Давай просто жить дальше

Мир, вероятно, спасти уже удастся, но отдельного человека — всегда можно.

Лёгкий ветерок игриво трепал кончики седых волос; солнце грело спину и зажигало яркие блики на металле; снизу долетал едва слышимый на этой высоте рокот волн. Чоль Муге стоял на краю верхней смотровой площадки Акульей бухты, не отводя взгляда от развернувшейся под ногами бездны. Он снова не справился. Снова не успел. Замешкался. И вышло, что он снова её подвёл... Но разве он мог сделать что-то иначе? Он шёл вперёд единственно верным путём — или лишь тем, что казался верным ему самому? Может, если бы он не тратил время на игры в дипломатию, а просто и без изысков согласился подчиниться Богу Войны, он бы успел... Ха, он выиграл бы дни, когда уже опоздал на годы. Змея, посмевшая принять облик его жены, сгорела в чёрном демоническом пламени испугавшегося за подругу Ворона. А больше наказывать было некого — перевелись виновные. Теперь оставалось только жить, проклиная каждый день. Жить, пусть даже прямо сейчас хотелось сделать шаг и камнем упасть на морское дно. Потому что она не хотела бы его смерти. Потому что остальной мир пока не рухнул в пропасть, Морское братство ещё едино — и Чоль Муге нужен слишком многим. Многим, пусть это уже и не самые дорогие ему люди... — Адмирал, вы же не собираетесь прыгать? — напряжённый — знакомый! — голос из-за спины. Вздрогнув, Чоль Муге обернулся и недоверчиво посмотрел на Му Сона. Этот-то откуда здесь взялся? С Сон Тиён и её компанией он расстался недалеко от селения Благодати — нервировать Императрицу появлением «Железной Тени» в Канрё ему совершенно не хотелось. А сейчас молодой Ворон стоял у входа на площадку, держа руки перед собой: безоружен. Но не безобиден, только не после длительной одержимости Вестником Смерти. Под тяжёлым, угрожающим взглядом он даже не дрогнул, не двинулся с места — или это Чоль Муге слишком привык, что подчинённые бегут в страхе, стоит лишь посмотреть на них пристальнее обычного? Тишина затягивалась. Му Сон не повторял вопроса, не двигался — терпеливо ждал. И, в конце концов, Чоль Муге сдался: какая, по большому счёту, разница? Коротко, резко выдохнул, отвёл взгляд, обессиленно опустил плечи и ответил вопросом на вопрос: — Тебе-то что за дело? Му Сон молчал. Чоль Муге коротко усмехнулся — даже не доверяй он своему чутью на людей, это молчание развеяло бы любые сомнения — и отвернулся обратно. До боли остро хотелось, наконец, остаться наедине с морем. Чтобы оправдаться перед ним — перед ней. Вот только Чоль Муге заранее знал, что попытка была обречена на провал, потому что оправдаться перед собой всё равно не получилось бы. Зато, собравшись с мыслями, он сумел бы взять себя в руки — достаточно, чтобы встать и заняться делом, хоть каким-нибудь. — Адмирал, я серьёзно спрашиваю: вы ведь не собираетесь прыгать?! — на этот раз голос Му Сона был полон необъяснимой тревоги, Чоль Муге даже удивился такой остроте эмоций. — А ты собирался умереть там? В землях, — короткая усмешка, — Мёртвых? Уверенный, что Сон Тиён не простит тебя за использование магии демонов, а я тебе не поверю. Убеждённый, что если ты пожертвуешь собой, мёртвых будет меньше. Собрался ли я прыгать? Нет, не собрался. Потому что помочь кому-то — пусть не ей, но хоть кому-то — можно только будучи живым! Му Сон, застыв, смотрел ему в глаза, а потом судорожно втянул воздух сквозь зубы и выдавил через силу: — Уж поверьте, я тоже хочу жить. Но готов и... — он оборвал фразу, не договорив, и попытался неловко — потому что вышло слишком искренне — отшутиться: — И кстати, если бы я действительно хотел умереть — я бы просто вас поцеловал. Чоль Муге не рассмеялся, а спокойно встретил взгляд Му Сона и чётко и серьёзно возразил: — В таком случае, ты бы точно просчитался. Му Сон отшатнулся, широко распахнув враз пожелтевшие птичьи глаза. А Чоль Муге смотрел на него и видел странную броню из болевых точек, хитиновый покров из рубцов. На Му Сона было легко надавить, он весь — рана; но на него совершенно невозможно было влиять. Он знал, как отвечать на удар. Он не знал, как отвечать на симпатию, как будто никому за всю жизнь не нравился.