Звёзды над Парижем

— За минуту ж не надышатся, босс, — опять вякнул верзила. — Может, сразу скинем обоих в мешок и поучим уму-разуму уже в логове? — Это вас всех в мешок посадить и в кунсткамеру сдать! — огрызнулся внезапно пришедший в норму Лингвини. — Уроды! Вам всё равно крышка! Что, страшно стало, Эго?! И тут рыжий повернул голову и посмотрел прямо ему в глаза. — Я даже чувствую, как тебя колбасит! Антуан сперва растерялся. — Ты что — идиот?! Это тебя сейчас так заколбасит, дебил! Какого черта ты наделал? — а затем начал трясти парня как тряпичную куклу. — Щенок! — Это все важные слова, которые ты хотел ему сказать? — Астор не отводил глаз от его лица, и Антуан чувствовал, как по уши заливается краской. — Не густо, знаешь ли… а время — деньги. Антуан снова рванул Лингвини на себя, понимая, что ещё немного, и швырнет того обратно на пол. — Ты хоть понимаешь, что тебя… отсюда уже не выпустят, а?! — зашипел Эго, стараясь не привлекать слишком много внимания, так как Астор вдруг снова углубился в «изучение» составляющих кошелька Лингвини. — Молись, чтоб я смог убедить его… — …да пошел ты! Слышал?! Пошел в задницу! Я тебе не верю! — Альфредо вырвался, но не успел рвануть куда подальше, так как запнулся за удачно подставленный стул, и растянулся на полу. — Я пришел сюда не один! Ясно?! И меня будут искать! У Эго всё внутри похолодело. — Что-что он там сказал? — тут же насторожился Астор, кивая верзиле. — Я не ослышался? Здесь скоро будут его друзья-приятели? И дальше Лингвини заверещал, так как ему с силой наступили прямо на руку. Антуан дернулся от столь резкого крика. — Что? Будешь пытать его теперь?! — А ты как думал! — Астор заулыбался. — Жид считает себя самым умным? Так ему объяснят, что это далеко не так… И опять верзила наступил на Лингвини мощным башмаком. Послышался хруст, и вот уже вопли перешли в плач. Пальцы на руке были сломаны, как пить дать. И, судя по всему, это было только началом. Антуан сглотнул слюну, хоть в горле по-прежнему было сухо, и ощутил, как весь его желудок сделал кульбит. — Кого ты, говоришь, привел? — Астор наклонился. — Кто будет тебя, шкуру, искать?! Отвечай! Лингвини что-то нечленораздельно промычал. — …да никого он не привел! У него ж столько мозгов нету! Если бы это было так, то… они бы уже были здесь! — Антуан не знал, что делать. И паника усиливалась. — Отпусти его! Он ничего не расскажет… — Конечно, нет. — Астор ухмыльнулся, поднимаясь во весь рост. — Трупы вряд ли кому и что могут рассказать… Верзила отошел на шаг. Лингвини перестал дёргаться и затих на мгновение… На мгновение перед тем, как вдруг Астор направил на парня пистолет, и выстрелил. Антуан чуть не оглох. Звук был поистине ужасным, и от такого инфаркт схватить — раз плюнуть. Антуан почувствовал, что его ноги закололо как при подступающих судорогах. Он не мог сдвинуться с места. И даже глаза открыть — почему-то ему казалось, что, если зажмуриться, будет не так страшно. Увы, лишь казалось. — …ты всё ещё отказываешься от диалога, ублюдок? — Астор пнул Лингвини, который затрясся и что-то захрипел. И тут Антуан увидел, что пуля попала не в Альфредо, а рядом с ним. А на полу, в досках, красовалась большая такая дырка с рваными краями. — Или ты хочешь, чтоб я отстрелил тебе кое-что, а потом заставил сожрать?! Лингвини пинками заставили перевернуться на спину. Он уже не пытался огрызаться, а просто лежал, захлебываясь слезами, и неуклюже барахтаясь. И Эго вдруг захотелось тоже отдавить ему пальцы или что ещё, чтоб он не раздражал этим «шуршанием» его резко обострившийся до предела слух. — Эй, босс… я тут… — внезапно верзила осекся, прислушиваясь. — Чё за хрень?  — Что ещё?! — Астор отвел на мгновение глаза от Лингвини, чтоб посмотреть на телохранителя. — Я щас, босс, может, показалось… — тот вышел. — Показалось ему. Придурок блядский, — пробубнил Астор. — Как чувствовал, что надо не его с собой брать… Антуана снова как током ударило, — и как он вообще мог так спокойно реагировать на этих тварей раньше, — когда мимо проскочила крыса, задевая его ботинок своим хвостом. Она торопливо вскарабкалась на плечо к хозяину. — В чем дело, мистер Тейд? Вдруг послышался глухой удар в дверь. Астор, вставая одной ногой на грудь Лингвини, вскинул пистолет. — Эй! Какого грёбанного… Всё резко стихло. — Так, а ну — держи этого! — Астор кивнул ему, и Антуан, не понимая, зачем, послушался. Он кинулся к Лингвини и почти уселся на него, продолжая прижимать к полу. — Я проверю… И тут дверь буквально вылетела с петель. Антуан не понял, как всё произошло. Посыпались выстрелы, что-то рухнуло, лампа оказалась расхерачена в мгновение ока. Стало темно, и потом раздался топот, а за ним громкий крик «лежать, руки за голову», который дал понять, что на сие «мероприятие» прибыли полицейские. — …стоять, мразь, стрелять буду! — …отставить стрелять! Брать подонка живым! — теперь голос принадлежал Фраю. — Живо, живо! Не дайте ему уйти!!! На несколько секунд он будто отключился. Всё вокруг было в тумане. Он перестал чувствовать дрожь, холод и даже страх. Ненадолго. Но перестал. И «пришел в себя» лишь тогда, когда чьи-то руки схватили его и резко отшвырнули назад. А последнее, что он запомнил, — глаза Лингвини, находящиеся в нескольких сантиметрах от его, испуганные, почти выкатившиеся из орбит. — …лежать, сука! — дальше был болезненный удар под ребра, и к Антуану окончательно вернулись прежние ощущения. И картинка снова стала четкой. В лицо ударил луч света от фонарика, что был приделан к автомату спецназовца. — Руки! Руки за голову, я сказал! — Тихо, тихо, он всё понял… — Фрай подскочил вовремя, не позволяя нанести ещё удар. — Давай, дуй на помощь к ребятам… я тут разберусь…! — …он… меня… д-д-ушил… — Антуан едва различил эти слова сквозь гул в ушах. — Он пытался меня… у-убить!!! — Закрой рот! Ты какого черта вообще здесь забыл?! Эго чуть повернул голову и почувствовал, что рядом валяется человек. Острый запах крови ударил в нос, и захотелось блевать. — …вставай! — Фрай подтолкнул его к столу и помог подняться. — Ты как? Что, Антуан, вот тебе и деловая встреча, верно? Деловее некуда, черт побери! — … свалил, товарищ майор! — сообщил запыхавшийся спецназовец, опять светя фонариком. — Через черный ход ушёл… падла, мы пытались, но… — Включите свет в этой конуре, мать вашу за ногу! — заорал Фрай. — Обыскать тут всё! И этих двоих тоже! Перед тем, как его начали обыскивать, Эго кое-как успел спрятать пакетик в ботинок. Раздевать же его не станут, правильно? Фрай был в бешенстве. Оно и понятно. Ему ж обязательно прилетит по шапке за очередной труп, и ещё за такую вот «самодеятельность», ведь, как Эго понял из рассказа одного спеца, полицейский не получил разрешения на задержание «сверху», зато похвастаться ручными парнишками в масках с автоматами удалось. — Ну и долго мы будем в гляделки играть?! — Антуан услышал вопрос, адресованный ему, но продолжал молчать, смотря прямо перед собой. — Хоть бы в качестве оправдания что-нибудь сморозил, дескать — меня похитили, привезли сюда силой… и я ничего ни сном, ни духом… м? Антуан медленно перевел глаза на следователя. В разбитых очках было очень неудобно, а руки оказались вдруг в стальных браслетах наручников. И как старик это провернул? Весьма неожиданный ход. Эго несколько удивленно приподнял брови. — Ага… стало быть всё было не так? Ты, похоже, пришел сюда целенаправленно. Увидеться с дорогим отцом. Верно? Да, так и есть. Тогда, не понимаю, чего ты удивляешься. Что ты так смотришь? — начал ерничать Фрай. — Ты поедешь в участок, мой хороший… — Почему вы не обыскиваете помещение?! — Лингвини влез в разговор совсем некстати. Как и всегда, собственно. — Почему так спокойно с ним разговариваете?! Я ж вам говорю, что он… что-то знает, а этот… тип, вообще-то, его… — Ты лучше замолкни, сами разберёмся, — велел Фрай, и, поворачиваюсь к одному из спецназовцев, отдал приказ: — Прошарьте ещё раз. Каждый сантиметр! Может, есть какие-то зацепки. Антуан только качнул головой, кривя губы. Полицейский расшифровал это несколько иначе. — Не вижу поводов для веселья! — рявкнул Фрай, подскакивая и тыча пальцем куда-то в грудь. — Ты учти, что я этого так не оставлю, и пусть сколько угодно твой драгоценный папочка бегает — мы его достанем. В конце концов достанем. А если вдруг выяснится, что ты и вправду с ним заодно… — Они пытались меня убить! — заорал Лингвини, и Антуан снова пожалел о том, что не придушил поганца. — Эго совсем свихнулся, слышите?! И ещё, он наверняка знает, где Микро-шеф! Стойте… знаю, кто его похитил — эта крыса, эта крыса… которая… — Мне что, тебе велеть кляп вставить? — следователь, нахмурившись, подошел уже к Альфредо. — Заткнись и слушай. С тобой мы будем говорить отдельно и в другой обстановке. А пока — сержант проводит тебя до машины. Когда увели Лингвини, Антуан вздохнул чуть свободнее. — Снимай наручники… — Чего? — изумился Фрай. — Ты в своем уме? — Так, это же был спектакль для идиота-Лингвини, — улыбнулся Эго, протягивая руки. — Что? Разве… — …видимо, решил, что я шучу? Эго недоуменно поглядел на Фрая. — Доигрался?! — полицейский совсем не разделил его оптимизма. — Ты хоть понимаешь, что я уже не смогу тебе помочь, если он начнет на допросе вякать про то, как ты пытался его… кстати, ты правда пытался его убить? Антуан с силой сжал челюсти. — Хватит уже молчать! Говори! — Угу. А у тебя мозгов уже совсем нет? — Прекратить этот детский сад! Валите с больной башки на здоровую, что ты, что этот недоумок! Говори правду! — Ну, ты же мне больше не доверяешь. С чего это я должен? — хмыкнул Эго. — Ты ведь сам сказал, что все мои слова могут быть использованы против меня… — Антуан, — вздохнул Фрай, прежде чем снова начать голосить. — Ты же умный мужик, черт побери! Ну, неужели ты не понимаешь, что происходит?! — Нет, не понимаю, — сказал Антуан, стараясь сохранять самообладание. — Расскажешь? — Боюсь, если и правда не понимаешь, я не смогу объяснить. — Фрай на мгновение отвернулся. Появились спецы, сказавшие, что дом обыскали, и ничего особенного не нашли, кроме потайной двери с лифтом. Причем, функционирующим. Черный, даже — слишком черный ход, выводил на задний двор, где была шикарная глубокая борозда от шин. — Снять любые отпечатки, немедленно! — отдал команду Фрай. — Кто-нибудь видел тачку?! Ну?! — …типа того, только… вы ж сами запретили стрелять, сказали, мол живым нужен… — Нужен! Ещё как нужен, мать вашу! — отреагировал Фрай. — Вы и так постарались, а что мне с этим делать?! И тут все синхронно повернули головы и посмотрели на тело, валяющееся как ненужный элемент. — Так вот… товарищ майор… — Без «вот»! — отрезал Фрай. — Какая машина была?! — Какая? — тупо переспросил спецназовец. — Большая. — Номера!!! — Я не запоминал — других дел хватало… — Вашу мать! — опять сорвался Фрай. — Срочно сообщить в дорожку, чтобы проверили! Чтоб на всех постах… да что я рассказываю — сами не знаете?! — Да полно таких тачек, товарищ майор… — отозвался один из пятерых спецназовцев. — Если б маячок туда закинуть… — подхватил и другой. — И вообще, он не поедет к постам — поедет в объезд. Сто пудов. Или — заныкается в подворотне — хер найдешь. — Да и на постах сейчас такие «всевидящие» стоят, что любо слон проскочит, а они ни черта не заметят! — заржал третий. — Праздники ж не отменили… — И если чё, так нам надо было подкрепление вызвать ещё на стадии «врываемся и укладываем», товарищ майор, а теперь — проблематично будет… — Всё, закрыли рты! Стоп! — тут старика, похоже, осенило. Он снова повернулся, и Антуан даже испугался этого взгляда. — Черт! Конечно! Тебе звонил утром кто-то, из дорожной службы. Так?! Антуан, прищурившись, посмотрел на полицейского. — Откуда… ты знаешь кто и когда… мне звонил? — Когда мы виделись… у тебя дома, я… брал твой мобильный, пока ты ходил за ключами… — Хороши у тебя методы. — Эго оскалился. — Ну ты и мразь, Фрай. — Сейчас не в этом дело, — старик сделал вид, что его не задели последние слова. — Он, этот твой новый знакомый, знает номер машины твоего папаши, так?! — Да пошел ты! — Эго, чувствуя новый прилив злобы, дёрнулся. — Больше ты от меня ни слова не дождёшься… — А это ты зря, Антуан. Ты пойми, что даже если ты не станешь говорить, мы найдем тех, кто станет. И этого осведомителя я легко найду по номеру телефона. — Ну, тогда — ищи, — Эго, не моргая, посмотрел Фраю глаза. — От меня отвянь только. — Да нет, извиняй, но мы с тобой теперь ещё долго не расстанемся, я чувствую… Самодовольная рожа Фрая не выходила из головы Эго. Но ещё больше из головы не выходили мысли об отце. И об их разговоре. И о том, что именно Фрай когда-то сделал всё возможное, дабы лишить… его… всяческой возможности выбирать. Ведь, если бы… его спросили, с кем он хочет остаться… Кто знает, что бы он ответил? Но — нет. Его никогда не спрашивали. И Антуану хотелось выть. От бессилия и осознания того, что его детство могло бы быть совсем другим. Нет, само собой, он и раньше задумывался на этим, но никогда — с этой стороны. Никогда прежде он не задумывался над тем, что мог бы быть нормальным, полноценным человеком. Без всяких там больниц, кучи лекарств и диагнозов, упоминание которых на людях означало косые взгляды. В лучшем случае. И всегда он думал, что сможет справиться с этим. Но сейчас… засомневался. Антуан, поерзав на стуле, в очередной раз покосился на Фрая, без конца звонившего куда-то. И внутри заклокотала злоба. Дикая. Царапающаяся как кошка. Мог ли он предположить, что всё сегодня закончится именно так? Когда стоял на крыльце и не мог набраться смелости постучать, то думал, что сбежит. И было бы, наверное, в сто раз лучше, если б он так и поступил. Но главный вопрос, который не оставлял Антуана теперь ни на секунду: «На самом ли деле мать пыталась убить его?», — завладел всеми его чувствами. Буквально подчиняя и заставляя всё воспринимать в штыки. — Так, долго ты собираешься играть в эти игрушки? — Фрай одернул его, в который уже раз — Эго не считал. — Сидишь тут, надутый, как мышь на крупу! Я задаю тебе вопросы, между прочим, относящиеся к делу. К делу, Антуан, в котором ты легко можешь стать соучастником! И посадят тебя лет так на десять, минимум! Как тебе перспективка, а?! — Я ничего криминального не сделал, и ты это знаешь, — уставшим голосом сообщил Эго. — Это как посмотреть, знаешь ли! Не сделал! Ты укрываешь преступника! Ты молчишь о том, что давно должен был мне рассказать! — Должен? — состроил мину Эго. — Ничего я и никому не должен. Вообще-то. — Так, Антуан. Заканчивай. Серьезно. Я разговариваю со взрослым человеком. А не с обиженным ребенком. — Конечно, откуда тебе знать, что такое обиженный ребёнок. — Антуан посмотрел на Фрая исподлобья. — Ты ведь и разбираться не станешь — просто замнешь дело об истязании и попытке убийства, и всё! Гуляй! Верно? Лицо полицейского побледнело. — Что ты несёшь? — Несу всего лишь то, о чем мне должны были давным-давно рассказать, как минимум, чтобы не ущемлять моих прав, как несовершеннолетнего! Или, когда таскали по врачам, могли бы хотя бы словом обмолвиться, что я стал психически неуравновешенным не из-за судьбы-разлучницы, блядь, а из-за того, что меня пыталась грохнуть родная мать!!! — не выдержал Антуан, срываясь на крик, перешедшем, в конечном итоге, на рваный истерический хрип. — Вот, что я несу!!! Фрай не решился что-либо говорить. Просто молча слушал, видимо, желая, дать возможность выплеснуть из себя всё накопившееся. — …так что, вот что я скажу теперь, — Антуан отдышался, — ещё неизвестно, кто тут может схлопотать срок за соучастие. Ты или я. — Это он тебе… мозги промыл? — Никто мне мозги не промывал. Я сам в состоянии сделать выводы. И ещё — он честнее всех вас вместе взятых. Фрай закрыл лицо руками. — Черт, я всё же жестко опоздал с нравоучениями… но… Антуан, я тебя прошу только об одном — не верь ему. Он наплел тебе всё это, чтобы переманить тебя на свою сторону, но… как ты только что сказал — сделай выводы сам. И подумай: ну почему же он не мог рассказать тебе всё это раньше? Почему выбрал именно этот момент? Сейчас? Когда, умерла твоя мать? — Я знаю, что ты мне сейчас скажешь… что это он убил мою мать. — Эго качнул головой, снимая наконец разбитые очки. — Я думал об этом. Но… кажется, ты сам говорил, что… куда больший мотив был у… Розенкранца. — Хочешь — скажу, почему, — Фрай подтянулся над столом, чтобы быть ближе, — ему выгодно, что мы думали на Розенкранца? Потому что… этот самый Розенкранц знает кое-что интересное. Ему об этом сообщила твоя мать. У них был откровенный разговор незадолго до её кончины… настолько откровенный, что разгорелся бурный скандал, вследствие чего… в общем, отсюда его эпителий под ногтями у твоей матери… Антуан, скорее, не поверив ни единому слову, выдал: — Причем здесь это вообще? — Может, перестанешь идиота включать? — поинтересовался Фрай. — А, может, я вообще лучше — пойду? — с вызовом спросил Эго, привставая с места. Полицейский только качнул головой. — Помнишь хоть, о чем я говорил утром? — Да, я помню, но… — Один из тех двоих, кто знал об алмазах — это твоя мать. — Она ничего не могла зна… — О, ещё как знала, — перебил Фрай. — Ещё как. Антуан был обескуражен, но решил не показывать этого. — И где ты всё это откопал? То же мне, Шерлок Холмс! — Ты мне не веришь? — Не верю, — осклабился Эго. — Не заслужил. Тогда Фрай молча нажал на кнопку вызова дежурного. — Товарищ майор? — они обменялись какими-то кивками. — Вести? Антуан не знал, что думать. Он не признавался себе, но в глубине души уже начал привыкать к мысли, что именно Розенкранц убил его мать из корыстных побуждений. Но, помня о пакетике с порошком, который, скорее всего, и является тем самым ядом, Антуан собирался проверить, есть ли основания разубедиться в кандидатуре новоиспечённого папочки. — А хочешь узнать, кто изначально спрятал украденные алмазы под вашим будущим домом? — И кто же? — Звездочёт, — ответил Фрай. — И помогал ему в этом… твой папашка. — Это какой-то… бред, — помотал головой Эго. — Что ты собираешься мне этим сказать? — Сейчас увидишь, что я пытаюсь сказать, — двери кабинета приоткрылись. Вошёл сержант, сопровождая Розенкранца. Антуан вылупился на своего бывшего дворецкого как баран на новые ворота. — Проходите, присаживайтесь. Антуана охватил приступ злобы. Снова. И если бы не наручники, он бы кинулся на Розенкранца. И весьма вероятно попытался бы также, как и бедного Лингвини, придушить. — Успокойтесь. Дышите, — начал кривляться ещё и Фрай, распаляя его, и без того находящегося на взводе. — Представлять вас другу не надо, надеюсь? К концу допроса Антуан окончательно разочаровался в следовательских способностях Фрая. Потому что, всё, о чем он спрашивал Розенкранца, они уже обсуждали. И пришли к определенным выводам. И сейчас было бы самое время просто подтвердить какую-то версию и закрыть к черту дело. Но нет — полицейский размазывал два часа по одному и тому же месту, как тупой. А ещё у Эго сложилось ощущение, что ему чего-то не договаривают. И от этого вникать во весь этот бред было крайне мало желания. — …так-с, этого в камеру временного содержания на ближайшие трое суток, до выяснения всех деталей, — распорядился Фрай, и дежурный увел Розенкранца. Когда тот подписал какие-то бумаги. — А с тобой ещё кое-что обсудим… Антуан совершенно равнодушно глянул на полицейского. — Лингвини утверждает, что следил за тобой потому что был уверен, что ты знаешь, где находится Микро-шеф. — Фрай сделал паузу. — А ещё он сказал, что на него пытались натравить крысу… — И что дальше? — Мы сделали анализ гнойной жидкости, которую обнаруживали на простынях у Звездочета и у Торнтона. Сейчас сняли волосок с одежды Лингвини. — Фрай покосился на часы, висящие на стене. — Жду звонка. Эго только скептически пождал губы. И действительно, через пару минут зазвонил телефон, и Фрай, обрадованный, схватился за аппарат. — …да, так точно. Спасибо. Я понял. Вы уверены? Хорошо. Спасибо, — ответил он, сделав пометку в своем ежедневнике. — А ещё можно попросить… фото породы выслать электронкой? Да? Фрай положил трубку и щёлкнул по кнопкам включения принтера. Тот, зажужжав, вывел листок, на котором была изображена огромная черная крыса. Антуан сразу отметил сходство этой крысы с той, которую он увидел сегодня. Но объявлять об этом не торопился. — Ну что ж, вот и собирается потихоньку мозаика… анализ подтвердил идентичность гнойных выделений и днк, находящегося в волосе, который оставило животное, принадлежащее как раз твоему отцу… Исходя из твоих же слов, Антуан, — Фрай взялся за лист, исписанный кривоватым почерком, — это большая черная крыса с одним глазом. Та, которая напала на Микро-шефа. Ты не помнишь, как описывал её, пытаясь рассказать, что именно случилось с питомцем Лингвини? А зря. Теперь — глянь сюда. Эго перевел глаза на фото. — Это одна и та же крыса. Предположительно — порода у неё… африканская тростниковая. — Филипп вчитался в мелкие буквы, находящиеся под картинкой. — Особенности: достигает больших размеров, особенно у самцов, весьма агрессивна, довольно сложно приручается, но в случае приручения, крепко привязана к хозяину… — Слушай, Фрай, тебе бы в зоологи податься, а не в полиции сидеть, — со смешком сказал Эго. — Чего ты от меня-то хочешь, а? — Да так, — Фраю куда важнее, казалось, было рассказать ещё что-то, что он сумел нарыть в энциклопедии о грызунах. Её Антуан тоже сразу заметил, едва пришел в кабинет. Книга лежала на столе в раскрытом состоянии. Глава называлась «гибридные породы, опасные для человека». — Хочу прояснить кое-что… И тебе будет полезно послушать. Эту породу завезли из Африки. Скрещивали с обыкновенной серой крысой. По историям коренных жителей Конго, таких крыс можно использовать вместо… охотничьих собак. Благо, что они могут вымахать до размеров едва ли не таксы. Как всё происходит? Отлавливают тростниковых крыс. Берут в основном самцов. Они живут дольше. Потом скрещивают с самкой серой крысы. Потомство обычно большое — около десятка крысят. И у всех отменный иммунитет. А ещё — интеллектуальный фон куда выше, чем у обоих видов по отдельности. Так-то. Какое-то время их держат взаперти, морят голодом, ломая волю. Обычные факторы дрессуры. Затем натаскивают на… сырое мясо. И на нападение. Сейчас это, своего рода, подпольный бизнес: теперь не модно покупать петухов или питбулей. Теперь всем подавай крыс, которых можно на поводочках выгуливать. И при случае — натравить на своих врагов. Антуан, слушая всё это, уже не понимал, кто из них больший сумасшедший. — Знаешь, что в средневековье, да и вообще — во время войны, часто пытали крысами? Голодных грызунов помещали в деревянное ведро, которое приставляли к животу провинившегося и поджигали снизу солому… те от дыма и поднимающейся температуры, впадали в бешенство, пытаясь спастись, впивались в плоть человека… и так пока не начинали вылезать с другой стороны… — …ты меня тоже запытать этой херотой решил? — грубо перебил Эго. — Может, хватит? — Ведешь себя как баран! — разозлился Фрай. — Ага, ты точно давно в зоопарке не был. — Эго стукнул руками в наручниках по столу. — Снимай. И я домой. У меня куча дел. — Да ты дослушай! — Не собираюсь ничего слушать! Ты свихнулся, и это уже очевидно! — Жаль тебя огорчать, но нет. И Торнтон вовсе не был свихнувшимся — я понял, чего он хотел, когда брался за все эти крысиные эксперименты… — Значит так, у тебя состав преступления есть? Фрай кивнул, скрежеща зубами. — Улики, кроме всех этих гипотез про крысятинскую мафию, есть? — Допустим… — Вот и занимайся расследованием, а не всякой дрянью, вроде вычисления, кто там и какой породы, блядь! — сорвался Эго. — Ищи убийцу, а не крысе свои хвосты навешивай! Даже если она имеет отношение к этому дерьму, всё равно за решетку ты её не посадишь! Фрай стиснул кулаки. — Но именно эта дрянь, как ты выразился, и поможет расследованию! Поможет выйти на преступника. И понять его мотивы. И предугадать следующие шаги! — И кто-то меня упрекал в том, что я уделяю много внимания крысе! Да ты на себя посмотри! — Ты всё ещё считаешь нападение на крысу Лингвини и теперь — похищение её же, простым совпадением?! — Я уже сказал, что я ничего не считаю! Меня это достало! — бросил в лицо следователю Эго. — И ты меня достал! Всё, снимай наручники! Немедленно! — Значит, я тебя достал, а больше никто? — Фрай ядовито усмехнулся. — Ишь, как ты у нас заговорил! — Снимай наручники, — повторил Эго сквозь зубы. — Извини, Антуан, — не могу, — старик посмотрел на него с долей сожаления. — Ты арестован по подозрению в соучастии похищения крысы Альфредо Лингвини и также — в противозаконной деятельности в составе преступной группировки… Эго уже хотел возмутиться, но дверь без стука распахнулась и на пороге возник полкан. Полицейский вскочил, явно не ожидая такого визитера. — Товарищ полковник, майор Фрай… — Сиди, — буркнул старший. — Досиживай, вернее будет сказать. Скоро это место займет тот, кто и должен. — Товарищ… — Фрай не мог понять, чего от него хотят. — Я что-то… — Да, ты много чего сделал не так, майор, — вздохнул полковник, косясь уже на него, и Антуан быстро отвернул голову, чтоб никого не смущать. — Кто это? — Подозреваемый, веду допрос… — Допрос он ведет, а то, что у нас чрезвычайная ситуация день за днем в округе — это ничего?! Расселся тут! И кто тебе разрешил брать на выезд группу спецназа без моего ведома?! — Мы брали одного особо опасного… — Взяли? — сразу был вопрос. — Где он?! — Никак нет, пока не удалось, но… — Что и требовалось доказать! — рассвирепел полковник. — Всё, Фрай, допрыгался ты! Фрай неловко сглотнул, опуская глаза. А Эго даже повеселел. — Торнтон справится лучше! Освобождай кабинет! И тут в дверь вошел Виктор Торнтон. Весь бледный, исхудавший и с остатками синяков на лице, но… живой. Его искали, по утверждению газет и сводок, почти две недели, с вертолетами и собаками, считая даже, иной раз, погибшим, а он вдруг на те вам — нашелся сам. — Так я же ещё… — Всё я сказал! — пререкаться с полковником не было смысла. — Готовься отвечать лично передо мной за каждый труп! Введи Торнтона в курс дел и жду у себя! Как понял?! — Есть ввести Торнтона в курс дел! — отрапортовал Фрай упавшим голосом. — Есть зайти к вам в кабинет… — А меня куда? — подал голос Антуан, понимая, что сейчас у него есть шанс улизнуть. — Вроде арестовывать собрались, только… не за что, кажется… — Не за что, майор? — спросил полковник, прищуриваясь. Филипп только губы поджал. — Значит, снимай наручники, и пусть топает домой, — глухим голосом сказал Торнтон. — Ключи? Фрай бросил ключи на стол и отошел к окну, отворачиваясь. — Где можно… вещи забрать? — Антуан размял затекшие запястья. — Мобильный, бумажник… — Дежурный выдаст. — Торнтон, странным долгим взглядом, посмотрел ему в глаза. И затем, будто нехотя, уступил дорогу, все же задевая плечом. — Но вы про нас… не забывайте. Да? — Забудешь тут, — Эго вышел из кабинета, не закрывая за собой двери. Осознание накрыло не сразу. Но накрыло. Он добирался домой на автопилоте. И не обращал внимания ни на какие внешние раздражители. Мысли обо всем, что произошло, не укладывались голове. Одна, другая, третья. Появление Торнтона, как чертика из табакерки, было странным. Но не признать того, что Фраю давно пора снимать форму и отдыхать, было невозможно. Руки заныли от того, что он так долго просидел в наручниках. А Эго вдруг вспомнил о том, как схватился за шею Лингвини и сдавил пальцы. А ещё через секунду в голове отчетливо всплыла сцена, где его точно также душит мать. От этого свело внутренности и зубы. — Так, рейнджер! — он услышал голос водителя такси. И поднял глаза. — Денег лишних много? Чего портишь имущество? Эго не понял, к чему это было, пока не увидел, что вцепился в переднее сиденье, рванул довольно прочную и грубую ткань на себя с такой силой, что та треснула по шву. — Простите. Я… случайно, — вымолвил он. — Далеко нам ещё? — Приехали, буйный, — водитель обернулся и показал цифры на счетчике. — Беру в два раза дороже, чтоб не повадно было чехлы рвать. Понял? Эго не стал спорить, отсчитал нужную сумму, вылез и направился в дому. — Мсье Эго! — он остановился в подъезде у лифта, не оборачиваясь. И едва сдерживаясь. Консьержка ковыляла за ним, потом сплюнула и бросилась обратно в каморку. И снова к нему, волоча что-то почти по полу. — Постойте! Вот! Вот… вам тут… передали… приезжала служба доставки… — Давно? — Эго вздохнул и взял из рук старухи костюмы. — Давненько уже. Днём ещё. — Ну, а передать их… мадмуазель Тату, вы не могли? — А её не было, мсье Эго. Она сама недавно только… пришла. Вот, буквально полчаса назад. Когда он опирал двери, услышал торопливые шаги за ними, и звонок мобильного в кармане. Как только он открыл двери — на него выскочила Колетт, едва ли не в слезах, и бросилась на шею, что-то бормоча про то, как она волновалась. Но Эго, вместо ответов на вопросы, которые теперь посыпались на него, извернулся, всучил ей вешалки с одеждой и, не раздеваясь, молча прошел на кухню, где тут же налил себе выпить. — Антуан, что ты молчишь?! — Колетт семенила за ним следом. — Что случилось? Где ты… был? Почему… — А то ты не в курсе, где я был! — он опрокинул первую порцию, и отдышавшись, налил ещё. — Не надо прикидываться! Ну как пооткровенничали с Фраем? Ты же в рот ему смотрела! Что, удивил он тебя? Кстати, а ты тоже знала, что у меня в мобильном маячок стоит, да?! Колетт, не зная, как выкручиваться, покусала губы — глупо было полагать, что Эго захочет с ней теперь откровенничать. — Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказала она чуть погодя. — Ни про какие маячки в телефонах я ничего не знала. И вообще — ты понимаешь, чем всё могло бы закончится, если бы не Фрай? — Это уже не ваше дело! — заорал Антуан, шмякая бокал на стол. — Обложили со всех сторон, мать вашу! И потом удивляются, почему я не хочу ни с кем делиться своими переживаниями! А чем вы это заслужили?! — Ты о чем? — Тату нахмурилась. — О том самом! — он вытащил из кармана пачку сигарет. — …твоего отца взяли? — Колетт затаила дыхание, смотря на него. — А причем тут мой отец? — с какой-то веселостью произнёс Эго, выпивая ещё коньяка и скидывая с себя пальто. — Заладили одно и то же! Колетт непонимающе уставилась на него. — …я к себе, — рубанул Эго, большими шагами направляясь из кухни. — Не надо за мной ходить! Колетт остановилась на полушаге. — Антуан, успо… — …и успокаивать меня тоже не надо! К черту! Сами успокойтесь для начала! Помешались будто, честное слово… Было уже далеко за полночь, когда Колетт со стуком вошла в кабинет к Эго. Он сидел в крайне упадническом настроении, смотря в одну точку, и не прореагировал на её появление до тех пор, пока она не подошла вплотную. На столе лежала трепаная бумажная папка со старыми шнурками, которые Эго время от времени теребил в тонких пальцах. Завязывая и развязывая узелки. В пепельнице скопилось немало окурков. А рядом стоял низкий бокал, на четверть заполненный тёмным, как крепкий чай, коньяком. Колетт только вздохнула, поскольку начинать в сотый раз говорить ему о том, что врачи категорически не рекомендовали пить и курить, не было смысла. Упрямцу же не докажешь. Увы, не докажешь до тех пор, пока его не прижмет настолько, что другого выхода не останется, кроме как бросить навсегда. — Антуан, — она положила руку ему на плечо. — Уже поздно. — Да, я знаю, — у Колетт аж от сердца отлегло, когда он наконец-то шевельнулся и глянул на неё. — Скоро лягу. — Ты точно не хочешь… поговорить? — Нет, — он потер глаза тыльной стороной ладони. — Я пока и сам ничего почти не понял. Чтобы рассказывать это другим. — Пойдем спать? — Колетт с надеждой наклонилась. — Вместе. — Я не хочу. — Антуан, — Тату снова коснулась его плеча. — Не веди себя, пожалуйста, как ребенок. Ты же понимаешь, что спать необходимо… — Угу. Если я веду себя как ребёнок, то какого хрена ты со мной возишься?! — вспылил Эго. — Найди себе не ребенка! Колетт смогла только руками развести. — …ты зачем пришла? — спросил Эго чуть погодя. — Пришла позвать тебя спать. — Знаешь, я… вряд ли сейчас… усну. Так что — иди одна, а то… — Без тебя не пойду. — …я только мешать буду, — закончил свою реплику Эго. — Колетт… Она закатила глаза — сколько раз он уже говорил ей об этом. — Не будешь ты мне мешать. И тем более, я не дам тебе всю ночь не спать. Эго с сомнением качнул головой и потянулся к бокалу, но Тату отодвинула его дальше и перехватила его руку своей, переплетая их пальцы, становясь ещё ближе и касаясь подбородком его макушки. — Пойдем, я расскажу тебе сказку. И ты заснешь. Она не сразу поняла, почему он замер, вскинув голову, и долго смотрел ей в глаза. И только когда у него задрожали губы, Колетт испугалась. И осознала, что лучше бы не произносила этих слов. Она напомнила ему о матери. А учитывая все то, о чем ей поведал Фрай, такие слова задели Эго по самому больному. По сбивчивому рассказу Антуана, когда он только вернулся, она уловила то, что «тайна» взаимоотношений матери и сына в детстве перестала быть таковой. — Антуан, эй, ты чего? — она обняла его крепче, чувствуя, что он на грани. — Ты… прости, я не хотела… Антуан, я… И тут задрожал уже сам Эго, а после — навзрыд заплакал. Это было почти неконтролируемо с его стороны, поскольку Колетт видела, как он изо всех сил пытался сдержаться. Но не вышло. И он, конечно, внутренне запаниковал, попытался вырваться из ее рук и уйти, сделать всё, чтобы она не видела этого, однако уже было поздно — слезы расходились все сильнее. — …и-и-извини… — заикаясь проговорил он, стараясь успокоиться. — Это… б-бывает… р-редко… — Тш-ш-ш! — Тату зажмурилась, мотнула головой, прижимаясь к нему и целуя в висок. — Всё нормально. Организм же не железный. Значит, так надо. Поплачь. Станет легче. Какое-то время они молча сидели в кресле, пока Антуана не отпустило. Колетт всерьез подумывала над тем, чтобы дать ему что-нибудь успокоительное, а лучше — снотворное, но потом отмела эту мысль — Эго и так хватало всяких медикаментов. Сколько можно? И, в конечном счете, решила, что ее присутствие рядом — вот лучшее успокоительное для него. — Принеси воды, пожалуйста, — сказал вдруг Антуан, залезая в нижний ящик стола. — Зачем? — напряглась Колетт. — Таблетку выпью. Колетт вся похолодела. Она слишком хорошо помнила о словах Фрая насчет его «таблеток». — Какую…? — Мои успокоительные, — Эго достал пузырёк с ярко-синими капсулами, — я их давно не принимал, но сейчас… — Нет, Антуан. — Тату нахмурилась. — Не надо тебе никаких таблеток. Пойдем, ты поспишь и сразу станет лучше. Вот увидишь. — Ты считаешь? — Эго колебался, но недолго. — Я знаю, — она, стараясь не быть навязчивой, отметила, что пузырек он сложил обратно. И твёрдо решила, что нужно забрать его при следующей же возможности. — Ты мне веришь? Эго молча завязал папку, убрал её к другим документам, — которые, как поняла Тату, принадлежали его матери, — затем выплеснул остатки спиртного в камин. — Спасибо, — это Колетт услышала, когда они, умывшись, устроились наверху в спальне. Наконец-то можно было развалиться как угодно, не думая о том, что второму человеку будет некуда лечь. — Извини за мой вечерний налет… Она кивнула, смотря в потолок. Сна теперь и у неё не было ни в одном глазу. Эго завел старый будильник и погасил свет. Они долго лежали, думая каждый о своём. — Мы же хотели… устроить экскурсию, помнишь? — вдруг Антуан повернулся на бок. — Ты ещё не разобрала вещи? Колетт? — Нет, мне… не до этого было, — призналась Тату. — Ничего — в другой раз… Эго вздохнул с каким-то облегчением: — …я тебе кое-что скажу, но обещай мне… не устраивать скандалов и сцен, ладно? Обещай просто подумать и… согласиться. Колетт повернула голову к нему. — Та-а-а-к, не поняла… ты про что? — Про твою безопасность, — сказал Эго. — Обещай. — Не стану ничего обещать… сперва скажи, что ты там опять придумал? Эго приподнялся на локте. — Я хочу, чтоб ты завтра же уехала к родителям. Колетт приняла такую же позу, смотря на него в упор. — Нет. Никуда я не поеду. — Колетт, прошу… — Нет. — Ох, упрямица, — он чуть улыбнулся, но потом улыбка исчезла. — Колетт… — …с тебя пример беру, — с ходу ответила Тату. — …всё очень серьезно, я не шучу, черт возьми, и… ты же должна понимать, что… — Да. Всё правильно. Но. Тема закрыта. Я. Никуда. Не поеду, — отчеканила она, плюхаясь обратно на подушку. — Запомнил? Спокойной ночи. Колетт свернулась калачиком, уговаривая себя скорее заснуть, и тогда, наконец-то, этот ужасный день закончится, утром наступит новый, и кто знает — может быть, будет намного лучше. Хотя — совсем не факт. С такими «гениальными» идеями, как у её Эго, лучше точно не станет. — Ты спишь? — через некоторое время Колетт, почувствовав, что засыпает, пододвинулась к Антуану, обнимая его. — М? — Нет, — ожидаемо ответил он. — А ты чего не спишь? — Я уже… почти… — пробормотала она, — но хочу, чтоб ты тоже… — Уснешь тут, — вздохнул Антуан. — У тебя же завтра первый рабочий день. Антуан, ты ведь носом клевать будешь. На глазах этой ведьмы… — Тату приподняла голову и уткнулась в плечо Эго, спрятанное за фланелевой тканью пижамы. — Постарайся уснуть, а? — Ладно, придётся, видимо, считать овец, — хмыкнул он, касаясь губами её лба. — И первой в этом списке будет… Адсорбт. — А второй — Люси? — Как ты угадала? — усмехнулся Эго. — Угу, шутник, — Колетт прыснула со смеху. — Им же теперь всю ночь икать… — Да пусть жрут — не обляпаются. Эго, поулыбавшись, снова вернулся к, казалось бы, пройдённой теме, и Колетт вдруг захотелось дать ему тыкаря. — Может подумаешь насчет поездки завтра? — Нет, не мечтай. — У родителей ты будешь в безопасности, — скис Эго. — Серьезно? А ты где будешь в это время? — Как — где? — он искренне удивился. — Здесь… — Угу, ты будешь находиться здесь, в опасности. А я там — изводиться? Нет уж. И не надейся, — сказала Колетт. — И вообще — что я родителям скажу — собирались же вместе приехать, а тут… — Ну, я и не отказываюсь от своих слов, если будет возможность… — Это ты сейчас так говоришь, — грустно вздохнула Тату. — А потом у тебя найдутся дела. Куча целая. Не переживай даже. Адсорбт их тебе столько подкинет, что мама не горюй. — Слушай, я… — Нет, Антуан, всё. Давай закончим этот разговор, потому что ничем кроме ссоры, я уже чувствую, он не закончится. — Я не хочу ссориться, — сразу же откликнулся Эго. — И так уже… выше крыши проблем… — Вот, — многозначительно выдала Колетт, — и не будем. — Хорошо, — после паузы сказал Антуан. — Твоя взяла, но… ты тогда останешься дома. И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. — А? — Тату, мечтающая сладко зевнуть, резко передумала, только открыв рот. — Дома? В каком смысле? — В прямом. Без моего сопровождения ты не будешь выходить на улицу. Колетт решила, что он веселится. — Пф-ф! Ну, приехали, я что теперь — в тюрьме? А ты — надзиратель? — Считай, что да, — лицо Эго вдруг приобрело острые, жесткие черты, или это темнота так «украсила» его. — Либо ты поедешь к родителям, либо — будешь здесь, под замком. — Мда уж — сперва ты предлагал мне работу на дому, а теперь — предлагаешь двадцать четыре на семь сидеть в четырех стенах? — И на семь, и на восемь, и на девять… пока не будет полной уверенности, что ты в безопасности. Тату молча переваривала услышанное, а потом тихо спросила: — Ключи тебе вернуть сейчас? Или можно утром? — Колетт… — Антуан, ну это же смешно! — перебила она. — Каменный век какой-то — ты ещё на цепь меня посади! И дракона в ноги, чтоб охранял! — Надо будет — посажу, — максимально серьезно ответил Эго. Тату моментально села и сложила руки на груди. — Ты это на самом деле? — Да. Знаешь, если бы мне было всё равно, — он тоже привстал и тряхнул головой, — то твоего простого честного слова было бы достаточно, но… — Договаривай, что там за «но» ещё нарисовалось! — …но мне не всё равно, — продолжил Эго. — Это раз. Я неплохо знаю тебя. Это два. И потому вынужден ставить сейчас ультиматумы. И забирать ключи. Ты же не сможешь усидеть на месте, если я тебя оставлю здесь одну, так? Ты же побежишь расследовать всё это вперед идиота-Фрая… — Ну, ты меня переоцениваешь, — фыркнула Тату. — А вообще, я… — …ты уже достаточно вляпалась, чтоб добавлять, — закончил за неё Эго. — И в этом, увы, есть доля моей вины. Так что — буду исправлять. — Вот как, значит, — обиженно буркнула Колетт. — В тебя я тоже, выходит, вляпалась? — Не исключено, кстати, — с долей самоиронии заметил Эго. Она опустила голову, издав не то вздох, не то всхлип. — Эй, Колетт? Ну-ка, посмотри на меня… — Скажи лучше, куда ты сам-то вляпался? — теперь в её голосе проскользнули ноты ревности. — Сплавить меня хочешь, да? — Начинается… Он мягко притянул её к себе. — Неужели ты думаешь, что я отправляю тебя, чтобы… — А что — я поеду, а ты тут… на радостях затусишь с Адсорбт напару… — Боюсь, что она предпочитает кого помоложе, — Эго сделал вид, что огорчен. — Если бы я скинул лет так… двадцать — был бы шанс. — Да? — Колетт выгнула брови. — А то, знаешь, если вспомнить, как она вешалась на тебя тогда, на банкете по случаю конкурса — совсем не скажешь. — Тогда был особый случай. Ей нужно было заманить меня свои сети. — Как Черная вдова? — Она? — Эго задумался, и хохотнув, сообщил: — Хуже. Колетт, так и не сумев заснуть, уже под утро спустилась вниз. Голова отказывалась что-либо соображать. Гудела, как улей пчел. Почему-то ноги сами принесли её к кабинету Эго. Она на некоторое время зависла перед дверью, будто не понимая, зачем вообще пришла. Хотя — скорее, просто не хотела углубляться в мотивы своих действий. Она вошла, постояла ещё немного на пороге, внимательно посмотрела кругом, будто впервые попала в эту локацию, и затем также тихо вышла. Сначала хотела взять таблетки, чтобы избавиться от них, но потом резко передумала. И отругала себя за столь вопиющее поведение, — шататься ночью по чужому дому, рыться в чужих вещах и брать вещи, которые ей не принадлежат, — как же она сумела докатиться до такого? Не найдя ответа на этот и другие вопросы, Колетт забрела на кухню. И там на столе, так удачно, прямо перед ней лежала пачка сигарет. Это Эго забыл её вечером, когда они едва не распазгались. И хорошо, что она сумела вовремя затормозить, вспомнив обо всем том кошмаре из детства Антуана, что поведал ей Фрай. Тату всё ещё не могла отойти от этого липкого ощущения — ощущения вины за то, в чем она не была виновата. — …не рано встала? — Колетт едва не подавилась дымом. Эго вошел совершенно неслышно. И остановился прямо за спиной. — За окном ещё темнота. — Я… не смогла уснуть… — А ты всегда куришь, когда не можешь уснуть? — Антуан, конечно же, заметил, чем она занимается. — Или только сегодня? — …очень редко, — Тату смутилась, стараясь не поворачиваться. — Раз в несколько месяцев, или даже… лет. И вообще — это даже курением назвать нельзя. Так — баловство. — Ну, сигарету ты в руках держишь, затяжки тоже делаешь. Это не электронная игрушка, так что — твоё действие носит название именно «курение», а никак не баловство, — назидательно сказал Эго, подходя и усаживаясь напротив. — Что-то случилось? Колетт пожала плечами, смотря на тлеющий пепел на кончике. — Ничего, вроде. — Правда? — Эго взял из её пальцев сигарету, сделал последнюю затяжку и потушил окурок, раздавив его по дну пепельницы. — Колетт, я же не слепой пока ещё. Не окончательно, скажем так. Рассказывай. — Увы, ничего нового я тебе не расскажу, — она посмотрела на него так, чтобы он смог уловить по её взгляду, насколько всё паршиво. — Ну, давай тогда что-нибудь старое. Я не против. Колетт не оценила его кислой улыбки. — …твоего отца… не поймали, так? Эго молча кивнул. — И что ты собираешься делать? К Фраю, как ты сказал, лимит доверия у тебя исчерпан… а что же дальше? Антуан, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос: ты прикидываешься или правда не понимаешь, что происходит? И когда ты шел на встречу к своему отцу, ты думал, что он… может тебя убить запросто? А? — Я много, о чем думал. И о том, что там — ловушка, тоже. Но, вот в чем дело: после его… письменного приглашения, я понял только одно — выхода другого нет, — сказал Антуан, почти не поддавшись на её провокацию. — И замечу, что его вина в преступлениях, что произошли в нашем городе, ещё не доказана… — Почему ты… начал его защищать? — Никого я не защищаю, — отрезал Эго, всё же опустив глаза. — Но и Фраю ты ничего, судя по всему, не рассказал, так? — С Фраем покончено. Точка. Я сам во всем разберусь, — рыкнул Эго. — О чем вы с ним говорили? — Прости, но это… личное. Колетт кивнула, но не собиралась так просто сдаваться: — А твой… отец рассказал тебе, зачем приехал? Эго мотнул головой. — Налаживать с тобой, выросшим уже, отношения? Сомнительно. — Ты про что? — поджимая губы, спросил Эго. — Помнишь, ты как-то говорил, что он хочет приехать, из-за того, что… какая-то там часть дома твоей матери… принадлежит ему? — Да, но дом, вернее, дарственная на него — липовая, так что с этим он может благополучно обломиться. — Да уж, — бросила Колетт. — И зачем ему вообще была нужна такая сараюшка на отшибе? Простите, разваливающийся дом… но разве что, если под ним есть тайник с алмазами… Эго внимательно посмотрел на неё. — То есть — снова простите, — был когда-то… — Это Фрай тебе напел? — он нахмурился. — Он и тебе пел, — напомнила Колетт. — Торнтон же назвал ему двух людей, которые знают, где сейчас находятся эти алмазы… — Так. Может, хватит ходить вокруг да около? — спросил Эго. — Есть что сказать? Вперед. — Только вот… ни Торнтон, ни Фрай, похоже, не в курсе, что этих людей вовсе не двое, а, как минимум, четверо. — Колетт увидела, как изменился в лице Антуан. — И двое из них уже в могиле. И рано или поздно, но… твой папаша, который, судя по всему, за алмазами сюда и прикатил, узнает о других. И, как ты думаешь, что ждет их? — Откуда ты всё это взяла? — Из разговора с одним человеком, которого ты несправедливо обвинил… — Ты, что… общалась с… — он, прервав её слова жестом, не сумел договорить. Взялся за пачку и судорожно вытащил сигарету. — Колетт, какого… извини меня, хера?! — Не понимаю, чему ты удивляешься… — Я? — охнул Эго, вскакивая. — Нет, что ты! Я совсем не удивлён — я в чертовом шоке!!! Колетт молча подняла на него глаза, ожидая, когда он выскажется. — И когда ты, интересно, успела развесить уши перед этим… козлом, который думал всё это время лишь о себе?! — Это Розенкранц-то думает о себе? — ей чуть смешно не стало. — Антуан! — Я спрашиваю, когда он всё это успел тебе… — Сегодня. То есть — вчера. Я была у него. Эго всего перекосило. Колетт сглотнула. — Антуан, он сказал мне то, о чем никто даже не догадывается. Он мне рассказал такое, что… в общем, это покажется дико странным, знаю, но… — Ну Фрай и мудак, — Эго закурил и пододвинул к себе пепельницу. — Других способов поймать преступников у него, видимо, больше нет. И тебя без жучка не отпустил. — Что? — Колетт, увлеченная своим рассказом, совсем не услышала его слов. — Розенкранц задержан. Я разговаривал с ним в участке. — …не может этого быть… что за бля… — Тату хотела выматериться, но сдержалась. — Неужели этот таксист… скотина, а не таксист! Получается, что я… привела копов к Розенкранцу? Черт! — Ничего. Давно пора было показать ему… — Стой, Антуан… ты говоришь, что вы пообщались? Что он тебе сказал? Хотя бы про то, что твою мать он не убивал, и про… — Конечно, не убивал, да он что угодно бы наплел, чтоб отделаться от таких обвинений, — фыркнул Эго. — Пока что все ниточки только к нему тянутся… — Нет-нет-нет, Антуан, ты с ума сошел? — Колетт в отчаянии потрясла его за плечо. — Розенкранц не убивал! Его же подставили! — Да, обязательно. Больше делать нечего — подставлять его. Он сам кого хочешь подставит. — Эго не желал слушать её доводы, и Тату это заметила. — А соврёт так и вообще, как боженька. Сколько раз я его спрашивал — а он твердил, что «всё в порядке». Кретин. Между прочим, один из ключей, которые фигурируют в деле с этими брелками… один из ключей принадлежал Розенкранцу… — Да, он потерял ключи! Да! Он мне сам об этом сказал! А точнее — скорее всего, что у него их стащили… Незадолго до… — Очень удобно их «потерять», знаешь ли… — Антуан, нет, погоди, не руби с плеча! Ты же не знаешь всего… — Да, я пока не знаю всего, но и верить в то, что он мне наговорил, не собираюсь. Это всё туфта. У него был свой шкурный интерес. — Какой же? — Он получал по завещанию моей матери ровно половину имущества, которое я оформил ей, и которое нажил своим трудом… — Он отказался от наследства в твою пользу. Ты забыл? — Колетт продемонстрировала, что знает довольно много. — И вообще — твоя мать была для него самым близким человеком после того, как он был оформлен в приют… — Ага, бедный сиротка, обделенный вниманием и одержимый жаждой мести, конечно, не мог убить её, для того, чтобы… хотя бы насолить мне! И самоутвердиться. Конечно нет! Что ты! — начал ёрничать Эго. — И почему же он тогда не сделал этого раньше? — А потому что — он сделал это тогда, когда я перестал приезжать туда! И мать осталась практически одна. После нашей очередной ссоры «навсегда»… — А кроме Розенкранца с ней никого не было? Совсем? А что насчет Клауса? А что насчет твоего тёмного папочки? М?! Розенкранц никогда не желал зла твоей матери и не желает зла тебе, Антуан, пойми, что… — Не желает, значит? — А ты до сих пор не понял этого?! Ты же знаешь его восемь с половиной лет! — Да. Только иногда и всей жизни мало, чтоб узнать человека, — помрачневший дальше некуда Эго сделал последнюю затяжку. — Да и то, что мы знаем, увы, не всегда является правдой… — Антуан, — Колетт не сразу поняла, о ком он говорит. А потом до неё дошло — о матери. И стало не по себе. — Ты… Но Эго, не обращая на неё внимания, прихватив зачем-то ещё одну пепельницу, ушел в свой кабинет.