Звёзды над Парижем

Антуан был уверен, что Кевин ещё пожалеет о том, что так расслабленно принял его на своей «территории». Первый блок конференции, посвященный исключительно новому меню, его возможному расширению, и вопросам, связанным с постоянными поставщиками, а также прочими доходами-расходами на кухне, обязательно будет прерван вопросами о нём — о человеке, за жизнью которого все эти репортёришки следили с отчаянной, маниакальной упёртостью ещё год назад. Эго прекрасно знал, что они выбили себе место в этом мероприятии только ради того, чтобы выудить хоть какую-нибудь «грязную вещичку», рассказывающую о том, что же на самом деле скрывается за внушительным фасадом одного из старейших ресторанов в Париже. А именно этого Жанна Адсорбт и боялась больше всего — она слишком привыкла к тому, что за хорошие бабки все готовы закрыть глаза и даже — рты. Но с этими людьми такие номера, — как успел убедиться сам Антуан, — вряд ли, пройдут. Журналистов из «недостоверных изданий» практически невозможно купить. Потому что они сами — те ещё торгаши. Напрасно Антуан понадеялся, что сможет незаметно пересидеть в тени. Хотя бы пока. Едва журналисты вошли — ну, даже в этом, казалось бы, обыденном деле, они сумели сделать по-своему: толкаясь, но хотя бы — не пререкаясь матом, как это очень часто случается, а… впрочем, ничего культурного в том, чтобы вваливаться в помещение, словно на чертову распродажу, тоже не было, — все принялись щелкать именно его, напрочь забыв и о вопросах, и о су-шефе. Антуан никогда не был большим любителем фотографироваться — и это притом, что он умел себя подать и, в принципе, давно перерос какие бы то ни было смущения и комплексы, — исключением являлся, разве что, Сорель, фотограф, который когда-то показал ему, что внешность тоже может сыграть на руку. Довериться профессиональному фотографу, для которого твоя фотография — всё, и среднему журналисту, держащемуся за фото как за соломинку, лишь помогающую выплыть в море разной информации, — совсем разные вещи. Антуан откинулся на спинку стула, закрывая глаза — вспышки резали их будто ножами. В данный момент его крайне раздражали звуки фотоаппаратов — в большинстве своём, очень дешевых фотоаппаратов. А ни о какой вежливости, или «фотоэтике», — о которой знают все, так или иначе, работающие в сферах, где концентрация выступающего очень важна, — не было и речи, и журналисты не столько слушали ответ, сколько пытались ухватить ценный кадр. Но за этими кадрами — пустота. Ведь Антуан, в отличие от Кевина, давно понял: в лучшем случае, удачным снимком они украсят первую полосу газеты, и прилепят какой-нибудь идиотский заголовок, но сколько б ты ни пытался вчитаться в текст — ничего дельного там не будет. — …кто является автором-вдохновителем нового меню? — неожиданные вопросы посыпались куда раньше, чем того ожидал Кевин. — И если у ресторана полностью обновится меню — не боитесь потерять постоянных клиентов? Антуан тут же ощутил на себе растерянный взгляд. — …о-о-о, полегче, я бы разделил этот вопрос на два самостоятельных, уважаемый, — и пришлось выручать, отстаивая честь «Ледойен», — итак, ваш первый вопрос, насколько я понял: кто является автором нового меню? Верно? Кевин, сглотнув, кивнул ему синхронно с журналистом, и с трудом посмотрев на мелкого наглого парня, ответил максимально сдержанно. — …вдохновителем нового меню является мсье Эго… — …ага-ага, стало быть, ваша кухня до его прихода была настолько плохой, что… — начал было валить журналист, но Антуан, быстро сориентировавшись, метнул на него убийственный взгляд, заставивший того заткнуться. — …минутку, кажется, я правильно услышал — второй вопрос звучал несколько по-другому? — Эго почувствовал, как все затихли, едва ли не перестав дышать и ожидая его бурной реакции, но он не собирался выходить из себя. Не сейчас. — Не боимся ли мы потерять постоянных клиентов? Кевин снова с благодарностью посмотрел на него и, прокашлявшись, выдал: — …дело в том, что постоянные клиенты — это весьма ограниченный контингент… а мы работаем на привлечение новых и новых клиентов! — …а не выйдет ли боком такая идея? — спросил тут же уже другой паренек, активно лезущий в первый ряд с самого начала конференции. — Я имею в виду, что вы можете вообще потерять клиентов, если Эго… И Антуан почувствовал явный укол в свою сторону. — …начнет активные действия… — продолжал журналист, несколько раз щелкая фотоаппаратом и ловя весьма обескураженного Кевина в тиски, — может ли быть так, что вы позвали его исключительно для запугивания других шефов? — …боюсь, юноша, что ты ушел не в ту сторону, — пророкотал тогда Антуан, опираясь на столешницу, — мы тут все взрослые люди. И играть в какие-то страшилки с запугиванием… нет, увольте! Это бизнес. И только. Журналист, усмехаясь, перевёл взгляд на Кевина, по-прежнему тупо молчащего. — …простите, но я бы хотел, чтобы этот вопрос прокомментировал су-шеф… — …да уж — хотеть не вредно! — Антуан скривился в такой же брезгливой гримасе, давая понять, что вопрос, по-хорошему, нужно было вообще снять. Но провокации, стоит заметить, оказались весьма крепкими. — Так, мсье су-шеф? Кевин уставился в бумаги, на которых не было ни единой «подсказки», что делать в такой ситуации. Антуану даже пришлось лягнуть его под столом. — …нууу, кухня нашего ресторана всегда держала определённую планку — все знают об этом, и сейчас, с приходом мсье Эго, изменилось лишь одно — меню. Но могу вас уверить — блюда нового меню останутся всё на том же уровне! — …но только ли в меню тут дело? — принялся закапывать Кевина журналист. — Вы правы в некотором роде — все же знают не только том, что в «Ледойен» хорошая кухня, но и о том, что для мсье Антуана Эго нужна… лучшая! Не так ли? Антуан, рассматривая скатерть, чуть улыбнулся — парень явно готовился. — …и считайте, что он её нашёл! — рявкнул Кевин, привстав. — Всё! Следующий! — …а продолжите ли вы занимать место су-шефа с приходом мсье Эго? Кевин сжал кулаки, едва сдерживаясь. Антуан уже понял, что дальнейшее общение с прессой пойдет крайне туго. Задавать такие вопросы прямо при нём — верх бестактности. Но он знал, на что соглашается. — …успокойтесь, все кадровые перестановки будут обоснованы, молодой человек, согласно должностным инструкциям, — Антуан, наклонив голову, наконец поймал взгляд журналиста, и постарался говорить крайне доходчиво, — ну и большая их часть будет производиться только при крайней необходимости! — …газета «Бон аппетит», мадмуазель Эдж… позвольте? Всем известно, что «Ледойен» не так давно попал в глубокую яму забвения и, кстати, это случилось после ухода кулинарного критика… вашей коллеги, кажется, Шолин Ле-Клер? — начала тут молоденькая девушка, единственная, представившаяся как положено, и показавшаяся из-за мужских туш. — А как вы оцениваете шансы ресторана сейчас, когда ей на смену пришли вы, мсье Эго? Как вы оцениваете шансы «Ледойен» на уровне с другими именитыми ресторанами Франции? — …боюсь, что эти вопросы не вполне соответствуют заявленному тематическому наполнению данного блока, — Антуан внимательно следил за её реакцией, — а как поведет себя рейтинг ресторана в динамике сказать пока трудно, но… будем надеяться на положительный результат… Девушка с сожалением кивнула, внимательно выслушав его. И Антуан был почти уверен, что она не переврёт его слова даже в угоду какой-нибудь «сенсации». — …а кто станет первым счастливчиком, попробовавшим новое меню? — тут Кевину снова пришлось включиться. Антуан же обвёл вопрос Эдж, отметив, что задала она вовсе не тот, что значился в бумагах. Кажется, она очень хотела услышать его развернутый ответ. Но ей не повезло оказаться в «привилегированной» группе журналистов. И тогда он решил, что нужно это исправить. Пока Кевин, с грехом пополам, отвечал на вопросы о том, что, по идее, у него должно было от зубов отскакивать, он встал подошёл к ней и, быстро, дабы не привлекать совсем ненужного сейчас внимания, практически не раскрывая рта, шепнул два слова: «Забудьте диктофон». В спину ему снова защелкали фотоаппараты. Антуан вышел, уже ощущая себя выжатым лимоном. А это были лишь цветочки. Но дальше всё должно было устаканиться. Он готов был рассказать о перспективах солидным журналистам, точно знающим, что им нужно, в каком объёме, в каком стиле. И главное — чётко знающим, кто он такой. Антуана, несомненно, радовало, что вторая группа — это серьёзные люди, имеющие представление о том, как с ним можно разговаривать и о чем лучше задавать вопросы. Он вдруг понял, что жутко соскучился по вниманию, и чего греха таить, — по сдерживаемому, но всё же страху других перед ним. Как бы сильно он не пытался это отрицать. Однако, задачу несколько усложнял тот факт, что сейчас валить ресторан было нельзя. И значит, нужно было из шкуры вон вылезти, но оставить лишь наилучшие впечатления. — …как успехи? — Сорель подкрался слишком тихо — Антуан, чуть не схватившись за сердце, сердито глянул на него. — Су-шеф не заподозрил? Антуан неопределенно качнул головой — идея сказать Кевину о приказе Адсорбт возникла слишком внезапно. Предугадать реакцию было невозможно, но пришлось идти на такой риск. Впрочем, Кевин тоже оказался весьма тёртым. Как и предполагали они с Сорелем, он за последние пару часов не сделал ничего такого, что могло бы хоть как-то выдать его двойственную натуру. Напротив — играл дурачка так, что не подкопаешься! — …но ему явно не понравилось, что я стащил одеяло на себя… — хмыкнул Антуан. — …а ты всё-таки стащил? — заулыбался Сорель. — Оставил бы парню хоть чуть-чуть! — …ну, если он на простейшие вопросы не мог членораздельно ответить… — Ле-Клер мне сказала, что он — своего рода паразит… всегда ищет носителя, посильнее… чтобы прикрепиться к нему и затем, будучи в безопасности, лезть наверх… — …намекаешь, что он выбрал себе целью заполучить меня? — Антуан выгнул брови. — …да, — отозвался Сорель, без конца смотря на часы, — Ле-Клер упомянула, что прежним носителем был повар, претендующий на место правой руки Адсорбт на кухне… так он быстренько подсуетился и слил его! — …а мне казалось, что Ле-Клер не такая злопамятная… — сказал Антуан, отмечая про себя, что он слишком часто начал искать ей оправдания и вообще — лепить из неё какой-то идеал, — почему она так заинтересована в этом? — …в смысле? — …да в прямом! — выдохнул Эго. — Почему она выложила всё это тебе? Знала, что ты побежишь мне рассказывать? Чего-то тут не так! — …да, не так — ты пытаешься обелить Кевина? — вернул ему вопрос, ставящий в ступор, Сорель. — …знаешь, я считаю, что победа над старой шваброй будет неполной, если я не перетащу её подкаблучников в свою команду! — пошутил он, увидев, как двери распахиваются, впуская навьюченных техникой телевизионщиков. — Так что — увидишь, я устрою так, что Кевин передумает делать из меня своего носителя! И сам захочет выступить на моей стороне! Пока заканчивалась первая часть, Антуан успел заметить, что во всех социальных сетях уже появились первые фотографии с какими-то идиотскими хэштегами, вроде «ПоварБерегисьВоткнутогоВСпинуНожа». Решив, что обижаться на придурков и провокаторов — нет смысла, он бегло пролистал ленту, поставив лишь один «лайк» за сдержанный пост — и, что, в общем-то, слегка погрело душу, за свою старую и крайне удачную фотографию, сделанную Сорелем, — размещенный в сообществе кулинарной газеты «Бон Аппетит». И лишь, когда он увидел в «контактах» имя и фамилию главного редактора, его прострелило: именно эта газета впервые написала о «Гюсто». Когда Огюст только начал, мало кому верилось, что всего за пару лет его ресторан, в принципе, довольно средний, вдруг станет одним из самых-самых. Они тогда взяли у него грандиозное интервью, сделали кучу фотосессий за счет редакции, даже помогли с книгой «Готовить может каждый», ходили всем коллективом на ужины, как на работу, и писали хвалебные статьи. Газета неслабо поднялась в рейтинге. Гюсто, в свою очередь, стал их лицом на какое-то время. Да, на то самое, пока не пришел он. И не разнёс это «потрясающее, тонкое, космически-вкусное» заведение в пух и прах. Самым, пожалуй, обидным в той ситуации было то, что блюдо, поставленное перед ним, и правда было несъедобным, а все те, кто получал немаленькие денежки от продажи «лица» Гюсто, смотревшего с многочисленных обложек, просто не хотели признавать очевидного. Никто не сказал старику в лицо: «Приятель, остановись. Ты выдохся». Зато он сказал. Может, грубо и слишком в лоб, но сказал. И, конечно, это моментально возвело его в статус злейшего врага. А когда ресторан лишился звезды, «Бон Аппетит», носивший тогда другое название, не то что не пришёл поддержать Огюста, но и отказался от дальнейшего сотрудничества с ним. И в этом была их главная ошибка. Газета снова упала на самое дно, где ей, по мнению Эго, всё же было самое место. Когда же умер Гюсто, и ресторан потерял ещё звезду, они стояли в ряду всех тех, кто, нагло прикрываясь его же фразами, сказанными совсем по-другому поводу, обвинял его — Антуана. Все эти воспоминания заставили его вернуться к посту на «Фейсбуке» и перечитать его внимательно. И сейчас в глаза моментально бросилась строчка, написанная как раз с намёком на прошлое: «Многие уверены, что люди не меняются, но иногда изменения не видны, если не посмотреть на человека совершенно с другой стороны. Антуан Эго возвращается в ряды критиков — он подписал контракт с известным, но, будем честными, в последнее время держащемся на плаву только благодаря огромным финансовым затратам, рестораном «Ледойен». Всех волнует лишь один вопрос: остался ли он тем самым «великим и ужасным» Эгоцентриком»? Как показывает опыт, не всегда количество звёзд определяет качество ресторана…». — …мсье Эго, вас там ожидают… — он торопливо жамкнул на кнопку блокировки экрана, когда подскочил управляющий, — я так понял, что какому-то журналисту очень хочется поговорить с вами с глазу на глаз, и да — я сказал, что этого не предусмотрено, но… Антуан нисколько не удивился, когда в дверях увидел ту самую мадмуазель Эдж. — …давно вы работаете в этой газете? — спросил он, когда она послушно вышла с ним из ресторана — лишние уши были явно не нужны. — Я вас, признаться, не припоминаю… — …нет-нет, я работаю недавно… — улыбнувшись, ответила Эдж, — пару месяцев… И Антуан подумал, что это ему как раз на руку. — …скажите, если вас не затруднит… это была ваша инициатива прийти на конференцию или — начальства? — …идея начальства, но… — она покусала губы, — поговорить с вами в более спокойной обстановке — моя… — …нет, к сожалению, этого не выйдет, — Антуан глянул на часы, — я крайне занят. Да и не особенно я люблю все эти интервью… но вы же оставили диктофон? — …да, на столе… — кивнула Эдж. — …значит, какую-никакую, но информацию получите… — …спасибо, мсье Эго… и я скажу больше — уже успела кое-что почитать о вас, — Эдж заинтересованно рассматривала его, — я в курсе того скандала, что случился несколько лет назад… а ещё я в курсе, что вы тоже открывали ресторан, но дело не пошло… И Антуана снова дёрнула мысль, пришедшая в голову внезапно, ещё при ответе на её вопрос. — …давайте так, мадмуазель Эдж… — он глубоко вдохнул свежий воздух, чтобы собраться с силами, — оставьте свой номер… я передам вам диктофон и… возможно, мы кое-что обсудим, но, при условии, что вы не станете распространяться об этом никому, особенно вашему начальству, договорились? Он едва успел скрыться с крыльца, как начали подъезжать журналисты. На сей раз это были представители ходовых, проверенных годами изданий, не только Франции, но и Америки, Германии, Великобритании, Италии и даже — России. В зале снова сделали перестановку — поставили ряды мягких стульев, вывели на плазму тему выступления, а также его фотографии, иногда прерывающиеся кадрами-хроникой истории «Ледоейн». Оформили рекламный уголок, натянув сзади огромный баннер с одной из фотосессий Адсорбт. Ему показали, как пользоваться чудо-планшетом, где в режиме реального времени высвечивались вопросы и сразу рядом шла колонка, вкратце рассказывающая о журналисте и представляемом им издании. Планшет синхронизировался с микронаушником, в котором можно было переключать язык щелчком пальцев. Одним словом, совершенно другой уровень. Но Антуан с некоторой ностальгией вспоминал свои первые выступления на публике — тогда, больше тридцати лет назад, он и помыслить не мог, что скоро наука дойдет до таких изобретений, — тогда общение было более живым, что ли. — …мсье Эго? — Антуан, сжав челюсть, обернулся, желая сказать что-нибудь грубое — неужели, его невозможно отличить от других, особенно сейчас. — Я ваш оператор на сегодня, итак, у нас через десять минут прямое включение… всего будет четыре включения по пятнадцать минут… — …хорошо, от меня что-то дополнительно требуется? — …да, когда я вам маякну — я буду рядышком, включаете микрофончик, — и оператор надел на него проводок с маленькой мигающей головкой, — не волнуйтесь, он адекватно относится к постороннему шуму, дышите полной грудью — запишет чисто, а вы собираетесь с мыслями и лучше — смотрите в камеру, поскольку контакт со зрителем нам важен, как мне тут только что сказали, а дальше — как обычно… ну и большая просьба — не нервничать, не заикаться, не «воткать», не «нукать», одним словом — чего я вам рассказываю, — не усложнять мне жизнь… перезаписывать или вырезать что-то во время прямого та ещё мука… — …да, естественно, — кивнул Антуан, — а что насчет языка… — …решили, что перейдут на английский. Вам ведь так удобнее? — …да, значительно, — сказал Антуан, чуть расслабляясь, — хотя бы, об этом не нужно думать — хватит и других дум… — …мсье Эго, там фотографы спрашивают — вас можно поснимать перед началом, или — после? — снова подскочил суетливый, как никогда, наверное, управляющий. Чтобы не отвлекаться во время самого выступления, Антуан решил, что попозирует сейчас. Во время того, как вспышки сыпались со всех сторон, он успел подумать о том, что, пожалуй, к такому слишком легко привыкнуть. К вниманию. К комфорту. К деньгам. Да. И, пожалуй, даже Адсорбт не так уж виновата в том, что стала последней тварью. Ощущение власти, — когда тебе смотрят в рот, и что бы ты ни произнёс — тебе верят, — очень опьяняет. Подчиняет. Подсаживает на себя, как на иглу. Антуан и сам сталкивался с таким чувством, конечно, не в таких масштабах, как Жанна, но в какой-то степени он прекрасно понимал её. Хорошая, богатая жизнь — это наркотик. Сильный наркотик, как героин. «Слезать» с него нужно постепенно. Иначе можно не выкарабкаться. — …леди и джентльмены, — и вот перед ним распахнули двери — усевшиеся журналисты взорвались аплодисментами, пока он шёл, — изо всех сил стараясь не сутулиться и не выдать ни мускулом своего волнения, — под бдительным оком камер, которых оказалось куда больше, чем он предполагал, — Антуан Мари-Пьер Де-Ришаль, больше известный, как Антуан Эго — кулинарный критик… К счастью, перечисления его заслуг в мире гастрономии Франции и не только хватило ровнёхонько до того, как он, наконец, достиг цели, — чуть улыбнувшись и склонив голову в знаке ответного уважения, — и уселся за стол. Где можно было хоть на пару мгновений выдохнуть. Из-за жесткого тайминга на паузы особенно времени не было. Первые вопросы не относились к обязательным, но всё же — Эго было приятно, когда журналист первым делом поинтересовался как у него дела и выразил соболезнования, сперва в связи со смертью матери, а после — ещё в связи с закрытием «Рататуй». Кажется, о нём успели услышать не только в Париже. — …скажите, сэр, учитывая вашу завышенную планку в отношении кулинарных талантов поваров, как вы решились на такое — работать с женщиной? — корявый, но по-прежнему экспрессивный говор вставшего следом итальянца заставил его улыбнуться. — Особенно, зная непростой характер шефа Адсорбт? — …я больше не страдаю сексистскими отклонениями, если вы об этом… — начал Антуан, мысленно расчленяя этого парня на куски — раз он однажды упомянул, что не особенно любит «женскую руку» в ресторанах, это не значит, что все женщины планеты не имеют права быть шефами. Он закрыл глаза на мгновение — раздражение поднялось выше. Зачесалось в горле. А сейчас ему придётся в прямом эфире обсуждать ещё и характер Адсорбт, будь она трижды неладна. И убеждать всех присутствующих, что знаменитый стереотип: «Бабе не место на руководящей должности, а уж во главе кухни — и подавно» — пережиток прошлого. — Что же насчет характера — у кого он прост? Другое дело, когда это начинает мешать продуктивной работе. Но в случае с профессионалом — кем, несомненно, является шеф Адсорбт, — такого не бывает! — …си-си, я понял, тогда спрошу иначе, — не отставал журналист итальянского журнала «Cucina Moderna», — на какие трудности характера вы готовы закрыть глаза, если они явно есть? Антуан не сразу поднял голову — неожиданности только начинались, судя по всему. Идя сюда, в «Ледойен», он отдавал себе отчет, что придётся не раз и не два наступить на горло собственной гордости и убеждениям, чтобы сработаться с Адсорбт. Но вот говорить об этом сидя на конференции, пытаясь завуалировано, но донести до всех слушающих его людей тот факт, что какие бы усилия он или кто-то другой — уже неважно, — не прилагал — ресторан спасти не удастся, и шеф действительно перестала быть профессионалом, потому что «закрывать глаза» на её отвратительное поведение невозможно, — было в разы труднее! Практически неосуществимо. Ему показалось, что он весь горит, пока журналисты сосредоточенно записывали его лживый бред в блокноты. — …что нового вы, как критик, собираетесь привнести в это заведение? В чем отныне будет его изюминка? — Антуан успел слегка подумать над данным вопросом, пока все переваривали ответ на предыдущий. — …знаете, как говорят во Франции: изюминкой в руках кулинарного гения может стать даже персик! — усмехнулся он, и все поддержали. — Но вообще — изобретать велосипед я не собираюсь. Все, надеюсь, знают, что хороший ресторан держится на трёх составляющих: это, во-первых, качественные ингредиенты, во-вторых, профессионалы на кухне, и наконец — простота. Да, вы не ослышались. Просто — это ни в коем случае не синоним словам «плохо», «безвкусно», «безыдейно». «Просто» в данном случае будет синонимом слову «надёжно». Журналисты оживились, заперешептывались, явно стремясь обсудить его мнение друг с другом. — …я бы мог развить эту тему, но поскольку у нас регламент… — Антуан развёл руками, — скажу так: многие сейчас забывают, в погоне за прибылью и известностью, о том, что чем проще механизм, тем лучше он работает! Вы спросили, что нового я привнесу в работу? Я отвечу — верну ресторан к его традиционной модели! А главное здесь — это традиционная французская кухня! — …вы считаете её — то есть французскую кухню, лучшей среди прочих? — …а если бы было по-другому, считаете, я бы взялся за это? — вопросом на вопрос ответил Эго, нисколько не смущаясь того, что это невежливо. — …простите, но не от устаревшей ли модели так стремилась уйти шеф Адсорбт? — …м-м-м, я уверен, что шефу важнее стабильный результат, чем мифические мечты о мгновенном обновлении, — качнул головой Антуан, проводя пальцем по экрану планшета и сметая в «корзину» вопрос, на который он ответил. — …а что будет с вашими прямыми конкурентами? — серьёзная провокация всплыла в тот самый момент, когда на него поглядел ещё и оператор, показывая, чтобы он готовился отвечать на камеру. Антуан сделал несколько вдохов-выдохов, пока нащупал малюсенький микрофон и ткнул по нему. Он прекрасно понимал — сейчас либо вывозить, либо — рухнет весь его план. Третьего снова не дано. И потому воспользовался старым, проверенным ходом, который выручал в сложных ситуациях. — …вы спрашиваете о конкурентах? О чьих, о моих лично? — принялся сыпать ответными вопросами Эго. — Или всё же — о конкурентах ресторана? Можете ли вы их назвать? Навороченная камера, управляемая теперь, оказывается, тоже кнопками на маленьком пульте, чуть прожужжав, поехала вверх по штативу, останавливаясь на уровне его глаз. В это же время оператор жестом показал своему коллеге, снимавшем зал сбоку, перевести другую камеру на журналиста, который, к слову, тоже подрастерялся, но затем быстро сообразил, что к чему. — …я говорил про конкурентов именно в плане кухни… например, ресторан всего в нескольких кварталах отсюда… — и усмешка журналиста едва не вывела Антуана из себя окончательно, — мы сегодня имели удовольствие там отобедать — ресторан «Миура», он уже имеет четыре звезды, а шефу всего двадцать восемь! — …да-да, я наслышан про племянника великого Жоэля Робюшона, — сказал Антуан, чуть скользнув взглядом по притихшему залу, — да и его ресторан на Монталамбер весьма известное место… — …верно, и чтобы тягаться с этим гигантом шефу Адсорбт понадобится немало… — принялся уже в открытую провоцировать журналист, — денег? Хитрости? Или хватит только вас, знаменитый сэр Эго? — …простите, что вмешиваюсь, коллега, но… — вскочил тут самый низкорослый и тихий из присутствующих — карлик, — этот дуэт с шефом Адсорбт уже окрестили самым «бомбическим» за последнее время в кулинарной жизни Парижа! Поэтому я могу смело предположить, что мсье Эго вполне способен справиться с любым конкурентом! Журналисты переглянулись меж собой. Довольно злобно. Все с азартом следили за каждым их движением. — …очень лестно, что вы считаете нас… — Антуан, прикусил нижнюю губу, когда чуть не ляпнул «меня», но вовремя спохватился — Адсорбт это бы явно не понравилось, — такой силой… а конкуренция в кулинарном бизнесе такая же, как в любом другом — она постоянно растет, и сидеть сложа руки точно нельзя… — …вот мы и хотим услышать — что вы собираетесь делать? — …ох, по-вашему, я должен сейчас все карты раскрыть? — принялся размазывать Антуан, отчаянно ища подходящие слова. — Нет уж, простите. Пока это останется при мне. Но будьте уверены, «Ледойен» обойдет конкурентов, если возникнет такая необходимость! — …мсье Эго, я знаю, что до вас в «Ледойен» работала Шолин Ле-Клер, критик, с почти такой же известностью, — вставший мужчина в довольно почтенном возрасте, посмотрел ему в глаза, — однако сейчас её практически нигде не видно. Уже пару лет точно. Ходят разные слухи, но все они сходятся во мнении, что Жанна Адсорбт уничтожила весь стержень в Ле-Клер, оставила её буквально без средств к существованию… не боитесь, что с вами будет также? Антуан прочел вопрос за пару секунд до того, как главный редактор журнала «Французская кухня» задал его. В устной форме вопрос его звучал несколько по-другому. В письменной же — представлял собой прямую провокацию: «Считаете ли вы, что шеф Адсорбт идет по головам своих же людей, но — особенно по головам критиков, ради выгоды?». Но он и так уже понял, что сейчас посыплются именно такие — выводящие и задевающие больные темы, — вопросы. — …я не могу, и честно говоря, совсем не хочу судить о том, что именно произошло между шефом и критиком, — Эго изо всех сил старался выглядеть спокойным, — вероятно, что они дали друг другу всё, что могли, на тот момент… по поводу — не боюсь ли я, как вы выразились, что со мной будет также… хм, я уже в таком возрасте, когда пора готовить себе тихое местечко, чтобы в любой момент можно было уйти. А вообще — будь я трусом… На этих словах все снова напряглись и широко распахнутыми глазами уставились на него. — …то не выбрал бы своей профессией ту, где взаимодействие с людьми обеспечено просто на сто процентов, дамы и господа… — закончил он, отчаянно борясь с желанием плюнуть на всех этих людей и наконец-то высказать всё, что накопилось внутри по отношению к Адсорбт, да и к ситуации в целом. — …а связано ли возвращение в ряды критиков, — снова обратил на себя внимание итальянец, нагло перескочив с пару-тройку других вопросов, — с тем, что ваше заведение «Рататуй» не принесло прибыли… и с тем, что никто, кроме шефа Адсорбт, не позвал вас на работу? Антуан за прошедшие сорок минут не раз уже подумывал над тем, чтобы снять подобного рода вопросы. Но, успокаивая сам себя тем, что осталось всего ничего, решил, что не станет обламывать журналюгам такой кайф — пусть себе думают, будто смогли загнать его в тупик. — …про «Рататуй» я не собираюсь распространяться, — выплюнул он, с едкой усмешкой глянув на парня, — и моё возращение в ряды критиков никак не связано с тем, что меня никто не брал на работу, вовсе нет. Я сам не искал её. И шефу Адсорбт я нужен куда больше, чем она мне! — …видимо, наша информация верна, — встрял тут другой смуглокожий парень, — и дела у шефа Адсорбт действительно слишком плохи, если она решилась на столь отчаянный шаг — согласитесь, сэр Эго, ваша репутация оставляет желать лучшего… особенно после скандала с покойным Гюсто? Антуан молился только об одном — чтобы не начали перемывать ему кости. Хотя бы — не сейчас. Но… не вышло. Стали. — …к чему вы это сейчас? — он прищурился. — Считаете, что… — …секунду, сэр Эго, позвольте? — перебивая, вскочил доселе молчавший журналист с первого ряда. Антуан, выдыхая, кивнул. — Я тут услышал, что здание, в котором находился ресторан «Гюсто», теперь принадлежит шефу Адсорбт? Это правда? — …да, это правда, — подтвердил он, надеясь, что предыдущий вопрос не всплывет больше, — и раз вы такой продвинутый в плане информации, может, вы знаете, кто там будет управляющим? Поиздеваться ведь и ему позволено? Антуан увидел, как вытянулись лица сидящих. — …а разве есть варианты? — усмехнулся американец, чье издание всегда отличалось броскими заголовками, эпатажными интервью и нестандартным подходом в вопросах новых кадров. — Конечно, вы! Антуану даже не понадобилось ничего отвечать — они лишь обменялись взглядами, и остальные всё распрекрасно поняли. Правда, от заинтригованных перешептываний во время следующего вопроса это всё равно не спасло. — …продолжите ли вы писать статьи, как делали это раньше? — женщина с безумной прической, вся в пирсинге и татуировках, привлекла к себе немало внимания, стоило ей заговорить. — И можно ли рассчитывать на непредвзятое, объективное мнение, учитывая, что шефу Адсорбт нужно лишь одно — задавить всех конкурентов в Париже? Антуан, глянув на информацию, высветившуюся на экране планшета, сразу понял, откуда столько внимания именно к этому вопросу и именно к этой персоне. Перед ним стояла Вивьен Эскофье — внучка одного из интереснейших поваров Франции. Август Эскофье, готовящий в стиле «Cuisine de terroir», творящий с самыми обычными продуктами какие-то чудеса, с десяток лет как ушел из жизни. Он был почти единственным долгожителем среди поваров. А чудеса с едой он творил в самом неожиданном смысле — если уж сам Гюсто в молодости брал у него уроки, то вполне можно было сравнить их блюда, — и в так называемой «деревенской» кухне старик-Эскофье был безоговорочным лидером. — …да-да, я понимаю, о чем вы, — сказал Эго, дёрнув уголком губ, — писать статьи я, конечно, продолжу, но, думаю, что не в таком объёме как раньше… ибо — мои функции несколько изменились с приходом сюда… Отвечая, Антуан чувствовал себя отвратительно — естественно, он не мог в открытую заявить о том, что его статьи теперь будут напрямую зависеть от настроения Адсорбт, но и врать напропалую было стыдно. Он, в итоге, выбрал что-то среднее. — …уже в эту пятницу в «Ледойен» планируется грандиозный закрытый вечер, — один из последних вопросов снова заставил понервничать, — вы и шеф, насколько мне известно, не смогли договориться, кто же будет отвечать за проведение мероприятия, не так ли? И кто сможет взять на себя такую ответственность… но, мсье Эго, уважаемый, скажите-ка, вот вы так вдохновленно рассказывали о том, что собираетесь обновить кухню, сделав ставку на истинных французов… а что, если окажется, что ваш гениальный план дал осечку? Его будто вывернули наизнанку, обнажая все слабые места сразу. Антуан вдруг осознал, что достойного ответа на этот вопрос у него нет. Ничего путного не шло в голову, в которой отбойным молотком застучала противная мысль: «Если хоть одна шестеренка вывалится или сработает не в полную силу — этот чёртов «Ледойентаник» пойдёт ко дну за считанные минуты! И уже никто не выберется… живым». Он сделал слишком уж большую ставку. Если вечер пройдет не так, как нужно, — а вернее, — как угодно, но не идеально, — Адсорбт сотрёт его в порошок. Он больше ни капли не сомневался, что она бросит все свои оставшиеся связи и силы на это. — …неважно выглядишь… — Сорель заметил это первым, — и как очень хотелось надеяться Антуану, последним, — когда второй блок наконец-то закончился, а журналисты, будто оголодавшие, набросились на фуршет. — Мда, неслабо тебя потрепали, Тош… Только теперь Эго ощутил насколько сильно устал. Это была вовсе не физическая усталость — хотя, и она присутствовала, но он уже научился «выключать» её за столько-то лет борьбы с бессонницей и прочими болячками, — а усталость моральная. Практически истощение. Кажется, он наобщался с журналистами на несколько лет вперёд. Внутри резко поселилась дикая, высасывающая любую уверенность в себе, пустота. А ведь раньше он кайфовал, когда доводил собеседников почти до такого же состояния — видимо, всё на самом деле возвращается бумерангом. — …сходи, передохни, — предложил Сорель, — и переоденься… — …с чего ещё вдруг? — сдвинул брови Эго. — Мы не в театре, чтобы переодеваться между актами! Нахрен! — …о, дорогой мой, ты неправ, — снова заговорил Сорель, философски сощурившись, — этот ресторан тот ещё театришко! — …а ведь раньше была традиция сжигать театры, актеры которых плохо играли, ты в курсе? И почему мы от этого отказались? — Адсорбт звонила — снизошла, представь… — скривился Жан, оставив его вопрос без конкретного ответа, — через полчаса она подковыляет… велено быть с иголочки! Костюм в… — …да я буду выглядеть, даже будучи голым, лучше её! — …не спорю, но и с ней связываться… не вариант! Уговаривая самого себя потерпеть ещё немного, Антуан вошёл в кабинет. Ужасно хотелось сбежать куда подальше. Он даже подумал, что запрется сейчас на все замки и сделает вид, что его здесь нет. Плевать, как это будет выглядеть. Плевать. Правда, тут же представив, что будет с Адсорбт, понял — даже если он сдохнет, она всё равно не засчитает это как оправдание. Оставленный на столе, мобильный замигал маленьким синим светодиодом, показывая пропущенные. Едва клацнув на разблокировку, он увидел несколько звонков от Розенкранца. В груди что-то моментально заболело. Коснувшись иконки с номером, он какое-то время не решался приложить мобильный к уху. — …мсье Эго? — Антуан отмер, лишь когда послышался голос дворецкого. — …да, не мог ответить раньше, извини, — затараторил он и вдруг увидел костюм, висящий в его старом чехле на ручке дверцы высокого шкафа, — это ты привез мне… — …угу, мсье Эго, это Сорель велел срочно привезти, и я… вообще-то, хотел вас дождаться, но… И Антуан уловил, насколько сдавленный голос у Розенкранца. Опустившись на край стола, он выдохнул: — …чего опять случилось? Не молчи! Я и так на взводе! — …да нет, ничего такого… — и по интонации Эго всё понял, — просто отец мадмуазель Тату… Признаться, он думал, что произошло что-то страшное. Хотя, в глубине души, естественно, догадывался, что мужик специально выбрал время, когда его не будет дома, чтобы насесть на дочь по-полной. — …я сейчас не смогу приехать, ну, никак, — сказал Эго, глянув на часы, которые показывали без двадцати шесть, — что там, всё так плохо? — …на мой взгляд — очень, — ответил Розенкранц, — он здесь с утра, и за это время они с мадмуазель Тату успели поорать друг на друга уже раза четыре… и, кажется, наклёвывается новый скандал, а ей ведь нежелательно нервничать… Антуан стиснул зубы. — …ты слышал, о чем орали? — …ну, как бы, слегка… — шумно сглотнув, выдал Розенкранц, — я так понял, что он купил ей билет… — …и что — хочет, чтобы она поехала с ним? — …кажется, да… — …черт побери! — выругался Антуан. — Я освобожусь часа через два, но, даст бог — пораньше… — …я, честно, не знаю, что и делать, мсье Эго… он как с цепи сорвался… ну, не вызывать же полицию, в самом деле! В гудящей голове вспыхнула мысль, озвучивать которую Антуан всё же не стал — взять и вышвырнуть буйного отца Колетт из чужой квартиры, копы бы смогли без проблем, но… пожалуй, это было бы перебором. — …так, ты сам главное не дёргайся, и намешай ему какое-нибудь успокоительное! Розенкранц, слышишь? — …в к-каком смысле? — заикнулся тот. — …в том самом — задержи его, я очень хочу сказать ему пару ласковых… — наконец проговорил Антуан, — и не вздумай отпустить с ним Колетт. Я, надеюсь, она никуда не собирается? — …да нет, конечно, только она плачет постоянно, у меня аж сердце разрывается… а он… судя по всему, знает, куда давить… — …огради её от него! Я скоро! Антуан с силой нажал на «отбой», когда внутрь заглянул Сорель. — …блядь, Тош, какого хера, прости за мой французский — там приехали все! Тебя ждут! — …значит, блядь, подождут! Я хочу выпить! Сорель вытаращился на него, как баран на новые ворота, но уточнять ничего не стал. — …почему ты мне не сказал, что здесь был Розенкранц? — …а надо было? — Жан помог с костюмом — после трёх хороших порций коньяка подряд, да ещё на весьма голодный желудок, Антуан обнаружил, что вполне мог бы запутаться в штанинах-рукавах. — …нет, не надо! — буркнул Эго, думая, что… встреться он с Розенкранцем лично, сорвался бы домой точно. — Швабра уже на месте? — …ага, и угадай кого она притащила? — Сорель выжидающе поглядел на него. Тогда Антуан едва не сказал «моего папашу», но потом энергично помотал головой — его передёрнуло от одной только возможной мысли об этом. — …без понятия… — …да мэра, твою мать! — …у-у-у… тогда это меняет дело! — оживился Антуан, расстегивая идеально севший пиджак и пару верхних пуговиц рубашки. — Идальго же от меня без ума! Адсорбт, что — настолько тупа, она и правда не понимает, что даже здесь проигрывает? — …ой, да ладно! — фыркнул Сорель, смеясь. — Адсорбт желала этой конференции как манны небесной — сомневаюсь, что ты затмишь эту старую гры… стоп — чего? Кто от тебя без ума?! Пока шли до зала, Жан успел раз сто спросить, как давно он скрывал этот факт. И Антуан рассказал, что несколько лет назад им двоим просто перепутали заказы в ресторане. Тогда Амели* Идальго, занимавшая пост пониже, как оказалось, очень жаждала мужского внимания, и с радостью составила ему компанию за ужином. Позднее — помогла накатать длинную жалобу на шефа. И выбить в редакции солидную прибавку. Затем они какое-то время пробовали общаться. Антуан очень быстро понял, что ничего серьёзного не получится, а Идальго нашла к тому моменту ухажера заметно богаче, влиятельнее и моложе. Ещё спустя пару месяцев ей предложили повышение. Их дороги окончательно развело, однако, она с тех пор ходила в рестораны, одобренные лишь критиком-всея-Франции — так она называла его порой без лишних ушей. — …и чё ж ты мне раньше-то не говорил об этом? Значит, у вас всё же что-то было? Отвечай! — …а зачем я буду тебе об этом говорить — чтобы привлечь твоё драгоценное внимание или вызвать ревность? Ха, ты был так занят, пытаясь вызвать на ревность меня, что… не обратил бы даже внимания? — Антуан ощутил, как алкоголь, всё сильнее всасывающийся в кровь, развязывает язык. Он постарался выдохнуть, и заприметив толпу фотографов, в гуще которых гарцевала Адсорбт, качнул головой. — И я ж по койкам не прыгал, в отличие от некоторых, так что не надо бухтеть! — …пиздец, не надо бухтеть! — передразнил Сорель, опять поднимая осадок, ещё не улегшийся после утреннего скандала. — Смотрите-ка — мачо, бля! Я ещё и не начинал! — …да уж куда мне, — отозвался Эго, всё больше злясь, — ведь в нашей паре ты куда больше походил на мачо, а я так — сбоку-припеку — на ботаника, скорее! — …да если б я не начал заниматься твоим половым просвещением, — Жан, видимо, решил вывести его окончательно, — ты бы так и остался ботаником! — …заткнись и лучше работай! Пока тобой не занялась эта мымра и не порвала твой контракт на британский флаг вместе с задницей! — рыкнул на него Антуан и, натянув улыбку, поспешил к уже выискивающей его Жанне. — …где тебя черт носит? — начала было она, въевшись колючим взглядом куда-то в шею, словно хотела придушить, но он посмотрел поверх её головы на широко улыбающуюся ему Идальго. — Эго! — …этот вопрос я могу задать и вам, мадам Адсорбт, — Антуан ловко вывернулся из хватки и, под щелканье фотокамер, принялся обмениваться любезностями с мэром. Та была несказанно рада увидеть его, как сама же уверяла. Антуан не знал, правда ли это, но чувствуя, как бесит старуху-Адсорбт вниманием к себе, с удвоенной силой принимался улыбаться и делать комплименты. Естественно, когда пришла пора сфотографироваться для очередной глянцевой обложки, Жанна подскочила первой, но Идальго, вдруг схватив под руку Антуана, решила, что всё будет иначе. У Адсорбт едва пар из ушей не повалил. И тогда Эго, волей-неволей, пришлось проявить себя как истинному джентльмену и уступить место рядом с такой персоной. В конце концов, довольные фотографы им забабахали едва ли не целую фотосессию — сфотографировав и втроём, и парами, и по одиночке. — …закатай свои губёшки, Эго! — процедила Адсорбт, вцепляясь в него, когда всех пригласили в зал, и до начала последнего блока конференции оставалось не больше трёх минут. — Она просто хочет пожрать на халяву в тихом месте вместе со своим молодым любовником, и ты её не интересуешь! — …поверь, что она меня тоже! — он ещё раз обменялся вежливо-радостным взглядом с Идальго, чинно прошествовавшей мимо — за нею гуськом семенил оператор, пытающийся снять наиболее удачный ракурс. — …и не думай, что ваше мимолётное знакомство что-то изменит! Я с тебя всё равно не слезу! — …ох, смотрите, мадам Адсорбт… — пророкотал он, стараясь не выходить из себя, — аккуратнее — заноз на пути много может быть! У меня полно сучков, за которые вы нехило зацепитесь… За дверями вовсю лился голос ведущего, объявляющего выход шефа. Послышались бурные овации, и Жанна, явно не в полной мере оценив его колкость, фыркнула, неуклюже поправив своё уж слишком облегающее платье. Уже перед самым порогом она резко затормозила и, обернувшись, пронзила его ледяным взглядом. — …дамы вперёд, — чуть поклонился Эго, внутренне послав её ко всем собачьим. — …нет уж, вместе! — Жанна театрально вздёрнула руку, чтобы он за неё взялся. Антуан чувствовал себя ужасно — несмотря на аплодисменты, вспышки фотоаппаратов и всеобщую эйфорию, он шёл, будто на прилюдную казнь. И если всего час назад он считал себя, пусть пока не победителем, но, хотя бы, достойным соперником, теперь вся его уверенность начала трескаться и сыпаться. Адсорбт, сияя всей своей размалеванной дальше некуда физиономией, вела его неспешно, — словно лошадь в цирке, всегда дрожащую под кнутом дрессировщика, — так, чтобы он точно знал, что сделать шаг хоть в какую-нибудь сторону без её ведома невозможно. Алкоголь давал в голову всё сильнее, и спрятанное желание по первое число отматерить Адсорбт, всё яростнее рвалось наружу. Антуан сел, стараясь не особенно выделяться, и подумал, что старуха, покрасовавшись, наконец соизволит углубиться в вопросы, которые посыпались один за другим. Но нет — она снова перевалила все свои обязанности на него и принялась кокетничать с молодым парнишкой-журналистом, робко протягивающем ей букет, вместе с фотками, на которых нужно было расписаться. — …шеф, в эту пятницу вы будете принимать важных лиц — есть ли доступ журналистам на это мероприятие? И чья это была идея — собрать всех знатоков кулинарной жизни Парижа вместе? Антуан растянул губы в усмешке, повернув голову, и посмотрел на Адсорбт, которая никак не желала оторваться от молокососа, что годился ей во внучка. — …боюсь, что журналистов мы в пятницу не ожидаем… — проворковала Жанна, небрежно чиркая автограф на фотографии с последней их совместной фотосессии. Эго отметил, что он и правда неплохо получился. А вот если бы Сорель не согласился пойти ему навстречу и поменять их местами, то таких шикарных кадров бы точно не получилось. Он верил, что даже стерва-Адсорбт понимает это. Хоть теперь. — Это, своего рода, закрытый тест-драйв нового меню и потому… — …да-да, шеф, мы уже сегодня немало слышали о новом меню — раскройте хоть один секрет! Что же изменилось? — …я думаю, мсье Эго ответит вам, — сказала Жанна и на мгновение вцепилась наманикюренными когтями в его рукав, — он раскритиковал наше прежнее меню и вот — ему и карты в руки! Антуан долго смотрел ей в глаза и надеялся, что она увидит в его взгляде ненависть. Что готова была политься уже через край. Однако Жанна лишь глупо поулыбалась и вернулась к автографам. — …вы уж простите, но раскрывать секреты — дело неблагодарное, — начал, собравшись с силами, он, — поэтому я ничего не стану говорить по поводу нового меню — придёт время, вы всё узнаете и попробуете! — …а это правда, что вы раскритиковали прежнее меню? — зацепился за него журналист, очень активно лезущий с диктофоном вперёд. И тут Антуан вспомнил про «забытый диктофон» Эдж. Он выцепил маленький пластмассовый гаджет с несколькими кнопками и отложил на свой край стола. Запись там всё ещё шла. — Что именно не понравилось, можете сказать? — …могу сказать, — ощерился Антуан, — расхлябанность и полная деградация поваров! — …как известно, в данном ресторане готовят два состава… — вклинился тут другой репортёр, — скажите, мсье Эго, входит ли в ваши планы… — …да, входит! — Антуан отвечал резко, так как решил, что будет рубить правду-матку, чего бы это не стоило. — В мои планы входит избавить ресторан от балласта в виде ненужных людей! Из двух составов я сделаю один! Очень скоро! — …шеф, а вы согласны с таким радикальным подходом? Антуан с неприкрытым, яростным вызовом глянул на Жанну — пусть только попробует сейчас что-то вякнуть. — …вы знаете, да, — и она присмирела — всё же понимала, что к чему, — мсье Эго — профессионал высочайшего уровня, и я доверяю ему… Эго внутренне сплюнул. Нет, конечно, он понимал, что перед журналистами Адсорбт и из шкуры вон вылезет, чтобы показать, как на самом деле любит его, но всё же надеялся, что она попробует поспорить. Попробует выехать на том, что она здесь — шеф. Попробует задеть его при свидетелях. А там — слово за слово, и глядишь, он бы скомпрометировал её на какое-нибудь гаденькое откровение. — …но, насколько нам известно, шеф, вы совсем не разделяете его новых взглядов на высокую кухню, учитывая его прошлый опыт с открытием своего дела и всей этой любовью к крысам… Адсорбт вопрос очень не понравился — Антуан боковым зрением увидел, как задёргались крылья её носа. — …усвойте, юноша, мы все совершаем ошибки, — начала она, чеканя слова, которые эхом отскакивали от стен, — но далеко не все готовы признаться… а мсье Антуан Эго… И тут ему пришлось вжать голову в плечи — почему-то не хотелось, чтобы на него вообще кто-то сейчас смотрел. — …показал себя сильным игроком, ведь несмотря на поражение, он нашёл в себе силы встать, отряхнуться и идти дальше! Таких людей я уважаю! А все эти крысы и его дело… — Адсорбт противно усмехнулась прямо в камеру, ещё больше унижая его, и даже не понимая этого, — как вы сказали, теперь забыто! Скоро мхом порастёт! Верно? Антуан сжал кулаки, опустив руки под стол. — …и не задавайте больше таких вопросов, мой вам совет! — Жанна отмахнулась от репортёра, как от надоедливой мухи. — Следующий! — …планируете ли вы, шеф, — вылез очередной журналист, — приобретать это заведение, носящее чудное название «Рататуй»? И присоединять его к своей империи…? Жанна, откинувшись на спинку стула, кивнула. — …ха-ха-ха… дорогие мои, неужели вы могли подумать, что будет по-другому? Антуан же почувствовал себя бойцом на ринге, к которому неожиданно применили удушающий. И вот он, и так держащийся из последних сил, брыкается и не знает — выживет или — умрет. — …и знаете, я не думаю, что мсье Эго, которому я дам власть здесь, — расплылась в ядовитой усмешке Адсорбт, — будет против этого… — …а мне жаль, что я-таки и не побывала в этом чудесном заведении, — все замерли, боясь шелохнуться, когда заговорила Идальго. Даже её испанский акцент считался эталонным во Франции. Когда она начинала говорить — все замолкали. — Мсье Эго, если вы меня пригласите на пятничный банкет и в дальнейшем — в ваш «Рататуй», я готова помочь финансово… Адсорбт едва не выронила ручку. Эго, подняв голову, мало-помалу ощутил, как тиски на его шее ослабевают. — …тогда считайте, что все двери для вас открыты! — Антуан вытащил из кармана последний пригласительный, — встав, он с удовольствием прошёл в зал под заинтригованные взгляды журналистов, но ещё больше балдея от взгляда охреневающей Адсорбт, — и вручил мэру глянцевую картонку. Жанна Адсорбт, на которую снова уставились спустя пару минут, — сфотографировать такой момент аж очередь выстроилась, — едва сумела растянуть губы в подобие улыбки. Но Антуан кожей почувствовал, как её трясёт, и впервые за день испытал моральный экстаз. — …так вот, — однако Адсорбт решила взять реванш практически сразу, не давая всем выдохнуть, — я говорила о том, что мсье Эго скоро станет управляющим в ресторане, где когда-то всё для него началось… но весьма быстро закончилось для великого повара — Огюста Гюсто! Не без его помощи! Антуан понял, о чем она говорит, и ему снова захотелось удариться башкой об стенку. — …мсье Эго, позвольте сразу вопрос? — чья-то рука, увенчанная дорогими часами, взметнулась вверх и он, сглотнув, кое-как кивнул. Зал снова притих, а Антуан отчетливо увидел в глазах журналистов тот самый огонь, который пожирает внутренности за долю секунды — огонь любопытства. Который ничем не потушить. — …вам, должно быть, приятно, что теперь, когда рестораном владеет шеф Адсорбт, вы сможете вернуться туда уже не в качестве критика, а в качестве управляющего? Как говорится — маньяк любит возвращаться на место, где убил свою первую жертву… Что вы собираетесь там изменить? Я слышал, что вместо ресторана будет казино и клуб для влиятельных людей… — …отвечаю по пунктам, — Антуан брезгливо сморщился, когда кто-то снова полез щёлкать его, — во-первых, я не склонен идеализировать людей, занимающихся бессмысленным коллекционированием… Адсорбт поперхнулась водой. — …во-вторых, — продолжал он также жёстко, — что значит «маньяк возвращается…»?! Вы за кого меня принимаете?! Если в этом зале есть люди, которые считают меня виновным в смерти Гюсто — встаньте, мать вашу, прямо сейчас и скажите мне это в глаза! Испугавшаяся Адсорбт попыталась утихомирить его, но было поздно. — …в-третьих, дамы и господа, — Антуан вскочил, — я вот смотрю на вас и всё чаще замечаю — пока каждый не научится думать своей головой… своей, слышите, а не чужой, хоть самую малость, мы и правда ничего не сможем изменить! Ни здесь, ни там! Переварите, нахрен, это! Провокатор съёжился, видимо, резво засунув язык в одно не самое приятное место, когда все резко обратили на него внимание. Особенно после того, как Антуан, спрыгнув со сцены, направился к выходу, по пути отталкивая оператора. Он слышал, как Адсорбт что-то заорала, но ему было плевать. — …стой-стой-стой! — Антуан уже собирался рвануть на выход из ресторана, как его схватил подбежавший Сорель. — Тихо-тихо! Это я! Стоп! Тош! Стоп! Умоляю! Он был дезориентирован — будто с разворота его ударили по лицу, — сердце колотилось как пойманная в силки птица. Перед глазами всё плыло. Руки тряслись. И хотелось орать. Громко. И хотя бы до какого-то облегчения. Словно с криком могла выйти вся та боль, что засела внутри. И которую подливали в него, будто лаву в жерло спящего вулкана, совсем не думая, что тот может в любой момент взорваться. — …так, всё… дыши, Тош… — Сорель усадил его на ближайший стул. — Слышишь — спокойно, дыши… осталось немного… — …убери руки, я ничего не сделал! Это он психопат! — Антуан, едва проморгавшись, увидел, как на выход тащат того самого журналиста. — Эй-эй-эй! Камеру только не трогай! Казенная! — …на, выпей… — Сорель пихнул ему в руки тумблер с коньяком, — давай-ка, пей и выдохни… За вышвырнутым журналистом вышла Адсорбт. Она с раскрасневшимися щеками и бешеным взглядом, громко стуча каблуками по полу, пересекла вестибюль и остановилась недалеко от них. Управляющий тем временем с обеспокоенным видом снял куртку журналиста и выкинул ту следом за ним на улицу. Охранник отряхнул руки и, кивнув чуть успокоившейся Жанне, вытянулся перед ней по стойке «смирно». — …запомнил? — …что-что? — проронил тот, пялясь на Адсорбт. — …этого идиота запомнил? — …так точно, шеф! — …ещё раз появится на пороге — можешь выдёргивать руки и вставлять палки! Антуан, невидящим взглядом, смотря на всё это, сделал большой глоток спиртного — коньяк обжёг горло. Но он даже не поморщился. И снова глотнул. — …я просила успокоить его, а не споить! — рявкнула на Жана Адсорбт. — Всё! Вали — снимай дальше! Там как раз бурное обсуждение идёт! Антуана накрыло ощущением безысходности. Весь его план показался бредом. И всё, что говорили ему и Фрай, и Сорель, и Колетт, обрело форму, и встало на пути непреодолимой стеной. Какие там планы мести, если он чувствует себя перепуганным первоклашкой, которому наглые одноклассники не оставили места за партой, и он вынужден стоять до прихода учителя в дверях?! Воспоминание — одно из худших в его жизни, теперь он понял это наверняка, — из далекого детства, резко поползло вниз — будто змея, забралось в грудную клетку, которая заныла, заболела, заскрежетала. — Эго! — он сумел увидеть костлявые пальцы Адсорбт, щёлкнувшие перед его лицом. — Приём! Ты как? — …иди наху… — …стой-стой! — осадила Жанна, вырывая из его руки тумблер и опрокидывая в себя последний глоток. — Успокойся… я всё объясню… да, я перегнула, не отрицаю… но и ты, мой родной, не был паинькой! Что ты смотришь?! — …мне плевать — я разрываю контракт, — сказал он, тряхнув головой и окончательно прогоняя призраков прошлого, — и в пятницу всё дерьмо выгребай сама… а пока — иди и искупайся в последних лучах славы! — …ну, если ты всё решил, — на удивление спокойно изрекла Адсорбт, — то логичнее тебе пойти, чтобы искупаться напоследок… — …шеф, вы скоро? — выглянувший из зала Сорель, снова привёл его в состояние близкое к панической атаке. — Тут же последние пятнадцать минут прямого эфира! Вас очень просят! — …раз просят — получат! — усмехнулась Адсорбт и встала. — Идем, Эго — ты же профи, или я ошиблась? Когда Жанна скрылась за дверями, он, сосчитав до десяти и обратно, прислушался к себе. Паника всё ещё билась внутри, но уже отходила. И разум снова стал проясняться. Да, он повёл себя как идиот, как слабак, поведшись на провокацию. Но он был не в состоянии проанализировать ситуацию. Слишком неожиданно всё вышло. Только не будет ли он выглядеть ещё большим слабаком, если сейчас отступит? Антуан сжал кулаки в бессильной злобе. Возможно, это была спланированная «акция», но в одном Адсорбт чертовски права — он профи. Профи не отступают. Они извлекают урок. И он не станет никому ничего доказывать — они должны это знать. — …а проявление эмоций — чистых, неприкрытых фальшью, эмоций — это самое редкое и дорогое сокровище в наше время, — Антуан про себя усмехнулся — кто бы говорил, но только не эта каменная баба, — и я должна, очевидно, попросить прощения у мсье Эго… Антуан закатил глаза, когда он, усевшись рядом, увидел, что Жанна встала и произнесла какие-то извиняющиеся реплики, и под восторженный шепот журналистов, поглядела на него, ожидая реакции. — …хорошо сказано, мадам Адсорбт, — едва раскрывая рот, словно онемел, молвил он, — когда-нибудь вы обязательно вспомните этот день и… — …я уверена, что мы вспомним его вместе! — Жанна свойски похлопала его по плечу и под щелчок фотоаппарата, сменяющийся одобрительным гомоном присутствующих, уселась на место. Дальше минут десять Жанна отвечала на редкие вопросы журналистов сама. Вдохновлённо делясь планами на будущее. И не забывая упоминать свою насквозь прогнившую купленную статистику. А он, чтобы не сталкиваться с кем-либо взглядом, рассматривал фотографии, россыпью лежащие на скатерти. — …последний вопрос — шеф, мсье Эго! — Антуан чуть дёрнулся — хотел увернуться от этого вопроса, как от летящего в него копья. — Каким же будет «Ледойен» через год? В это время — Антуан уловил краем глаза, — вынесли тарелку, с автографом ещё прежнего шефа — Пьера Ледуайена, того, память о ком Адсорбт полностью стёрла своим аморальным поведением. Тарелку положили перед ними на стол, а Жанна повернулась к нему и выгнула брови, предлагая ответить. Антуан уже знал, что последует дальше — нужно будет вместе разбить тарелку на «счастье и достижение поставленной цели». — …каким он будет? — повторил Антуан, думая, как сказать лучше. — Первым, да… «Ледойен» станет первым там, где другие не достанут! Он не мог разочаровать Адсорбт. Не сейчас. Она, лишь заслышав слово «первый», не смогла сдержать блаженную улыбку. И по её взгляду он понял, что теперь она в его руках. Рыбка проглотила наживку. Остаётся только запастись терпением. Тут под общий взрыв аплодисментов, они взялись за тарелку, — затем дав взгляд на камеру, а ради приличия, даже улыбнувшись друг другу, — и швырнули её об пол. — …бляяядь! — простонал Сорель, когда прилипчивые журналисты наконец рассосались. — Неужели, всё? Я не верю, что мы смогли! Антуан же в глубокой задумчивости молча наблюдал, как официанты подметают осколки тарелки. Которая, к слову, разбилась не с первого раза — крайне плохой знак. Но никто, похоже, не стал заострять внимание. Сейчас в зале оставались только они и Адсорбт, трещащая у входа с Идальго. — …все ко мне в «Аспик»! — прокричала вдруг Адсорбт, помахав им. — Я угощаю! Оставьте — завтра уберемся! Официанты, пахавшие сегодня в две смены, заметно оживились — кажется, их ещё не приглашали на тусовку к шефу. — Сорель, позови сюда Кевина! — Жанна схватила букеты и подарки, что оставили особенно щедрые журналисты. — Эго, больше жизни, родной! Собирайтесь живее — лимузин ждёт! Он из уважения подошел к Амели Идальго, сразу же повеселевшей и начавшей что-то рассказывать. — …мне так неловко… простите меня, я… — Антуан чувствовал себя чертовым подростком, не знающем как подойти к девочке, — повёл себя не профессионально… — …ну, нервы у всех сдать могут, — Идальго посмотрела на него куда как заинтересованно, — честно — я же выкроила время только ради вас, мсье Эго… и очень рада, что вы вернулись в критики! Такие, как вы, нам необходимы, лишь потому что культура вкуса всё больше мельчает… — …где вы бродите? — завидев Сореля и Кевина, Жанна начала подгонять всех. — …простите меня, я не еду, — Антуан аккуратно, максимально мягко, убрал пальцы Идальго, уже легшие на его предплечье. — Что-то я устал. Да и дома ждут. — …как это? В смысле?! — глаза Кевина полезли из орбит, также, как и у Сореля. — …да, чего это ты удумал! — Жанна замотала головой. — Всё дуешься? Брось! Поехали! Дважды не предлагают, верно мадам Идальго? Антуан увидел, как в глазах мэра всколыхнулась печаль. Такая, как если бы у неё отобрали новую игрушку. Дорогую игрушку, которую она присмотрела себе и тут — бах! — кто-то приходит и забирает. — …нет, извините, — он с тактичностью посмотрел на Идальго и затем на Сореля — тот лишь истерически скривился, но потом мотнул головой — мол, делай как знаешь. — Меня правда ждут. — …что насчёт контракта? — Адсорбт выловила его на улице, когда все уже загрузились в лимузин. — …успокойся, куда я денусь с подводной лодки, — пробурчал Антуан. — …смотри, не примешь нашу диву в пятницу, — и она покосилась на стекло, за которым сидела Амели — благо то было закрыто, — у неё точно сердце откажет! Видела я, как она на тебя смотрит! Всю конференцию тебя глазами пожирала! Ой, Эго… и почему одним всё, а другим — ничего?! — …ты о чем? — сморщился он. — …сам знаешь! — заулыбалась Адсорбт. — Давай, падай — подкинем! — …нет, я на такси! — Антуан увидел, что к ресторану подъезжает машина с шашечками. — …стой, цветы хоть возьми! — и Адсорбт вытащила из машины огромный букет упакованный в причудливый бархатный чехол с мужской бабочкой. — Тебе ведь! Эго нехотя взялся за букет. А Жанна вдруг, преисполнившись теплых чувств, — впрочем, Антуан сразу смекнул, это были вовсе не они, а несколько бокалов шампанского, — кинулась его обнимать и сунула в карман пальто весьма толстый конверт. — …что это ещё? — …премия, дурачок! Заслужил! — она потрепала его за щеку, и Антуан едва выдержал это прикосновение. — Завтра приходи попозже — нам отоспаться надо будет!