Гоэт

Владимирский собор — ровесник китежского кремля — сохранился немного лучше совместными стараниями историков-реставраторов и благочиния. Даже сейчас, после произошедшего в нём святотатства, в уникальный древний храм с пологой пирамидальной кровлей вместо куполов собиралось много прихожан и туристов — Страстная Среда. Только настроение их теперь было не напыщенным, благочинным или степенным, а взбудораженным. Вместо прежде посещаемых святынь многие собирались подле креста у кануна, на котором видны были пять дыр от огромных гвоздей, коими был прибит к нему убиенный пономарь. Среди толпы прихожан не нашлось никого, кто бы обратил внимание на не виденную раньше гостью. С виду она ничем не отличалась от тех крещёных атеистов, что входят в храм, торопливо ставят свечку, крестятся и убегают, словно у них есть куда более важные дела. Единственным отличием от подобных торопыг было то, что светло-серая кобылица никуда не торопилась, терпеливо двигаясь в очереди, ползущей к кресту. — Сатанисты, ей-Богу сатанисты, — причитала одна бабка другой, человек кошке с ушами, топорщимися под платком. — Сам Сатана… — шептала она в ответ с шипением. — Так богохульно и стремительно! — Не может быть Сатана в церкви Христовой… — перекрестилась бабушка. — Васильевна на той службе была и рассказала мне у подъезда, как всё было. Только бедняга подавал просфоры, и пропал со своего места, тут же к кресту его пригвоздило, и помер от гвоздя в сердце! — Верно, никакой маг перемещать так не может… Либо на Небеса забрали, либо в Ад утащили. — Ни того, ни другого он не удостоился, — хоть кобылица и произнесла это тихим голосом, она сразу удостоилась внимания почти всех собравшихся. — В церкви хоть и служил, а в Отца нашего небесного не верил. Место без него покажется пусто, но на самом деле окажется лишь чище. — Да ты-то его откуда знала? — возмутилась старушка. — Я тебя и в церкви раньше-то не видела. Кобыла смерила её долгим взглядом. — В Бога ты тоже не веришь, лишь смерти боишься. Знай, перед Господом нужно сердце открывать, а сделки заключают только с сатаной. Иди и помирись с сыном, тогда и врать перед собой будет незачем. На лице бабки красовалось недоумение и шок. Всё ей сказали, чего просто не могли знать. Сразу видно стало, нечистые силы, и будто тьма таилась в её глубоких глаза. Так всё виделось под порывом ужаса и эмоций. Она и хотела было возразить, но слов не находила. А кобылица продолжала. — …А вы думаете только о светлом месте в раю и только потому стараетесь добро творить, «верить». Ариадна не стала выслушивать ответ, потеснила обоих, выходя вперёд, к батюшке, что надзирал за порядком поклонения неожиданно появившейся святыне и порою благословлял подходивших к нему прихожанок и туристов — часто одни от других отличались лишь физической формой и ладностью одежды. — Что бы ты выбрал, отче — уберечь чью-нибудь душу от мук или обрести новую святыню в свой храм? — Этот вопрос вывел священника из механического благообразия. Он посмотрел на копытную, как будто увидев в ней что-то, что отличало её от других, затем медленно поднял руку и перекрестился, отвечая взволнованно, но уверенно: — Конечно же первое, если это в моих силах и угодно Богу. Так или иначе, он был готов ко всему, что скажет казавшаяся для всех святой юродивой кобылица, как и прихожане, внимательно слушавшие и подходившие всё ближе. — Зло, хотя и исходит от недобрых людей и духов, не может коснуться того, кто сам его в себе не имеет. Потому и Бог не умер, и воскресали те, кто верил или за кого верили. Кто честен перед собой и Отцом — тот пусть не боится демонов. Кто бесчестен, от того зло не отведётся. Словами святого Серафима, «Спасись сам — и вокруг тебя спасутся тысячи». От Бога свечой не откупишься. «Всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен», как пел царь Давид. Замаливать грехи нужно благими делами, по примеру мытаря Левия, ставшего апостолом Матфеем. А не деньгами, как убийцы-крестоносцы. Скоро мало у тебя останется прихожан, если убийцу не поймают. Но защищаться от него я вас научу сегодня. Всех призовут в свой срок, но до срока вам необходимо многое исправить. Если нет в вас смелости, уповайте на Бога, носите крест и начертите круг мелом и солью, как велел экзорцист Фома Брут, и демоны вас не коснутся. — Не верьте колдовству и суевериям! — Воскликнул священник после того, как прошептал что-то убежавшему служке. — Язычники отпадают от Церкви и лишаются Христовой защиты, что даётся вам только через Тело Его! Дом освящается молитвами священников, а не ведьмиными кругами! — В таком случае помогите всем и оберегите от напасти тёмных сил. — взгляд кобылицы становится тёплым и сострадательным, при каждом слове глаза её мигали. А ладони она складывает между собой. — Для того вы и избраны перед паствой представлять Христа. Священник ничего на это не ответил — понял, что при всём своём непонятном рвении сам авторитет Церви юродивая не оспаривала. Часть народа оттянулась от креста, наблюдая за новой, говорящей достопримечательностью — но серая белогривая лошадь тоже умолкла, направляясь к выходу, подальше от заинтересованных бабок, решивших обрести в её образе святую. Взбудоражив приход, она вернулась в толпу и словно пропала в ней — а может быть, так и было. Милиционеры, что следили за подозрительной антро, окончательно потеряли след — до самого прихода темноты. Именно в этот момент Ариадна возвращалась в общежитие. Долгий день, заполненный заботами, подходил к концу; солнце садилось, небо посерело вечерней пеленой, воздух становился прохладнее. Четырёхэтажка из белого шлакоблока с пластиковыми окнами — новый муравейник — общежитие двадцать первого века. Современный доходный дом, только потолки в два раза ниже, стены во много раз уже. Но Ариадна не стремилась к комфорту и предпочла бы вовсе не спать и не есть, если бы её тело позволяло такую роскошь. Она без проблем добралась до заплёванного семечковой шелухой подъезда и поднялась на ступеньки. Молодой человек, куривший «лёгкие» сигареты, проводил её заинтересованным взглядом, но кобылица не обращала на него никакого внимания. Большие ноздри только наморщились от лишнего и ненужного дыма. Тонкою рукою нажала на кнопку домофона — открыли быстро, узнав постоялицу. Так же стремительно Ариадна юркнула внутрь, вновь поздоровалась с дородной помпушой с вылизанной причёской под восьмидесятые — владелицей места. Не заглянув на кухню, противясь рождавшемуся голоду, кобыла сразу ушла в ванну отмывать навалявшуюся после постоянной дневной ходьбы пыль в шлейфах. Ванная, вопреки представлениям обывателей, была вполне добротной — немного сыровато, но трубы новые и ванная тоже, на полу всего одна треснутая плитка, раковина и зеркало целые. Культура… «На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции» — как писали Ильф и Петров. Вспомнила Ариадна, что не закрыла дверь на защёлку, только после возмущённо-испуганного ойкания в коридоре. Странно, чего испугались, ведь кобыла ещё не разделась. Но всё равно голова и уши опустились от смущения. — Прошу прощения, я не надолго, — помня, что санузлы были и на других этажах, Ариадна всё же позволила себе немного эгоизма, чтобы больше не мучить окружающих непрезентабельным видом. Закрыв дверь, она дотронулась до своей одежды… И та растворилась в энергию, которая растеклась по её ладони. Удобно, конечно, и лишние вещи не мешают, но всё же это была единственная фальшивка в её образе. Всё остальное — от грязи на копытах до урчащего живота — самое настоящее. Ариадна опасливо оглядела скользкую ванную — не самое то для копыт. Держась за бортики, кобыла осторожно села на холодный чугун, не рискуя стоять, и повернула крестовые вентили. Тёплая вода омыла усталые ноги, распаривая до натруженных мышц. Избавление от страданий — всё равно что удовольствие. И удивительно, что такие простые вещи могут быть так приятны — дом… Тёплая ванная…Мелочи, но всё же приятно! Вылезать из ванны, особенно влажной, было труднее, чем залезать в неё — в основном из-за скользивших копыт, но и от расставания с уютом тоже. Тщательно вытерев шкуру, хвост и гриву, Ариадна вернула на себя одежду — ту же самую, но обновлённую, без грязи и запаха. Выйдя в коридор, не обнаружила там никого — наверное, в самом деле уже воспользовались раковиной на другом этаже. Пройдя на кухню к холодильнику, кобыла открыла его и изучила содержимое. Чёткого разделения среди жильцов не было, хозяйские продукты держались не здесь, а всё остальное было общим и сметалось в зависимости от пожеланий жильцов. Но тошнотворный запах исходил не от пищи… Сравнивать было не с чем, но неестественность и неприятность смрада возвещали об опасности. Лёгкое кружение головы и тошнота подтвердили, что, надышавшись, можно было легко отравиться. Прислонив ладонь к носу и поморщившись, кобылица попыталась определить источник запаха. Он обнаружился быстрее, чем она ожидала — и исходил от плиты, все вентили которой были повёрнуты, и даже духовка распахнута. Ариадна бы бросилась их закрывать, но тут чувство куда более знакомое и в то же время намного неприятнее пробежало по её телу от копыт до кончиков ушей. На мгновение Ариадна застыла, захваченная моральным выбором — спасти ли спящих постояльцев или погнаться за тёмным духом. Надо было просто самой оградить кругом дом, прежде чем в него входить… Тем временем дух снова двинулся — на этаж выше, в другую кухню, потом вылетел из здания. Кобылица приняла решение и бросилась вдогонку. В один миг её тело изменилось — она превратилась в рослую лошадь, которая со скоростью белой молнии пролетела по этажу и прыгнула в столь удачно распахнутое окно, на подоконнике которого ещё догорала сигарета. К сожалению, даже если жильцы и проснулись от топота, помочь им это уже не могло — внезапно за крупом Ариадны сверкнуло пламя и через миг весь дом содрогнулся, пока его этажи один за другим разлетались на куски. На заднем плане жарило и рушилось, гремело и сверкало, ревели огонь и люди. Сердце Ариадны разрывалось от того, что она стала свидетельницей стольких смертей и страданий, но нужно было бежать изо всех сил за чёрной тенью, видимой лишь духовному зрению — нельзя допустить новые жертвы бесчестного дьявола. Пусть она и находилась в образе кобылы, но мчалась за духом, как голодный пёс, настигая его с каждой секундой. Легко пробежав через заросли, в которых пыталась скрыться сущность в надежде задержать мчавшееся за ней тело, Ариадна вдруг ощутила под копытами пустоту, а через миг — грязь, по которой заскользила куда-то в темноту. Заржав от неожиданности, Ариадна попыталась затормозить, падая на бок, но призрак вернулся и цепко схватил за ногу, будто не был нематериален, и потащил дальше. Ариадна попыталась отбиться, самой схватить или ударить демона, но вдруг появились ещё несколько, хватая за конечности и толкая вперёд, скидывая Ариадну с оврага в речную воду. Теперь объяснилось, почему ничто не смогло помешать взрыву — духов было несколько, и они пустили газ по всему дому… Но было ли это массовым убийством, или же духи имели одну, конкретную цель? Во всяком случае, всё указывало на второй вариант — опасаясь попасть под удары копыт, духи потащили Ариадну в реку, и вода уже сомкнулась над её головой. Еле различимое заросшее дно было светлее тёмного неба за светлыми бликами на волнах. В прохладной воде вновь расплелись и разметались грива и шлейфы, но весеннюю прохладу нельзя было сравнить с тёплой ванной. Когтистые руки не впивались в плоть - им было достаточно аккуратно и крепко держать свою жертву. Некоторые даже не сжимали сильно, скорее водили кончиками когтей по живому телу, гладили, искушая побыстрее вдохнуть и стать трупом. Но Ариадна не должна была уйти в темноту за бесами! Ариадна боролась, крутилась, дёргала всеми ногами, пытаясь подвсплыть, однако была не в силах перебороть призрачные конечности. Те продолжали свой пыточный танец, выплясывая когтями по груди и животу кобылки, ворошась под шерстью, проникая в самую глубину копытц. Гладили спину и бёдра, водили когтями по подбородку и надутым щёкам, щекотали шею, мелко тыкались по животу... Ариадна никогда прежде не испытывала ничего подобного - и мучительного, и приятного, и смешного, и страшного. С мордашки на мгновение пропало спокойно-умиротворённое выражение, когда через широкие ноздри и улыбнувшуюся пастьку вышли сверкающие, прозрачные и чистые пузырьки жаркого выдоха. А потом одна коварная рука провела двумя пальцами между задних ног, проводя две линии по бокам от вымени и щёлки. Кобылица забурлила возмущённо, пытаясь поджать ноги и защититься от когтей, но руки не отступали. Приятные прикосновения не хуже любого пыточного инструмента вынуждали кобылицу крутиться посреди реки, сжимая зубки в пустой надежде удержать воздух, который всё равно находил пути, чтобы улететь в тёмную воду. Копыта лишь дрожали, не способные ударить в ответ - ноги сковывали нечестивые прикосновения, пальцы потирались о стройные пясти, обводили лодыжки и бабки. Но страшнее всего была иная пытка - от когтя, беззастенчиво оскверняющего щель, от подушечки холодного пальца, слегка касавшейся самых чувствительных мест, чтобы не только убить Ариадну, но и сделать это как можно позорнее для неё - заставляя бороться не только с духами, но и собственным телом, кипящим без воздуха от грешной и пагубной страсти. И теряя силы в бесполезном бултыхании, Ариадна содрогалась всем телом, кружась и медленно погибая в воде, растворяясь в ней, и чувствуя, что уже не в силах сдерживать рвущееся желание вскрикнуть, застонать, просто открыть рот и впустить воду в свои лёгкие. Потеряв веру в собственные силы, она обратилась к Создателю, прогнав свой разум в молитву, и отдала себя Светлой воле. Адские муки удовольствие слились с Небесными благостью и благодатью.