Звёзды над Парижем

Помни — откуда свет в доме, Откуда корни — помни, И люди, как звери недокормленные, Кто не давал спокойно жить — помню, Кто плевался в спину, будучи незнакомым мне, Пол бетонный — покуда мы тут тонем, помни, Дворовых всех вспомни, И если мир не изменить, Хотя бы — кто мы? Толпы? Волки? (Нe.Kurili)

Антуан не рассчитывал проводить полдня в участке. Однако сюрпризов там оказалось не меньше, чем наутро первого января под новогодней елкой. А то и больше. Как только они вошли в здание, — Эго старался всё это время держаться подальше от отца Франсуа, хоть и не отдавал себе отчета в том, что делает это почти с момента, как поздоровался с мужчиной, сидящем на переднем сиденье рядом с охранником, — на дверях, на всех стендах, на скамейках для посетителей, даже на клетках обезьянников — везде висела бумага, рассказывающая о том, что пропал следователь, майор второго ранга, Виктор Торнтон. Сперва Эго подумал, то это шутка такая. Неудачная, надо признать, шутка. Но следователь Филипп Фрай весьма грубо объяснил, что это не хохма, а настоящая правда. Паршивая правда жизни. В качестве адвоката для Байо Фрая, конечно же, не устроил его родной отец, но деваться было некуда — Байо-старший умел убеждать. И даже пытался сунуть на лапу, но Фрай отказался. Тогда Эдуард усиленно начал изучать дело, которое уже пестрило подробностями — не было у полицаев, разве что, орудия преступления. А так — генетический материал Байо, в виде волоса на столешнице, его отпечатки в квартире убитого, даже свидетеля нашли — бабульку, живущую по соседству. Теперь уже никто бы не смог сказать, что посадить Байо не за что. Напротив — полный набор доказательств. И Фрай, естественно, утверждал, что рано или поздно, но Франсуа расколется. Типичная фраза. Правда, Эго и так не сомневался в том, что Байо замешан в убийстве. Но вот червячок сомнения заполз в его голову тогда, когда он внимательно прочел, — это удалось сделать далеко не сразу, ведь Фрай вообще был крайне раздражителен и пытался всех посторонних вытурить, — первые страницы протокола, описывающего картину, которая предстала понятым во время обнаружения тела. Сразу стало ясно, что действовали несколько человек — несколько отпечатков с разными подошвами, причем следы Байо обнажились только в прихожей и комнате, а другие — по всей площади квартиры. Обувь эту нашли в мусорке недалеко от дома. Ни один размер с размером ноги Байо не совпал. А на одном из выброшенных ботинок был найден кусок газеты, которую предусмотрительно сожгли дотла в пепельнице. Но по обрывку установили, что в статье шла речь о предприятии, владельцем которого и был покойный Виннер. Также там упоминалась земля, которую впоследствии отдал под строительство домов Торнтон. Не понять, в чем тут дело, было сложно. Цепочка сложилась сама собой. Эго гнал от себя мысли о том, что Торнтон и Виннер могли знаться. И весьма близко. Это казалось бредом. Только безжалостные факты твердили обратное. И пока Колетт с Байо выпросились-таки на свидание к Франсуа, Фрай насел на Эго. Антуан никак не желал отвечать на провокационные вопросы, но понимал — Филипп, который интересовался их жизнью, пусть и не так активно с пришествием Клауса, всё равно мог многое узнать о том, как именно его мать получила этот дом. Фрай беззастенчиво сыпал вопросами: знал ли Антуан о том, что мусорное предприятие Виннера когда-то сотрудничало с компанией колхозов и ферм Торнтона, знал ли Антуан о том, что Байо несколько раз проходил по делам этих компаний как нелегальный перекупщик и так далее. Антуан внутренне негодовал — с одной стороны он хотел бы прояснить ситуацию, но с другой — ему было противно всё это обсуждать. Оказалось, что Фрай просто не был до конца уверен в том, что Торнтоны не однофамильцы, а родные братья. И теперь, вытащив из Эго признание, что так оно и есть, — начал тянуть следующие ниточки. Антуану пришлось рассказывать всё, что он знает о Торнтоне — своём соседе. Которого раньше считал нормальным. Свойским человеком. Который помогал им с матерью. И которому он даже доверял. Рассказал о том, как почти случайно узнал о родстве дальнего соседа с полицаем не с самой честной репутацией. О том, какие скандалы бывали у них — Виктор Торнтон был первым претендентом на земли отца, но потом, когда он ушёл в органы и начал брать взятки, при этом не стесняясь сажать или обирать до нитки партнеров брата, младший решил не делиться, и оформил всё на себя. Потом родители их отошли в мир иной, а братья таки не нашли общего языка. Антуан рассказал, что крайне плохо знал Виктора в лицо. Тот не светился. Бывали беспредельные полицейские рейды в их захолустье, которые преследовали одну цель — вытрясти из Торнтона бумаги на землю. Майор тогда ничего не добился. Но Антуан вспомнил, как их с матерью пытались выгнать из дома, и Торнтон-младший в самый последний момент не позволил — собрал необходимые документы, и продлил аренду. После даже оформил какую-то «недодарственную», но она оказалась недействительной, как понял Антуан, когда разбирался с документами после смерти Анны. И хорошо, что она была недействительной, ведь Анна по глупости отписала одну вторую Клаусу. Стало быть, все планы самого ненавистного человека в жизни Антуана рухнули. Правда, поговорить об этом они не успели — Эго до последнего не желал уступать. И даже блефовал продажей. Потом пришлось рассказывать и о том, что после того, как у него отравили собаку, Антуан посылал Розенкранца проверить, как дела у Торнтона. И дворецкий принес дурные вести: что хозяин в отключке, а дом перевернут вверх дном. Тогда Фрай снова зацепился за тему алмазной руды под домом и возможности нахождения в доме у Торнтона карты или другого указателя, который мог бы понадобиться злоумышленникам. И тут-то опять всплыла кандидатура Байо — ведь, если он сотрудничал с Виннером и Торнтоном, то вполне мог всё знать. И решил под шумок загрести себе золотишка. Антуан не стал опровергать или подтверждать догадку следователя — он был в смятении. И снова в памяти всплыл эпизод, когда Байо интересовался всем этим, когда он, Эго, только позвонил ему и попросил приехать. Дескать, поддержать. И вообще, Байо всегда обо всем знал первым. Антуан потому и доверял ему больше чем другим — Франсуа никогда не подводил его. До поры до времени, как выяснилось. Антуан ещё умолчал о том, что он, находясь в довольно неплохих отношениях с Торнтоном, как-то пытался выкупить у него дом и участок тоже, но тот всегда отказывал. Прикрывался какими-то абсурдными формулировками. Эго не мог позволить, чтоб дом отошел к Клаусу. И потому, заручившись поддержкой Торнтона, решил снести рухлядь, а потом — освободить участок для нового строительства. Торнтон даже обещал ему проценты. Это было не благотворительностью, а тонким расчетом. Эго лишь теперь понял — Торнтон знал о алмазах, лежащих всё же где-то в радиусе фундамента. И потому он не хотел делиться. Только за этой мыслью к Эго пришла следующая — может, вовсе не Клаус убил его мать, а Торнтон. Больше Антуан не мог сидеть спокойно — его тревожила догадка, которая, будто раскаленная игла, жалила его в самые чувствительные участки. Голова тут же заболела как при мигрени. Эго поделился мыслями с Фраем. Не смог удержать всё внутри. Следователь на удивление быстро схватился за эту догадку. И сказал, что, по всем параметрам, получается, что Торнтон не захотел дожидаться, когда Анна сама отойдет в мир иной. Так как, очевидно, на его алмазы набежали желающие. И Байо, и дружок-партнер — Виннер, и братец. И Клаус. Только — каким образом он-то пронюхал? Антуан вдруг неожиданно сделал предположение, что Торнтона, возможно, крышевал не кто иной, как Звездочет. Ведь мужик он всегда был фартовый — выходил сухим из воды. Абсолютно при любом раскладе. И даже одно время казался Эго почти святым — так легко он разбирался с любыми проблемами. А раз Клаус был одним из преемников авторитета, то он вполне мог начать исполнять его обязанности после смерти, но вот понравилось ли это Торнтону — вопрос. Ответ на который был уже известен — нет. Фрай, в свою очередь, рассказал о том, отчего Эго стало плохо. Он едва мог воспринимать информацию, пока глотал воду из стакана. Всё оказалось настолько шокирующе, что прежние догадки были цветочками. — Я упоминал, что случай отравления таким же ядом, как и тот, которым отравили твою мать, Антуан, не единичный? — Фрай достал папку с отчетами. — За последние несколько месяцев по всей Франции да и не только прошлась эпидемия какая-то. Эго допил минералку и попросил подробностей. — И Звездочет не исключение. — То есть — его тоже отравили? — Эго не мог в это поверить. — Криминального авторитета? Вот так — запросто?! — Да, вероятнее всего. Но знать кому-то об этом — не лучший выход. Так что — между нами. Строго. Эго коротко кивнул. — Представляешь, что начнется, если его люди будут знать, что он умер не сам? Звездочёт тоже пал жертвой черт знает какого психа, который весьма, замечу, подкован в химии и модифицированном скрещивании опасных биологических элементов. — Это могли сделать его конкуренты? — Сомнительно. Конкурентов у Звездочета было… немного. И все отошли давно от таких дел. Разве что… ещё один… авторитет завелся. Эго вспомнил, как сам выдвигал теорию, что в Париж наведался кто-то, кто жаждет занять место под солнцем. Да и по рассказам Колетт выводы напрашивались определённые. — Экспертная служба выяснила, что тот брелок с ядом, кстати, пока ещё неустановленного происхождения, который нашла мадмуазель Тату в траве перед домом Анны, принадлежит не Клаусу. И отпечатков там его нет, — продолжал Фрай. — Вот такая канитель… — Как так — нет?! — взвился Эго, понимая, что всё, что он думал о Торнтоне может быть чистой правдой. Но мог ли он подумать, что такой страшной. — Секунду… это что… значит, что… — Если говорить по порядку, то… восстанавливая хронологию событий с показаний Тату, следует, что Клаус находился возле дома в момент, когда вы были там втроем — Байо, ты и она. Его могла спугнуть твоя собака… и он потерял брелок… но… вся соль в том, Антуан, что мы недавно нашли там же ещё один брелок, но уже без яда, и вот там-то следов Клауса и Де-Троя предостаточно. Стало быть — брелки можно было запросто перепутать или… подложить… — А отпечатков Торнтона на брелках нет? — Нет, — качнул головой Фрай. — Но есть другие. Их много. — И чьи же они? — Они… не человеческие. Эго снова помотал головой, ему казалось, что Фрай его разыгрывает. — Отпечатки крысиные. — Ещё раз… чьи?! — Антуан оперся о столешницу, подаваясь вперед. — Да, я знаю — звучит по-идиотски, но другой версии пока нет. Работаем с этой. В яде обнаружен также помёт. И снова крысиный. — Может, крысы всего лишь стащили у полоротого Клауса этот брелок? — нервно хохотнул Эго. — Какого черта, Фрай?! Ты на полном серьезе меня будешь этими байками кормить? Это же бред! Думать, что всё это провернули… крысы! — Не кипятись. Сейчас ещё кое-чего расскажу, — Филипп достал другое заключение. — Рядом с каждой жертвой, так или иначе, есть крысиные следы. На простыни Звездочёта… тоже есть. Хоть они и пытались уничтожить белье в печке, но… ребята мои молодцы — вырвали. В лучшей клинике города как ты думаешь в супер-мега-крутой палате могли быть крысы? А? — Ну мало ли — совпадение… — Посетителей в день смерти у Звездочёта не было — я видел списки пришедших. Он сам распорядился не пускать. — Он мог не регистрироваться, неужели не ясно? — сморщился Эго. — Кто — он? — Тот, кто пришел его угрохать. Подсыпал яд… и свалил по-тихой. — Стакан с водой, из которого ранее пил больной, был опрокинут, Антуан. И на осколках — снова крысиные следы. Человеческих не было. В смысле — чужих. Только персонала. — Фрай тыкал пальцем в строки. — Что, скажешь, совпадение? — Допустим. Только… тогда выходит, кто-то из персонала решил таким путем избавиться от надоедливого опасного пациента. — Я так не думаю. — И что же дальше? — вздохнул Эго, вдруг понимая, что ситуация слишком уж выходит за рамки нормальности. — Назови мне хоть одно доказательство виновности какой-то там крысы. — С пальца Звездочета пытались стянуть кольцо. Перстень с бриллиантом. Так — не особо важная вещь, но всё же — мне тут хорошие коллеги из особенной структуры, занимающейся как раз похоронами важных персон, прислали фотографию. Фрай сунул на стол снимок. Увеличенный указательный палец с перстнем. На фаланге виделись следы. Если присматриваться, то будто от когтей или маленьких бритв. — И что я должен здесь увидеть? Поцарапанный палец? — Смотри, как он поцарапан, — настаивал Фрай. — Крысе пришлось пустить в ход когти, потому что пациент был уже мертв, а его пальцы стали в несколько раз толще из-за притока жидкости. Мародёрство не удалось. И вот ещё — видишь желтоватые следы? — Вижу, — Антуан поправил очки, и поднес снимок к самым глазам. — Это гной. Судя по всему, крысеныш болен. Причем, гной этот глазной. Что-то типа блефарита — грибка, как у морских свинок. Крысы же часто ловят болячки и потом, умываясь, заносят всё себе в харю. Так вот — эти следы — от лап крысы, Антуан. Крысы, которая и подсыпала яд в стакан. Потому, что на осколках тоже есть гнойное содержимое. Хоть вся палата была вылизана до блеска… и осколки были обработаны и отправлены в утиль. Гнойные бактерии они сохраняются даже при воздействии кипятка… — Стало быть эта тварь такая продвинутая, что… решила замести улики? Но не учла, что… найдешься ты, старый хрыч, помешавшийся, похоже, окончательно? — Антуан отложил снимок. — Нет, я правда мог бы поверить в этот бред, но… как-то не хочется. Может, это легенда такая? Тот, кто убил самого Звездочета явно не дурак. И фантазия у него есть. — Да, вообще-то, это ж не мне спасибо — Торнтон раскопал немало, — сказал Фрай. — И, не поверишь, после этого его и… — Похитили? — Ну да — типа того, — следователь вздохнул, закрывая глаза. — И ещё: он вел себя странно в последние дни. Даже рапорт подал. — Рапорт? С чего вдруг? — Написал, мол, по семейным обстоятельствам. — Всякое бывает. А ты не узнавал, почему? — Да когда мне — то одно, то другое, — отмахнулся Фрай. — Да и если бы я полез с расспросами, то мог бы только хуже сделать. — Ну да — или помочь, — вставил Эго. — Помочь? — Себя разве не помнишь? Клаус всё-таки угрожал тебе расправой, если не будешь сидеть тихо? — Ну, было пару раз… Антуан закатил глаза. — Я тебе поражаюсь — как ты можешь так спокойно об этом говорить? — А чего — чай, не первый день в погонах. На понт меня брать не надо — и твой Клаус это усвоил. — Фрай довольно улыбнулся. — Сомневаюсь, что до него когда-нибудь дойдет хоть одна мало-мальски известная миру истина. — Сперва мы всем отделом решили, что Торнтон просто устал. Он же… как взялся за это дело — так из кожи вон лез. Хотел выслужиться. — Я в его глазах не видел ничего, кроме жажды наживы, — сказал Эго. — Это правда. Да и вообще — его методы слегка… как бы это… непродуктивны. — Да уж — одна его теория, что всякий всякому волк чего стоит. — Теория? — Ну, это, скорее всего, связано с его погибшим сыном… который… из ревности грохнул жену и детей. Эго замолчал. — Ты знаешь, что он и тебя подозревал? Антуан кивнул. — И твою… знакомую… Тату? — Да, — снова кивнул Эго. — И что? — Это он напрасно, — сказал Фрай, вздыхая ещё тяжелее. — Хотя — не буду отрицать, подозрения и у меня были. Сначала. Когда я узнал, что в забегаловке, где работала Тату, мог появляться предположительный убийца. И она могла его видеть. И даже — разговаривать. — У маньяков и прочих асоциальных личностей на лбу редко написано бывает, что от них надо подальше держаться. Иначе бы не было жертв. — И ещё парочка интересных фактов… о Торнтоне… он, судя по всему, давно раскопал то, что в делах замешаны крысы… пока у нас тут гостил Лингвини, он всё время порывался постаять опыты на его питомце. — И как — удачно? — спросил Эго, хоть и так всё знал. — Да ты знаешь какое тут представление было? — Фрай сцепил руки в замок. — Я так понял, что Лингвини договорился с Байо, чтоб тот устроил хвостатому побег. Торнтон оштрафовал нашего юриста за оскорбление на рабочем месте… — Весело. — Ага. Ещё веселее стало, когда Торнтон всё время одну фрау твердил… — Какую? — Что они связаны. — Кто? — Крысы, — пояснил Фрай. — Ребята рассказали, что он буквально с катушек на этой почве съехал. — Неудивительно, знаешь ли, — от такой работы свихнешься в два счета. Да и насчет связи крыс — да. Они живут большими кланами. Все друг о друге заботятся. В любой книжке это напишут. — Он имел в виду крысу, которая, возможно, всех травит и… другую… И он сделал кое-что… интересное… слепок с лап и с передних, и с задних — показать? — Зачем ему это? — нахмурился Эго. — Не догадываешься? — Не очень, — усмехнулся Эго. — Расскажешь? — У крыс, вроде как, есть индивидуальные отпечатки. Вроде как у человека и некоторых видов человекообразных обезьян. — Кажется, я начинаю понимать — он решил, что сможет вычислить крысу-киллера по отпечаткам? — Да, у него дома мы нашли… свежекупленных крыс. Антуану вдруг захотелось встать и уйти лишь бы не слышать больше об этом. — Вот я теперь и думаю… как бы… Торнтон не стал жертвой ещё одного отравления. Или его братец. — Фрай заставил его задержаться на месте. — Всё же — дело нешуточное… Уже больше двух человек ухайдокали. — Кого ещё? — Первой стала твоя мать, потом — Звездочёт, и вот — совсем недавно — коллекционер, бывший руководитель музея военной истории. Я звонил, выражал соболезнования. Сказали — сердце. — И почему ты решил, что это… относится к… — Потому что — симптомы на лицо. — И какие же? — Сперва головные боли, потом — недомогание общее. — Может, заразился ОРВИ. — Старик был хоть куда — и к тому же, он недавно с отдыха. — Тем более — привез какую-нибудь лихорадку! — В крови нашли тот же самый яд. Тебе и этого мало? Эго недовольно засопел носом. — Как он действует, этот яд? — Яд пролонгированного действия, — чувствовалось, что Фрай нервничает. — Поражает всю центральную нервную систему, но не сразу — постепенно, разносится по организму в течение четырех-пяти суток, отключает жизненно-важные органы, напоследок оставляя сердце. А там — кислородное голодание, судороги, асфиксия и готово… — Какая нужна доза? — выдавил Антуан, снова ощущая приступ тошноты. — Для… человека, в смысле… или неважно, сколько яда попало… или надо его каждый день подсыпать, чтоб наверняка? — Доза нужна самая крохотная… Подсыпать не надо, я так думаю — просто, если жертва сразу обратится к врачу, чувствуя недомогание, то… есть шанс… что откачают, хотя… яд же не зарегистрирован — никто не знает о нём. — Ты говоришь — откачают… какого хера тогда, прости за выражения, Звездочета не откачали в больнице?! Под капельницей! — Антуан злобно глянул на Фрая. — Скажи мне! — А вот тут я скажу, что… ему… судя по всему… ударную дозу бахнули — или врачи просто прозевали. — Они могут… — Яд хорошо, то есть — полностью, — растворяется именно в воде, — добавил Фрай. — Мы провели опыт небольшой… он не оставляет ни цвета, ни запаха. Так что — выявить его крайне трудно… И ещё… в нем есть… фермент, который… короче, у крыс к нему иммунитет, мать всех за ногу! — Ну, предположим, что это… и правда… крысиная работа — только… скажи мне, какого черта это значит? Что, крыса бегает от одного к другому, и травит их? В чём, как говорит молодежь, прикол? Как она, бляха муха, определяет?! Или, судя по всему, за ней кто-то стоит. Как раз из людей. — Да, есть вероятность, что крыса — ручная. И большая вероятность, Антуан. — Ручная! — фыркнул Эго. Фрай резко замолчал и внимательно посмотрел на него. — Что? — Да так — ничего. — Может, хватит меня тут сказками заваливать?! Ты же коп! Фрай, говори по существу! — Хочешь по существу? — сверкнул глазами старик. — Хорошо. Только не обижайся потом. Эго откинулся на спинку стула, вытягивая уставшие ноги. — Мне, если честно, удивительно, что ты считаешь всё это сказкой… правда — ты же сам имел дело с крысой. Забыл уже? Антуан сразу понял, к чему клонит Фрай. — Только не говори сейчас, что ты… подозреваешь в этом дерьме крысу Лингвини. Ладно? — Ты сам это произнес. — А ты в своём уме? — Антуан снова вскинулся. — Это невозможно! — Почему же невозможно? — Да потому что, крыса эта… обездвижена уже… больше месяца… а ты сказал, что коллекционера грохнули недавно. — Ты ведь не думаешь, что он сам всё это проворачивает. — Фрай качнул головой, поджимая губы. — Я уверен — там целая сеть. — Боже — ты себя слышишь? Сеть! — Антуан выставил руки вперед, не желая больше вести диалог. — Всё. Баста. С меня хватит. — А если это на самом деле эта крыса, которую ты на груди пригрел? Эго смотрел на Фрая, и не мог понять, кто из них двоих сумасшедший. — С чего бы вдруг ему быть озабоченным киллером? Он — повар! Эго не подумал, что его фраза будет звучать для неподготовленного человека странно. — Вот мы и подошли к главному — не я спятил, а ты! — Фрай встал, опираясь на столешницу. — Повар! Крыса! — Хорошо, забудь — всё равно не поверишь. — Я и не собираюсь! Я лишь найду время, и наведаюсь к этому щенку-Лингвини. С серьезным разговором. И если это его фокусы… — Безобидный, тупица-Лингвини смог без палева убрать самого Звездочёта?! Это же новый анекдот будет! Не про него — про тебя! Одумайся! — повысил голос Эго. — Не такой он, твой Лингвини, и безобидный. Знаешь, что он с охраной сделал, когда ему хлеба не дали? — Мне не интересно! — Конечно — прятать башку в песок мы все горазды! А ты послушай, может, чего дельное услышишь! Эго потёр виски, стараясь сосредоточиться. Ему нужны были силы. Чтобы выдержать этот разговор. Всё больше походящий на абсурд. — И к тому же — ты помнишь, что ты сделал с его папочкой? — А это здесь… каким боком? — Антуан сразу поднял глаза на старика. — Жаль, что Гюсто не вскрывали — велено было не тревожить его. Хотя и родственников-то не было. Кому запрещать? Кажется, этот Живодэр всё устроил? Похороны с едва ли не со свадебным маршем… тупорылые гробокопы, которые… не в ту могилу гроб сунули… короче — панихида превратилась в балаган! И писали в газетах, что это по твоей наводке! — Думай что угодно, — сказал Эго, багровея. — Я этого не делал. И оправдываться не буду. Хочешь — верь, не хочешь — твоё дело. — Я знаю, что не делал, но… — Но… что? — Скандалы ты всегда закатывал знатные. И особенно — в «Гюсто». — Мы отвлеклись, — сообщил Антуан. — Ты хочешь мне что-то предъявить? — Какой уже смысл. Я пытаюсь донести до тебя, что Лингвини мог тоже прочесть ту статью. — И что? — Скажи честно, Антуан… ты… разве не хочешь отомстить за смерть матери? — Ах, кажется, ясно — ты намекаешь, что Лингвини отравил мою мать в отместку за отца? — Эго произнес это почти с иронией. Хоть было непросто. Даже думать об этом. — Да? — Почти, — сказал Фрай, хромая к полке, где стояли папки. — Я говорю о том, что… Гюсто не вскрывали, но смотровой диагноз у него — инфаркт. Обширный. Странновато, не так ли? — Ничего странного не вижу — у него было больное сердце. Все знали. — Но ни с того, ни с сего… — И это тоже ошибочно — он отказался от операции. Сам. — У тебя на всё есть аргументы… только, знаешь… ты тоже приложился там. Всем своим… авторитетом. Да? Эго сильнее стиснул кулаки. — Если ты ещё и мой авторитет сюда приплетаешь, то… мне кажется, тебе тоже пора на покой. — Ну, чисто теоретически, ты ведь можешь предположить, что крыса Лингвини принимала участие в этом во всем? Антуан задумался — может ли он предположить такое? Где-то там, в уголке сознания — да. Вопреки здравому смыслу и логике. Вопреки всему. Да. Вполне можно предположить, что Микро-шеф знал обо всем этом. И неужели смог оставаться в стороне? Совсем не реагируя? Не выдавая себя? А если и Лингвини знал?! А если всё, что случилось с Микро-шефом — неслучайно? — Ты сказал, что крыса Лингвини… обездвижена… как это? Антуан дернулся, когда его плеча коснулась рука Фрая. — Неважно. — Ошибаешься — ещё как важно! Антуан вдруг вспомнил, как нашел Микро-шефа в помойке. И тут его осенило — крыса. Там была ещё одна крыса. Больше. И опаснее. Черная крыса, напавшая на Микро-шефа. С гноящимся глазом. Стоп. С гноящимся глазом?! — Ты знаешь… мне пора — давай переговорим в другой раз? — Эго решительно встал. — Куда собрался? — прищурился Фрай. — Опыты ставить. Да, я вообще люблю сырое мясо и по ночам вою на луну. — Эго протянул руку для рукопожатия. — А чем дело кончится у Байо не хочешь узнать? — Хотел — да весь вышел. — Эго повернулся в сторону дверей, когда раздался стук. Это была Колетт. За ней прошел отец Байо. — Я вас, пожалуй, оставлю… Антуан выскользнул из кабинета следователя в коридор, где ему захотелось на кого-нибудь наорать. И даже больше — избить. Чуть погодя, успокоившись, он набрал номер Сореля. — Привет, Тош… — Не до приветов. — Эго глянул на часы. — Мне нужно наведаться в одно место. Подкинешь? — Сейчас? — Не сейчас — вечером. Ты ведь всё ещё под моими окнами? — Ну-у-у, вроде, да, — Сорель явно обрадовался. — А ты скучаешь? — Заткнись, эй, — сказал Антуан, сразу обрывая настроение бывшего как тонкую ниточку. — Просто не хочу светиться. И вообще — помощь может понадобиться. — О, так я всегда рад… — Ты всё ещё занимаешься борьбой? — Да, Тош. — Отлично. А оружие какое-нибудь у тебя с собой есть? — Антуан перешел на полушепот — всё же в полиции говорить о таких вещах — себе дороже. — Что молчишь? — Эго, ты там… чё удумал?