Звёзды над Парижем

Вдыхай меня, не спеша — нежно и осторожно. Везде с тобой — я твоя. Тебе всё можно. Вдыхай меня по чуть-чуть. Доводи меня до дрожи. Ты знаешь то, что я хочу. Тебе всё можно. (Artik pres. Asti)

Утро не задалось: Антуан не ложился спать, а потому голова трещала нещадно, да и от кофе стало только хуже — в горле теперь стояла горечь, а бодрости не прибавилось на йоту. Эго бродил туда-сюда по квартире и кумекал, что же может исправить сложившуюся ситуацию. Но ничего дельного не мог придумать. Все мысли сводились то к Сорелю, который явно не отступит просто так, то к Колетт, которая как раз может плюнуть на всё это и уйти. Две крайности давали в сумме чертову дилемму — и оба решения проблемы не устраивали Эго. Он не мог послать Сореля и не хотел терять Колетт. Это выводило из себя. Антуан четко понимал, что сама собой эта история не рассосется. И нужно будет выбирать. Да, сколько раз он уже уговаривал себя, — не бояться этого, — всё равно боялся. Делать вид, что всё отлично, ему тоже не хотелось — какой смысл? Эго ощущал себя болваном, полным идиотом, когда со стуком медленно приоткрыл дверь в спальню. Что за бред — он стучит в собственном доме? В который уже раз? Черт возьми. Вот уж точно — женщины всегда делают так, чтобы мужчина чувствовал себя максимально неловко. Даже если скандал начали они, то мужчина всё равно будет виноватым. Женская логика. Но Эго было неприятно не только поэтому, а ещё и потому, что он думал о Колетт. Всё это время. Пусть и не остался с ней, а ушел в кабинет, а потом — к Сорелю. В голове Антуана сидела одна мысль — он делает ей больно. Не хочет, но выходит так, что делает. Он пытался поставить себя на её место. Понимал, что у неё есть поводы ревновать. Понимал, что ей трудно. И злился на себя. На его появление Тату почти не прореагировала. Также продолжила почти бессмысленно взирать в окно. Увидев её, Эго почти на себе ощутил, ту обиду и боль, что застыла в её глазах, которые, казалось, даже смотрели по-другому. Как у чужого человека. А ему ведь нравятся её глаза совсем не такими — искренними, добрыми, сияющими. — Колетт, что с тобой? — Эго заметил её упадническое настроение моментально. — Только не говори мне, что ещё какая-нибудь лебедянь случилась… — Нет, ничего не случилось. Упрямство женщин всегда поражало Эго — ну как они могут так долго держать невозмутимое лицо, чтоб потом также смачно сорваться? Он бы уже не выдержал. Он бы уже рвал и метал. — Ты же расстроена. — Ничего, — повторила Колетт и даже попыталась улыбнуться. — Всё нормально. — Ты бы себя видела. Колетт, глядя на снегопад, пожала плечами. — А чему радоваться-то? — Ну, знаешь, хотя бы тому, что никто не умер и не болеет… ну, если не брать в расчет того, что… — Что у Франса вот-вот семья развалится, а дети останутся без матери… или, например, того, что ты… скоро снова начнешь встречаться с Сорелем… а я… всё ещё не могу найти работу… Эго хотел сказать что-то, но Колетт опередила: — Знаешь, лучше давай не будем поднимать эту тему — ничего не случилось, как ты говоришь, значит, так и быть — ничего. Эго лишь вздохнул. — А ты чего такой? — спросила Колетт, казалось, она даже удивилась. — Ты за всё утро ни слова в мою сторону не проронила — это нормально? — А чего ты ждал? На самом деле Эго ждал, что она подойдет к нему. После того единственного вопроса, что задала в прихожей. Что не скроется в спальне и не будет его откровенно игнорировать. Что-нибудь да скажет. Спросит ещё о чем-нибудь. Пусть и Сореле. Не факт, что он ей ответит честно, но зато — ответит. Они поговорят. Хотя бы будет какой-то толк. Но нет — Колетт выходила к завтраку, потом возилась с малышней, потом куда-то звонила, с кем-то тщательно что-то обсуждала, а к нему не приближалась. Словно его и нет. Это, надо признать, очень бесило. -… чтобы я тебя с распростертыми объятиями после ночных гулянок встречала? — Колетт заканчивала предложение, а Эго почти не слышал. Ему было противно. От себя. И даже — от неё. — Извини, но этого не будет. Что-то ещё? Эго очнулся от своих мыслей. — Да нет — просто хотел узнать, как ты… — Узнал? — Да, — поджимая губы, кивнул Эго. — И я не отрицаю, что заставил тебя переживать. Колетт повернула голову, и стало ясно, что прислушивается. И, очевидно, думает, что и она заставила его понервничать. Эго бы хотелось, чтоб они пришли к какому-то консенсусу. — Только разница в том, Колетт, что обвинять меня тебе не в чем. Пока ещё. Но ты уже строишь между нами стену. Зачем? — Я? — Колетт ошарашенно уставилась на него. — Это я строю стену?! Антуан! — Ну, может, я выразился чуть не так, но… ты же понимаешь… — Это ты от меня отдаляешься! — Неправда. Колетт сердито фыркнула. — Да с приездом твоего Сореля… между нами, как черная кошка пробежала! — Легче всего обвинить только его… — А тебе лишь бы его выгородить. — Сорель не виноват, знаешь ли, в том, что мы с тобой уже сошлись, а он решил вернуться, — моментально ответил Эго. Колетт снова глянула так, будто собиралась взорваться от негодования. — Что значит «уже сошлись»? — её глаза горели как у чертенка. И Эго поостерегся говорить что-то резкое в ответ. — То есть, ты сейчас намекаешь, что если бы мы не сошлись, то… ты бы с радостью вернулся к нему?! — Колетт, ты же сама делаешь эти выводы, а я не успеваю и слова вставить! — А тебе, стало быть, не хватает свободы слова? Эго покачал головой. — Колетт, если мы не будем нормально общаться, и перестанем понимать друг друга, то… ты и сама знаешь, что из этого выйдет. А я не хочу так, — после паузы сказал он. — Никак не хочу. — Но бегать к Сорелю в машину по ночам ты хочешь, — Тату резко посмотрела ему в глаза. А он снова едва не вскипел. — Так не получится, Антуан. Я уже говорила тебе, что нас не может быть трое. — Говоришь сейчас как ревнивая собственница, — усмехнулся Эго, желая сгладить острые углы, чтоб снова не начать ругаться. — Имею право. — Колетт… — Я хочу, чтоб ты был со мной. — Я с тобой, — произнося это, Антуан и сам верил в истину своих слов. И надеялся передать эту уверенность Колетт. — Разве нет? — Ты мечешься. И не можешь прийти к единому знаменателю. — Я… вовсе не… — Не отрицай — я вижу, — перебила Тату. — По глазам. И по поведению. — Ты правда сомневаешься во мне? — глухо спросил Эго. Из него будто выкачали весь воздух. В грудной клетке стало невыносимо больно. — Да? — Нет. — Считаешь меня трусом? Эго почувствовал себя загнанным в угол. И снова ему стало не по себе: с одной стороны он хотел откровенного разговора с Тату, а с другой — боялся. До дрожи боялся, что она откажется от него. — Ты ночью сказала на полном серьезе? Антуан понимал, как это выглядит — он словно посмотрел на себя со стороны. Только… черт возьми… как справиться с этим?! Чувством опустошенности и одиночества? Эго, так отчетливо увидев в себе инфантильную неуверенность, вдруг подумал, что ему на самом деле не помешало бы обратиться к специалисту — для профилактики. И для консультации. — Нет, Антуан… я… Эго очень хотелось, чтоб Тату ответила максимально честно. Не кривя душой. Просто ответила — да или нет. И затем — аргументировала. Чтобы он знал, как на самом деле она относится к нему. — Я… просто… — Договаривай. — Мне просто больно видеть тебя… когда ты… снова наступаешь на те же грабли. Ты понимаешь, о чем я? Конечно, Эго всё понимал. Понимал, как трудно Колетт. Сам не знал куда деваться от надоедливого чувства вины. Он же ничего не сделал. Нет, ведь? Только — почему оно, это гребанное чувство вины, с каждым днем всё разрасталось?! И неважно, хотел ли он всё прекратить, или — ненадолго позволял ностальгии завладеть памятью. — Спасибо тебе за то, что ты… волнуешься за меня… — Антуан… не говори так. Словно мы делаем друг другу одолжения какие-то. Черт, это же неправильно. Я и сама ненавижу этого — когда ты начинаешь чувствовать, что близкий человек… страдает, а ты, вроде как, пытаешься его предостеречь, сказать, насколько он тебе важен, но, в итоге, получается, загоняешь в угол ультиматумами… но по-другому, увы, не получается достучаться… это так… отвратительно… я терпеть не могу этого. — Не поверишь — я тоже, — Эго согласно закивал. — Правда, что угодно, но только не это… я возненавидела свои прежние отношения именно поэтому, — Колетт прикусила губу, стараясь не давать волю эмоциям. — С Лингвини? — Нет, это было ещё до него. — Колетт вздохнула. — А с Лингвини, можно сказать, вообще всё было крайне примитивно. Так что и от этого я быстро устала. — Потому, что он жил сегодняшним днем? И сиюминутными желаниями? — осторожно спросил Эго. — А тебе хотелось планов на будущее? — Не только, — Тату задумалась. — Мне тогда хотелось… любить, а не делать вид. И я настолько «сделала вид», что… подумала, что не буду больше делать… черт… идиотка была… И я ведь даже на мгновение поверила в ту иллюзию, поверила, что счастлива… А Лингвини тогда был от меня… как бы это… выразиться… без ума… Эго неопределенно хмыкнул, то ли поддерживая это суждение, то ли — опровергая. — Мне льстило его внимание. И наша разница в возрасте тоже. — Я так и подумал… — И ещё, мне хотелось его… расшевелить, чтобы в споре он не прятался сразу за чью-нибудь ближайшую спину, а мог давать отпор… и даже когда мы с ним ругались, он всегда сразу, с полпинка признавал себя виноватым и ходил потом за мной по пятам… как побитый пёс, извинялся… Даже если и не был виноват… — Мальчик он и есть мальчик. А без ума он был… потому, что был. Просто был. Без ума. Ему бы с девчонками его возраста встречаться, а не… к тебе лезть. — Эго, явно смущаясь, отвел глаза. — Как вы вообще умудрились сойтись? Да так, что все были уверены — это надолго и настоящее? — Ну, это проделки… как раз Микро-шефа, — протянула Колетт, тоже заливаясь краской. — А что и ты был уверен? Что у нас с Лингвини всё очень серьёзно? — Меня тогда, когда я пришёл к нему на интервью, это вообще не волновало, хотя — да, признаюсь, тебя там увидеть было сюрпризом. Но ни у кого бы и мысли не закралось, что вы с ним вместе только потому, что он не понимает, что такое любовь, а ты — потому что других вариантов нет. Колетт ещё больше смутилась. — Представляю, что ты теперь обо мне думаешь… — И что же я о тебе думаю? — Что я — ветреная особа, не относящаяся к отношениям всерьез. — Даже если так и было какое-то время назад, то сейчас я точно поменял мнение о тебе, — успокоил Эго. — Между прочим. — Да, я, наверное, теперь кажусь тебе чересчур навязчивой и лезущей с какой-то там ревностью… потому что, по-твоему, думаю лишь о себе? Но нет — я просто не хочу тебя потерять… и вообще, почему ты не доверяешь мне так, как я доверяю тебе? Антуан, я… знаю, что иногда резко поменять образ жизни очень трудно, но… Эго остановил её поток слов взглядом. Будто в самую душу. Колетт снова чуть поёжилась, вспоминая, как впервые столкнулась с ним в «Гюсто», — больше пяти лет назад, — такой взгляд она не могла выдерживать дольше пары секунд. Пронизывающий. Такой, от которого хочется спрятаться. — Почему ты так не уверен в себе, Антуан? В плане… личной жизни. Откуда у тебя эти комплексы? — Колетт всё же сумела выдержать зрительную атаку и даже чуть пододвинулась к нему, сидящему на кровати. Говорила она теперь уже намного мягче. Как психолог. — Ты ведь боишься, что я… оставлю тебя, да? Ты боишься, что если покажешь мне свои настоящие эмоции, раскроешься, то я… поступлю с тобой по-свински. Неужели? Думаешь? Что я смогу так? Просто из мести… из-за Сореля… или… я чего-то не понимаю? — Насчет моих комплексов — это долгая и старая история. Я как-нибудь… может и расскажу её… а насчет того, что я… думаю, будто ты… способна назло меня… бросить — нет, я так не думаю. И не хочу думать. — Зачем ты ходил к Сорелю? Эго знал, что она спросит. — Забрать ключи. — И только? — Колетт, давай не будем углубляться в наши с ним беседы. — Антуан потер глаза, поправляя очки. — Если ты мне доверяешь, то просто знай, что я не позволю себе ничего лишнего. Во всяком случае, пока мы с тобой вместе. Колетт молча кивнула. Только по её глазам Антуан понял, что она ждет ещё каких-то слов. Подтверждающих прежние. — Потому, что я уважаю тебя и наши чувства тоже. — Да? — Колетт сглотнула, стараясь не смотреть на него. — Ты сомневалась? — закатил глаза Эго. — Вот тебе и взрослая, самостоятельная, мудрая женщина… — Ага, мудрость изо всех щелей прет! — улыбнулась Колетт. — Меня родители всё ещё бестолковой считают. Да и не только они. — А вот я вижу гораздо больше. — Эго внимательно рассматривал её. Снова смущая. — И я рад, что мне выпала такая возможность — узнать тебя. — Извини, что я устраиваю сцены, как ты верно подметил, будто истеричка. Самой неприятно, — сморщилась Колетт, поднимая на Эго глаза. — Правда. — Ну, хуже было бы, если бы ты молча реагировала. Я бы думал, что тебе нет дела. — И за то, что я… брала твой телефон… удалила оттуда… номер… Сореля… тоже… извини… я… тогда не думала… только злость была… и я… решила, что так будет лучше… — Надеюсь, что такого больше не повторится, — ответил Эго. — Ты ведь теперь не будешь от меня уходить спать в кабинет? — Я подумаю, — выдохнул Эго, стараясь не вспоминать о том, что уже успел дать самому себе слово, что им с Колетт надо бы ночевать отдельно. — Не хочу, чтоб ты из-за меня не спала… — Ну, сегодня я не спала не только из-за тебя… хотя… и из-за этого тоже… мне показалось, что ты… уйдешь и натворишь глупостей. — Я тоже сперва ушел и хотел сделать какую-нибудь глупость, но потом отпустило, вроде… — Не закрывайся от меня, Антуан… Эго почувствовал, как робко до него дотронулась Колетт. — Я постараюсь, — он отвёл глаза, но накрыл её руку своей. — Только ты… пообещай мне, что не будешь пытаться вынести эту дверь в мою душу с ноги… и тогда, быть может, я сам распахну её. Колетт со всей серьезностью кивнула, но не сразу. Она явно сначала обдумала всё, что он ей сказал. Эго порадовался тому, что Тату не начала уверять его с пеной у рта, что «всё будет хорошо», как делала это когда-то чертова Люси. Хоть не понимала элементарных постулатов нормальных отношений. — Хорошо, что мы поговорили, — Колетт повернула голову и с благодарностью посмотрела на Эго. Потом потянулась к нему свободной рукой и вытащила из черных как смоль волос соринку. — Где нацеплял-то? — Это в лифте на потолке краска слезает… Антуан, улыбнувшись, потянул Тату к себе, усаживая на колени. Ответные объятия не заставили себя ждать — и вот она уже повалила его на кровать. — Я успела соскучиться, ты в курсе? — прошептала Колетт. Она целовала его то в скулы, то в лоб, то в щеки. Потом и до губ добралась. Эго расплылся в ещё более широкой улыбке. Всё же, есть у ссор одна положительная сторона — после них любые ощущения обостряются и желание провести время с близким человеком возрастает. — Колетт… нам сейчас… трудно будет… остановиться… Эго, оторвавшись от её губ, поёрзал, чувствуя, как ловкие пальцы Тату забираются под одежду. Касаются кожи мягко, но вместе с тем настойчиво, явно желая продолжения. — А нам разве… надо… останавливаться? Колетт снова поцеловала его, пройдясь языком сперва по подбородку, а затем скользнув им в его рот. Какие тут аргументы могут подействовать? — Розен… кранц… сказал… что… ты… Эго с жадностью ответил на поцелуй, запуская руки в её волосы и притягивая ближе. — …куда-то собиралась… не опоздаешь? — он едва смог закончить. — Да, я собираюсь… к Фраю… отец Франса сегодня… едет… к нему… Колетт устроилась на Эго удобнее, принимая почти сидячее положение и крепко сжимая бёдрами его торс. — Не хочу тебя отпускать с этим типом, — Антуан чуть нахмурился, несмотря на то, что Колетт уже с легкостью сбросила с себя длинную, почти как платье, футболку, оставаясь в лифчике. Который снять тоже не составило труда, стоило ей наклониться и поцеловать его. — Охранник… с нами поедет… Колетт резко замолкла, вздрогнула, ловя ртом воздух и выгибаясь навстречу, когда влажные губы Эго сомкнулись, посасывая, на одной из её грудей, а затем поползли ниже к животу. Антуан потянул её, укладывая на себя, потом перевернулся, и теперь она была снизу. Колетт вдруг сморщилась, когда на подушке оказались его очки, и судя по всему, она легла на них. — Извини… Эго пробубнил что-то вроде «надо переходить на линзы», стащил с себя мешающую футболку через голову и посмотрел на Колетт. Он задал вопрос глазами, и также в её глазах увидел ответ. Они могли бы ещё остановиться сейчас. Но обоюдно решили продолжить. И Эго стало чуть легче. Ладони уверенно заскользили по талии, вниз, всё чаще задевая резинку белья, сильнее сжимаясь на бедрах. На этот раз Антуан сам намеревался снять с неё абсолютно всё, чтобы иметь полный доступ к желанному телу, и вцепляясь пальцами в ягодицы, вырывая из Колетт приглушенные стоны, понимал, что долго так не выдержит. — Я… не уверен… что у меня… есть здесь… презервативы… Эго старался сказать это рядом с её ухом как можно четче, чтоб Колетт поняла его, — хотя бы, уловила, о чем речь, — потому что она уже была полностью обнажена. И его пальцы теперь круговыми движениями касались её между разведенных ног. Казалось, что с момента их первого раза прошло довольно много времени, и Эго будто заново открывал для себя эти потрясающие ощущения. Растекающиеся по самым кончикам пальцев теплой, вязкой смазкой. И дающие в голову приятным головокружением, как шампанское. Весьма и весьма сильно. Ощущения, учащающие дыхание и сердцебиение обоих в несколько раз. — Надеюсь, что ты будешь… аккуратен… Колетт ответила, на удивление, вполне осознанно. Прикосновения её горячих рук, с потрясающей, бархатной кожей, к своему телу Антуан ощутил тогда, когда его спортивные штаны были практически спущены. А вместе с ними и трусы. Эго пришлось упереться руками в кровать и принять позу отжимающегося, чтобы Колетт всё же смогла освободить его от одежды. И снова смущение одолело — Эго не мог смотреть на Тату также, как несколько минут назад — открыто. Хотя, чего уже теперь-то было смущаться? К тому же, его оголенное тело уже не было сюрпризом — она видела его. Если во тьме можно было что-то рассмотреть. Но сейчас — вполне. Только от этого умозаключения Эго почувствовал, как стремительно краснеет — лицо будто обожгло. Было непривычно прикасаться своими бедрами к внутренней стороне её бедер. Антуан старался не думать об этом. И старательно гнал от себя мысли о том, чтобы вскочить и сбежать. Кто бы мог подумать, что он снова испугается? Как какой-то пацан. От каши в голове его избавила Колетт, решительно потянувшая на себя и увлекающая в поцелуй. А потом он почувствовал, что её гладкие, стройные ноги уже обвили его, и благополучно держат, прикасаясь к пояснице. Теперь и захочешь вырваться — проблематично будет. Женщины, они такие. С ними нужно быть начеку. Всегда. А в сексе — особенно. Эго усмехнулся про себя. Спадавшая уже эрекция вернулась с новой силой, едва Колетт сползла чуть ниже и принялась целовать его в грудь. Выводя узоры языком, даже иногда прихватывая кожу зубами, отпуская и зализывая, прижимаясь к нему всем телом. Антуан же дышал ей в макушку, держа свой вес на локтях. Руки Колетт, будто в помощь ногам, обнимали его. Но вот — одна её рука оказывается между их телами. Эго почувствовал, что она прикасается к напряженному члену, и направляет его. Перед глазами что-то вспыхнуло, и Антуан был уже не уверен, что это не лопнувшая лампочка. Лампочка в его голове. Разлетевшаяся на осколки. На мелкие кусочки. На мгновение эта вспышка выводит его из реальности. Плавный толчок вперед, и он на секунду выдыхает, чтобы затем снова набрать воздуха, и едва не подавиться — он внутри. Там до ужаса горячо и тесно, и кажется, что он сам вот-вот начнет плавиться. Ещё пара движений, — медленных, приноравливающихся, каждый раз с оглядкой на Колетт — не дискомфортно ли ей, — и Эго начинает чувствовать себя куда увереннее. Колетт прикусывает зубами мочку его уха, в то время как он, увеличивая амплитуду, двигается всё быстрее. Эго и сам уже с большим трудом сдерживает стоны, рвущиеся наружу — раньше он в постели чаще молчал. Не было ничего, что могло бы расшевелить его голосовые связки. Да. С Люси не было. А сейчас ощущения захлёстывают так, что не выражать это невозможно. Он чувствует себя так охерительно-здорово оттого, что ему не нужно притворяться. Не нужно думать о том, что женщина, лежащая под ним, считает ворон. Нет — она наоборот всячески демонстрирует то, что ей приятно. Эго перекатывается на бок, не отпуская от себя Колетт. Она, лежа к нему спиной, приподнимает ногу, выгибается, изменив угол проникновения, и теперь оба стонут в голос, наплевав на то, что их могут услышать, или — может, в эту самую минуту, за дверью стоит Розенкранц, решивший оповестить о том, что приехал охранник. Сейчас не нужны никакие посторонние мысли. И люди. Тем более. Одна рука придерживает ногу Колетт под коленом, а вторая — обнимает, крепко прижимая. Толчки становятся всё более резкими, глубокими, но все ещё держат почти одинаковый ритм. Антуану снова не хватает воздуха, когда Колетт тянется губами к его ладони и затем, — так, что темнеет в глазах и сжимается в животе, — начинает ласкать каждый его палец. Эго уже не сомневается, — если она продолжит облизывать его пальцы, посасывая и двигая языком в такт его толчкам, — он кончит сию секунду. Потому, приходится срочно высвободить руку из плена её рта. Оказывается, и кисть может быть эрогенной зоной. Главное — знать, как её активировать. Эго отпускает её ногу, которой она вполне может опираться о его бедро и проходится пальцами по её промежности. Замирает время от времени, чтобы самому не сорваться. Толкается внутрь мягко, медленно, утыкаясь носом в её вспотевшую шею. Он чувствует, как всё сильнее напрягается Колетт, и сама насаживается на член. И затем — хватает его за пальцы, кружащие по клитору, и надавливает, показывая, какая именно сила нужна для должных ощущений. Эго быстро схватывает, а через пару движений Колетт протяжно стонет, задирая голову, едва не ударяя его в подбородок, вся вздрагивает, дойдя до пика. Антуан едва успевает сориентироваться, потому что от её так красиво звучащего стона у него почти едет крыша — он выходит из неё, и только дотронувшись головкой до её ягодицы, тоже кончает, открывая рот в немом крике. Эго выравнивает дыхание, отмечая, что выплеснулся и на Колетт, и на кровать. — Ты… в следующий раз… хотя бы… предупреждай… Эго, произнося это, целует Колетт в плечо. — Я едва успел… — Извини… Колетт лежит, не шевелясь, и едва, судя по всему, ворочая языком. — И вообще, такие игры без контрацептивов… бывают опасными… от них беременеют, если что… — Мы учтём на будущее, — Колетт чуть поворачивается и, улыбаясь, смотрит Эго в глаза. — Я не хотел, чтоб так быстро… всё вышло… — Я тоже, если честно… — Но у тебя улыбка сейчас до ушей, — констатирует Эго, расслабленно опуская голову на подушку. — Так что — подозреваю, ощущения оправдывают время. Или как-то так… — Ты хотел сказать — цель оправдывает средства? — Почти. Колетт снова улыбается, и Эго не может не улыбнуться в ответ. — В душ или… обойдемся влажными салфетками? Колетт не успевает ответить — в дверь стучат. И становится ясно — душ им сейчас не светит. — Мадмуазель Тату! Мсье Эго! Прошу прощения… там… за вами приехали… — Знаешь, если бы он пришел на несколько минут раньше, то… пришлось бы его убить, — шепчет Антуан, косясь на дверь. — Он был бы свидетелем. — Скажи спасибо, что он стучится, и не входит без разрешения. — Мадмуазель Тату! — Вот ведь настырный… — Да, Розенкранц. Спасибо, мы идем! — кричит Колетт, переворачиваясь на спину и понимая, что легла на мокрое пятно. — Где там у тебя салфетки? — Если этот умник не шарился по ящикам стола, то… будет нам праздник… — А может он знает и где презервативы лежат? — Колетт усмехается, глядя на Эго, уже вставшего. — Хочешь спросить? — В следующий раз обязательно надо будет спросить. Хотя… ему, наверное, в своей личной жизни они могут пригодиться. — И когда ты стала такой… извращенной? — шутливо хмурится Эго. — Я раньше не замечал. — Извращенной? — удивляется Тату. — А что тут такого? И да — Розенкранц вполне ещё может… — Если он надумает заводить семью, то я лишусь такого ценного специалиста… ты что… не вздумай ему намекнуть.