит голос матери. – Сладкий, ты не спустишься к ужину сегодня? - Келли подходит к сыну, кладя руку ему на плечо. И этого более чем достаточно, чтобы пульсация в висках брюнета достигла своего пика и он, резко отстранившись от женщины, всем телом вжался в холодную поверхность стены, сбито дыша. – Ох, милый.. - Келли будто осознала, что прямо сейчас причинила сыну ту самую едкую внутреннюю боль и дискомфорт, от которых он ежедневно старается убежать в свои рисунки. – Прости, я просто.. - женщина поджала губы, делая шаг назад. – Твой брат совсем другой и иногда.. - она прямо сейчас готова была провалиться сквозь землю от сказанного. «Другой» - эхом повторилось в подсознании Тайлера. Кажется, он успел привыкнуть к возможным проступкам по отношению к себе и даже смирился с тем, что единственная тактильность в своей жизни, которую он правда может позволить - соприкосновение с неодушевлёнными предметами, но иногда подобное так сильно выбивало из колеи, будто это именно та самая фатальность, которая разрушала юношу. Женщина невольно вздрагивает от полного осознания происходящего, а затем тихими шагами удаляется, бесшумно закрывая дверь. Тишина заполняет комнату, но в голове Тайлера по прежнему слишком шумно. Брюнет закрывает глаза, когда горячие слёзы стекают по щекам и подбородку, разбиваясь об пол. Наверное, впервые в жизни сейчас его сознание приковано даже не столько к происходящему или к сожалению для самого себя, а к тому парню с красными волосами, который является одним из многих людей, окружающих Тайлера. И одним из тех единиц, к которым кареглазый действительно хотел бы прикоснуться. Глубоко в душе у него по прежнему горит огонёк чего-то яркого и тёплого, что похоже на те самые рисунки с жёлтым пятном посередине, но всё, что может Джозеф - находиться в заточении собственного тела, которое совсем не привыкло ощущать прикосновения и тактильность. Это всегда обжигало кончики пальцев и бархатистую кожу юноши. И больше, наверное, ни за что на свете он не хотел бы испытать на себе этот миллион обжигающих стекляшек. Сон мерно окутывает брюнета, лежащего на полу около холодной стены. Его сердцебиение приходит в норму, слёзы высыхают на щеках, а дыхание становится тише, спокойнее. В голове всё ещё всплывают яркие мазки акварели, кляксы гуаши и несколько оттенков алых прядей Джоша.