Сладкая смола.

      Тэхён направляется к себе в кабинет быстрым шагом, изо всех сил пытаясь замедлить свой полубег. Хочется скорее донести эти листы, закрыться и… Что дальше — пока не знает. Просто сжимает потряхивающей рукой чужой лист, отдельно от общей стопки решённых заданий студентов. Когда ему удаётся, наконец, уединиться, устало почти падает на стул, кидая папки на стол небрежно. Лишь одну бумагу кладёт аккуратно, подальше от остальных, чтобы не провоняло, чтобы дольше сохранился запах. Ловит себя на последней мысли и посмеивается вслух истерически, трёт рукой лоб. — До чего докатился, — бормочет под нос Тэхён и сглатывает. Нос всё ещё щекочет.       За всеобщим безумством и зацикленностью на запахе, совсем выпускает из виду пустоту листа. Смотрит сперва долго, задумчиво, а потом отмирает и хмурится в недоумении.       Хосок не решил ни единого задания. Лишь цифры номеров расставил, как попало, и записал позорное «дано» первой задачи. Тэхён берёт листок в руки и смотрит в белый центр долго, вкрадчиво, словно найдёт там все свои ответы. И он боязливо допускает мысль ранее гонимую: мог ли Хосок так напугаться внезапной вспышке неуместной агрессии тогда? Сердце отзывается болезненным йоканьем и становится, в общем-то, скверно.       Кладёт листок обратно на стол и сам голову на него опускает. «Идиот» — вертится в голове, и Тэхён бы сейчас взбесился бы снова, быть может, кинул бы книгу в стену со злости, но приятный, почти выветрившийся сладкий запах дерева обволакивал успокаивающе.       Ким смотрит на «х» под своим носом и снова зацикливается на пустоте. Ему нравилось занижать любимо-нелюбимому студенту оценки. Чисто из вредности, чисто потому, что «ну, а зачем он такой альфа». И наблюдать всякий раз краснеющего, пыхтящего в возмущении студента, готового вот-вот накинуться. В такие моменты Хосок казался наиболее маленьким и слабым, несмотря на всю свою напускную суровость и взгляд ледяной. Было в этом что-то приятное. Теперь же придётся поставить неудовлетворительно, на что Тэхён точно не сможет пойти, несмотря на все свои принципы. И лишь для одного единственного студента объявляет в деканате о пересдаче.

***

      Хосок после инъекции, что сделал в туалете, ходит весь последующий день, как в воду канувший. Тело всё ещё неприятно потряхивает, а во рту снова привкус чёрствого хлеба. Чёртов препарат извращает запахи до омерзения. Хоби косится на дрожащие пальцы, понимая теперь, почему его настолько сильно мутило и рвало всякий раз от собственного сладкого вкуса. Юнги уже успел сообщить недовольно, что от Хосока воняет отвратно, и что лучше бы он больше не ходил курить ни с кем в туалете. Последний улыбается виновато, обещая больше этого не делать.       Вечером Хосок вспоминает, каким сдал листок с заданиями Киму и жалеет себя весь вечер, заедая обиду на весь мир всякими сладостями.       Попытки искать виновника всех этих неудач он оставляет на потом, пытаясь не думать о причинах своего «не хочу». Не хочет, потому что это не Тэхён. Ведь, несмотря на всю наигранную взаимную ненависть, Хосок может себе в какой-то степени признаться — Ким ему нравится. Нравится в том смысле, в котором нравиться может только альфа. Почему-то этот молодой преподаватель с самого первого дня воспринимался несколько иначе. Чувствовалась в человеке сила такая, какой не грех уступить. И когда Хоби словил эту постыдную мысль в первый же день, ущипнул бедро больно-больно. Насупился, взъерошился и обиделся сам на себя. Звания истинного альфы, которого стоит уважать, заслуживает лишь один человек, по мнению Хоби, — отец. В остальных же он видел потенциальную опасность и причину шаткости своего и без того нездорового положения, за которое он боролся изо дня в день. А потому, при первой же возможности выместил все свои обиды и стыд, обдавая острым взглядом преподавателя, копируя отца. Тэхён же с удовольствием и с ещё большим остервенением подхватил правила игры, всякий раз отвечая на пассивную агрессию.       Сейчас, лёжа в постели, Хосок впервые задумывается над тем, что, возможно, совсем чуть-чуть, ему всё это не нужно. Ведь ощущает какую-то глупую пустоту внутри от того, что он частично своего добился: омегой его не назовёшь.       В таких тяжёлых раздумьях проходят все выходные, и за это время, парень успевает себя накрутить до состояния «сдохнуть бы от никчёмности». Ибо внезапное осознание и признание простой истины, а именно «я согласен быть омегой, если это Тэхён», заставляет ломать на руках пальцы в нервном жесте, и губы кусать в кровь. Гадко и паршиво, так, словно опустился на самое дно, словно предал себя и продался.       От чёртовой течки, слава богу, не осталось и следа, которая, по всей видимости, в совокупности длилась неделю вот такими дурацкими перерывами по кругу.       Неделя обещает быть ещё более тяжёлой, так как в понедельник он обнаруживает себя в списках на пересдачу, матерясь при этом громко, с чувством, что у Юнги уши в трубочку сворачиваются, да глаза на лоб лезут. Хосока таким злым и подавленным он ещё не видел.       В день пересдачи подходит к нужной аудитории и сглатывает ком из разноцветных чувств: страх, смятение, стыд и ещё с десяток. Дрожащей рукой открывает дверь и попадает в полумрак пустой аудитории. На первых партах сидят три калеки и сочувствующе оглядывают вошедшего. Хосок здоровается с товарищами по несчастью и садится у самого края, предчувствия заранее что-то недоброе.       Тэхён появляется в дверях ещё спустя минуту. Проходит к трибуне, шумно стукая каблуками об пол, и смотрит на студентов внимательно. Первым попадает под наблюдение Хосок. Первым, и, собственно, последним. — Задания будут те же. Вся пара в вашем распоряжении, — монотонно сообщает преподаватель, и студенты поверить не могут своим ушам. Над причиной настолько подобревшего грозного альфы никто не задумывается. Трое сразу приступают к заданиям, уже давно дома списав их, или решив самостоятельно. Четвёртый лишь сидит и снова втыкает в одну точку невидящим и стеклянным взглядом.       «Да вы, блять, издеваетесь…» — ошарашенно думает Хосок, когда ощущает в себе поднимающуюся температуру и ноющее чувство внизу живота. Он в панике хватается за край парты одной рукой и впивается снизу ногтями до боли и скрежета. Старое дерево щёлкает под напором, щёлкает и таймер у Хосока в голове, отсчитывающий уже четвертый случай внезапно начавшейся течки именно на этой паре. Круг подозреваемых сокращается до четырёх человек, включая Тэхёна. Парень поднимает загнанный и безумный взгляд на преподавателя и сталкивается с абсолютно спокойным, холодным.       Тихо принимает таблетку завалявшихся подавителей запаха в рюкзаке, заглатывая слюной, которой в избытке. Обратно взгляд в листок опускает и видит, как цифры перед глазами разъезжаются. Вдыхает воздух острый и густой, ощущая, как нутро обдаёт тёплым, свежим… чёртовой выпечкой. Лёгкие переполнены, но хочется ещё больше и глубже и он глотает в себе стон. Глаза слезятся от невозможного дурмана так близко.       Живот сводит тугим узлом и Хосок понимает, что на сей раз ему везёт ещё меньше со временем прогрессии. Боль ноющая, тянущая вниз и парень чувствует, как тело заходится в странных судорогах, до которых он ещё ни разу себя не доводил, вовремя принимая препараты. Второй рукой карандаш давит пальцами от напряжения, пока он не щёлкает в руке, ломаясь.       Тэхён сопротивляется до последнего. Смотрит на рядом сидящих альф, которые спокойно и старательно пишут задания, и не понимает. Очевидно, весь этот ужас с запахами, что творится в помещении, чует лишь он один. Наблюдает за Хосоком, что голову склонил низко-низко над листом и сжимает в руках сломанный карандаш. — Мистер Чон, какие-то трудности возникли? — у самого голос почти срывается на хрип. Парень дёргается на звук, вскидывая голову. Смотрит сквозь преподавателя взглядом неосмысленным, загнанным. — Да, всё., — и не договаривает, снова опуская красное лицо в парту. Тэхён в испуге подрывается с места, позабыв, что они не одни в аудитории.       Преодолевает расстояние в два больших шага и шатается слегка, добравшись до нужной точки. В нос ударяет запах сладкий, настолько отчётливый, что он спешно облизывает губы, ожидая, что почувствует эту сладость языком. Хосок кидает карандаш на парту, еле разомкнув ладонь, и пытается встать со стула, уползти, убежать, только бы подальше. — Всё в порядке? — обеспокоенно, превозмогая в себе ведомое чувство запахом, спрашивает и протягивает руки, чтобы дотронуться до горячей кожи. Так необходимо и нужно дотронуться прямо сейчас, иначе… — Абсолютно! — выдыхает низко, почти шёпотом Хосок, отшатываясь от протянутых рук, игнорируя ответное желание податься навстречу. Шатко встаёт на ноги и неловкими шагами выбегает из аудитории, оставляя преподавателя смотреть на закрывающуюся дверь.       Студенты, наблюдающие эту сцену снова переключаются на задания, не найдя в ситуации ничего более стоящего, чем собственные оценки. А Тэхён стоит на месте и смотрит на такой же пустой, как в прошлый раз, лист.       Перед носом всё ещё приятная смола и он разочарованно думает, что, видимо, действительно «сломанный». Сердце предательски делает нездоровый кульбит, заставляя грудную клетку и душу болезненно сжаться. Раздумывает проверить своё обоняние, раз его одного так штырит от запаха альфы. Одно остаётся загадкой: чего Хосок снова сбежал. Тэхён с ужасом подозревает, что последний прознал о нездоровом интересе к своей персоне. И от того хочется завыть.       Снова смотрит на листок. Жалкое «дано» мозолит глаза. Карандаш, что покатился и упал с парты, валяется у ноги. Ким наклоняется его поднять и взглядом цепляется за стул.       Пятно. Мокрое, блять, пятно.       Голова моментально пустеет. Перед глазами одна единственная красная строка и чувство ликования, подступившее к горлу.       Омега. Чон Хосок чёртов омега.