Сборничек

Юнги что-то мычит несвязное: что-то про работу, текилу, сигареты и бывшую учительницу по математике, которую он ненавидел больше разве что своей старшей сестры. Юнги откидывает голову назад, когда его тонкой шеи касаются чужие, но тёплые и мягкие губы, и тяжело дышит при каждом поставленном на нежной призрачной коже ярком багровом засосе. Юнги сам тянется за очередным мокрым поцелуем, обвивая шею руками, зарываясь худыми пальцами в каштановые волосы и прижимаясь к горячему даже через одежду телу, и сам же садиться задницей на кухонный стол, раздвигая стройные, но до безобразия худые ноги, приглашая прижаться ещё сильнее. Юнги не понимает, что им двигало, когда он ехал к своему лучшему другу, но Мин просто не был в силах выбросить из головы обрывки лучших воспоминаний, которые должны были оставаться под названием «друзья», в место этого они перенеслись в отдельную ячейку мозга с надписью «Не понятно». Наверное, Юнги просто хотел проверить и доказать себе самому, что Чон Хосок – просто лучший друг. Просто единственный человек на Земле, который может рассмешить, поднять настроение, заставить улыбаться, заставить думать о нём. «Просто лучший друг»? Парень не сдержанно рычит, подобно дикому зверю, когда этот самый «лучший друг» губами припечатывается к выступающим ключицам, заставляя Мина дышать через раз, беспардонно елозить руками под чёрной футболкой по спине Хо, сжимать сильно бока и уже мягче массировать отчётливо выделяющийся позвоночник, когда младший слегка наклоняется, чтобы одарить своего хёна новой порцией нежно-грубых поцелуев. Как нравится Юнги. И сейчас обоих ни черта не заботит, что входная дверь не заперта, а в любой момент к Хосоку может нагрянуть кто-то из «бро», чтобы наквакаться до беспамятства, и также их не волнует то, что в универе могут прознать и тогда статус «Самые что ни на есть натуральные натуралы» будет считаться пропавшим без вести, а после и вовсе утерянным в веках, как бы это прискорбно не звучало. Чон хищно стягивает с Юнги его уже ненавистную верхнюю одежду и покрывает себя мысленно благим матом, что вообще согласился пойти на поводу у друга, ведь он на деле ничего, кроме дружбы не испытывает к нему. Или же это просто обман своих убеждений? Хо постепенно и безвозвратно дуреет от того, как старший усмехается ему в лицо, будто говоря: «ну не сможешь же», а младший и действительно до сих пор борется с собой, ведь в памяти всплывают моменты: когда он наблюдал за Юнги издалека, любуясь и восхищаясь; когда постоянно лип к нему как банный лист, скрывая всё тем, что просто хочет побесить своего хёна, за что получал недовольный взгляд, а после добрую улыбку, от которой мурашки по спине неконтролируемо бегали; когда он будто случайно споткнулся на лестнице, пока бедный Мин тащил такого бедного, но пьяного друга, до его квартиры, и как будто опять же случайно коснулся своими губами того. Хосок сдавленно и через раз дышит, получая уже настоящий и чувственный поцелуй, обнимая крепко, прижимая к себе сильно и ощущая, как плавится тело рядом. А в мыслях момент, когда его не оттолкнули на том лестничном пролёте. Младший хочет скулить и громко-громко выть, ведь руки «лучшего друга» уже находятся на его заднице, сжимая через ткань тупых джинс и напористо притягивают так, чтобы пах к паху, жар к жару. И Юнги как будто случайно стонет в поцелуй, заставляя потеряться в светлых воспоминаниях и улыбаться не только внешне, но и внутренне. В планах Мина совершенно не входило продолжение всего вот этого, но... Разве можно отказаться от человека, который сам не хочет? Разве можно просто взять и проигнорировать? Потому что старший не глупый, понял окончательно: как и себя, так и Хосока, и теперь ему от этого просто крышесносно охренительно. Им обоим. Возможно, всё немного запутанно, ну да наплевать. Сейчас, в данный момент важно лишь то, что поддаётся обработке и объяснению. Они нуждаются друг в друге и, пожалуй, этого вполне достаточно. Как Ромео и Джульетта, правда, всё должно окончиться хорошо. Было бы очень грустно, если не было бы так смешно, ведь Юнги терпеть не может это произведение. Раскладной диван раздражающе скрипит под напором, когда Чон осторожно, будто боясь навредить, укладывает «только своего» хёна на не шибко мягкую поверхность, нависая сверху. Парень готов поставить на кон свою душу, но ничего прекраснее перед глазами он не видел никогда: такого растрёпанного, красного от напряжения, такого до одури привлекательного Мин Юнги, у которого в помутневших глазах – доверие, желание и ещё одно желание, известное лишь одному Хосоку. Горящие и припухшие губы младшего дразняще мажут по шее, груди, очерчивают ореолы розоватых сосков, прикусывают те и после дальше продолжают своё увлекательное путешествие. А старший просто может елозить нетерпеливо ногами и сжимать в ладонях всё, что только попадётся, включая волосы любовника. Была бы возможность, парень подарил бы Чону даже чуть больше блаженного удовольствия, но чёртов Хо делает всё, чтобы этого не случилось, потому что однажды он сказал: «я счастлив просто потому, что ты есть.» И Мин его понимает на все сто. Из часто вздымающейся груди вырывается первый не громкий стон, когда младший стягивает со своего хёна низ и припадает губами к налитой набухшей головке, лаская её языком. И Юнги сходит с ума. Поэтому рывком тянет младшего на себя и впивается в горячие губы, требуя новой порции поцелуев, что и получает. Получает, пока собственные руки подбираются к чужим брюкам, пока собственные руки звякают бляшкой и расправляются с металлической пуговицей, пока собственные руки спускают оставшуюся одежду, которая уже довольно скоро оказывается некрасиво раскиданной по холодному полу. Хотелось бы сказать что-нибудь, но какие тут слова, когда творится такая чертовщина? Юнги вдруг стало стыдно. Лежать полностью обнажённым перед объектом долгих и мучительных воздыханий, оглаживать его плечи, спину, чуть надавливая и заставляя слегка прогнуться, чтобы тела едва соприкоснулись, даже так как будто пропустив удар электрошокером. Хосок ноги аккуратно миновские раздвинул, спустился ниже и оставил несколько невинных поцелуев на внутренних сторонах бедер. Снова встретился с соседним взглядом и слегка улыбнулся, не понимая, откуда у него столько сил вообще, а для Юнги это как мощнейшое успокоительное. Он украдкой кивает и сталкивается с любимыми губами, одновременно с этим мыча от слабой боли, когда внутрь вошёл первый палец. Парень шумно выдыхает через нос и старается расслабиться, но после снова болезненно мычит и морщится, кусая чужие губы, когда добавляются второй и третий пальцы. Хосоку невыносимо. Смотреть на такого Юнги, которому самолично причиняешь боль; смотреть на такого Юнги, которого любишь то ли до боли, то ли до счастья; смотреть на такого Юнги, которого жаждешь до иллюзорного опьянения. Он работает пальцами медленно, осторожно, боясь навредить больше и у него это получается, потому что лицо Мина больше не искажается той гримасой, что сопровождала раннее. И это неимоверно радует. Пара хаотичных движений и пальцы проезжются по комку нервов, заставляя старшего прогнуться чуть в спине и сладко простонать, разомкнув поджатые губы и закатив глаза. Хосок доволен. Хосок нервничает. Жутко нервничает, но в ушах этот звук и он запрещает останавливаться, в ещё рядом любимый человек, который только что толкнулся бёдрами... — И жили они долго и счастливо. – Говорит нежно Чон в уголок губ хёна, пристраиваясь ко входу, упираясь головкой. — Ненавижу тебя... – усмехается криво Юнги. — Взаимно. – Слишком прекрасно для старшего звучит. Руки крепче стискивают плечи Хо, а глаза сильнее зажмуриваются, потому что и немного странно, и немного больно, и немного тягуче – всего по немногу. Плавно и заботливо Хосок погружается, целуя щёки, нос, ушко и особое внимание уделяя только губам. У него нет животного желания отбросить всю эту вежливость и терпение, и вдалбливаться в податливое тело до озверение. Нет. Ему хочется быть нежным с Юнги. Хосоку хочется сделать своему хёну приятно и даже больше. Он толкается так, будто под бит какой-то, почему-то смутно знакомой Мину, песни, правильно подбирая время и силу, с которой врезается снова и снова. А Юнги конкретно прёт, потому что он не ожидал, что его «первый раз» с парнем окажется настолько прекрасным, что аж ноги обхватывают бёдра, что аж сам двигается навстречу, слыша лишь звуки шлепков, глухое постанывание над ухом и собственные сдержанные стоны, вперемешку с рыками, от которых младшего заводило сильнее. Толчки стали куда быстрее, восхищённые стоны – громче, ведь Чон уже знал, куда следует целиться, чтобы довести до пика. Расставив руки по бокам головы старшего, Хосок был готов умереть прямо сейчас, потому что Юнги, мать твою! Обвив одной рукой младшего за шею, парень притягивает его и глубоко целует, вдруг ощущая внутри что-то очень горячее, и после кончая сам. — Сказка с лучшим концом, – констатирует Хо, переводя дыхание и пытаясь унять бурю эмоций в душе. — Пиздец ты, конечно. – Усмехается Мин и пихает того под ребро, заставляя каштановолосого прыснуть от смеха. — Я промолчу.