Что имеем, не храним, а потерявши... пытаемся вернуть.

— Я не буду с тобой встречаться! Не буду! — Да почему?! — Я… Я лесбиянка! У меня есть девушка! Все! Вот так вот все и покатилось…       Доброе утро, моя пустая трёхкомнатная квартира. Хотя, какое оно доброе, бывало намного лучше… Морщусь, вспоминая вчерашний разговор. А мне ведь с ней еще работать.       Быстро пробегаясь по биографии: меня зовут Максим, мне двадцать четыре, я хореограф. И нет, я натурал. И вот вчера меня отшила моя коллега по работе. Надо сказать, очень оригинальным способом. Не хочу об этом вспоминать.       Я нехотя встал с кровати, все-таки уже десять, а мне еще на работу сегодня, и пошел на кухню заваривать чай. На кофе у меня, поверьте, нет ни желания, ни денег. Как-никак живу не в столице. Пятьсот рублей в неделю на бурду, которую ещё и сварю неправильно, тратить не хочу, а я точно сварю через одно место, я себя знаю. Чай пью только зеленый, подавитесь. Потому что если я оставлю пакетик в кружке и забуду его на неопределённый срок, когда приду назад, не увижу в кружке адскую ядрёную смесь, а увижу чай. Вероятно с мелиссой и лимончиком, там как повезет.       Но для начала надо глянуть на свое измученное лицо и придать ему приличный вид. Да и в принципе начать выглядеть как функционирующая ячейка общества. Самым сложным, как всегда, оказывается продрать спутанные волосы.       «Ходи, сыночек, на танцы и волосы не отстригай». Хожу, мама, даже работаю, волосы не отстригаю. По-моему, моя мать хотела девочку, но мне об этом не сообщили.       Под глазами мешки, в которых можно спокойно спрятать труп, синяки там же. Острые скулы, худое лицо, немного прикрытое светлыми жидкими волосами, ввалившиеся глаза, тонкие губы. Одним словом — я прекрасен, хоть плачь.       Завязав мешающие волосы в хвост и выполнив все надлежащие гигиенические процедуры, я поспешил обратно на кухню. Чай как раз чуть подостыл, и можно было спокойно умять бутерброды, запивая их им.       Через час мне уже надо было быть на работе, поэтому, быстро переодевшись и захватив спортивную сумку с униформой, если это можно так назвать, из пустой захламлённой комнаты, я вышел на улицу, параллельно вызывая на ходу такси. Как раз начинался моросящий мерзкий дождик, который был мне ненавистен. Но такси приехало быстро, и пришлось продолжить любоваться отвратительной сентябрьской погодой из теплой машины, а позже — из окон танцевальной студии. — Доброе утро, Максимыч, там уже одна твоя сидит, — моя коллега, Лиза, положила руку мне на плечо и побежала дальше. Меня передёрнуло… Интересно, как выглядит ее девушка?       Я сунул нос в коридор около своего зала и увидел там одну из своих учениц с сумкой. Она сначала меня не заметила, что-то делая в телефоне, но потом повернула голову и слегка дёрнулась, подскакивая с места. — Максим Альбертович, раздевалку откроете? — Минутку, Марин.       Я пошёл за ключом на охрану, подхватил его, вернулся в коридор, и скоро одиннадцатилетняя Марина прошмыгнула в пустую комнату и закрыла за собой дверь, громко ею хлопнув. Мне понадобилось переодеться в спортивную форму, потому что выходить прямо в ней из дома уже прохладно, а посему удалиться к себе в кабинет, так что девочку пришлось оставить на пару минут, но я был более чем уверен, что с ней за это время ничего не случится. Маринка не самая способная моя ученица, но упорства ей не занимать. Если бы у нее была возможность, она бы проводила в танцевальном зале дни и ночи, поэтому она всегда приходила первая и старалась уйти в последнюю очередь. Я наконец вышел в коридор и открыл зал. Тут же из раздевалки выплыла Марина. — А можно я пока пойду разомнусь, Максим Альбертович? — Иди, только не убейся, я тебя умоляю. Я себе не прощу, если с тобой что-то случится. — Это я уж как-нибудь, — улыбнулась девчушка и прошла в зал к станку. — Ну я же попросил. Не трогай пока, расшибёшься.       Девочка угукнула и устроилась на полу, начав растяжку.       Через несколько минут стали подходить другие ребята, и спустя полчаса все уже стояли в зале. Начались занятия. Марина скакала резвей всех, за что мне приходилось часто её одергивать, а то так и других зацепить недолго. Но в целом все прошло спокойно, чему я был крайне рад. На прошлой неделе эта неугомонная девица чуть не сломала себе ногу, поэтому день без травм — отличный день.       После тренировки я встал в коридоре между раздевалок и случайно подслушал разговор нескольких девчонок, выходивших из неё. Я обычно не слушаю, что там дети обсуждают, но в этот раз это было ну очень громко. — Что, не было сегодня твоего «Арсенички»? Перед кем выплясывала? — три мои ученицы захихикали, закидывая сумки на плечо. — Сама перед собой! — ответила Марина, выходя из раздевалки и резко открывая дверь. Пришлось отшатнуться. — Я не должна танцевать только ради… ой, извините, Максим Альбертович… только ради Сени! Какое мне до него дело вообще? А самое главное, вам какая разница?       И Марина скрылась за поворотом, быстро уходя от назойливых подружек. Я посмеялся про себя. Влюбилась девица. Маленькая такая, а уже начала познавать это противоречивое чувство. И тут мне уже стало грустно. Вот в какую девушку не влюблюсь, а всё пролетаю мимо. То я виноват в чём-то, то она, то вообще просто так складываются обстоятельства. Надо срочно делать с этим что-то, а лучше устроить себе перерыв. — Так, давайте быстрей, мне ещё проветривать после вас.       Через пять минут из раздевалки выскочила последняя девушка, и я был свободен до вечера, а там ещё одно занятие и домой. — Макс, слушай… — Нет, отвянь, у меня ничего нет, ты мне ещё прошлую не вернула. — Ну так я потом вместе верну. Ну Макс, ну пожалуйста! — Ир, иди… проветрись. Ты должна всему нашему коллективу в два раза больше своей месячной зарплаты. — Ну и пожалуйста, ну и не нужно! — Ну вот и прекрасно.       Я закрылся в своем кабинете и вздохнул, вечно же что-то всем от меня надо. Включил небольшой телевизор и оставил его фоном. Сейчас надо разобраться с новенькими в самой младшей группе, на них документов немерено, и справки ещё, ужас. — Максим, есть печенька? Максим? — глухой голос из-за двери, раздавшийся минут через пятнадцать после того, как я стал рыться в бумажках, отвлёк меня от дел. — Ничего нет, сами голодаем, Жень! — А если найду? — Буду благодарен.       Девушка открыла щёлочку и просочилась в комнатку. — Ну что? — Кушать хочется, — пожаловалась та. — Сходи и купи, раз у тебя никого нет. — Да у меня с минуты на минуту в течение часа должны прийти девчонку записывать на народные, куда? А может ты сходишь? Денежку тебе дам.       Женя тряхнула своими «косами-баранками» и улыбнулась. Никогда я не мог противиться её этой улыбке, но сейчас правда дел по горло. — Подумаю. Мне пока не надо. — Ну Максимочка, ну хочешь, я тебе потом помогу чем? На столе твоём завалы разберу, документы разложу. — Жень, отвали. Дождись народ и шуруй в магаз… возьми пока в верхнем ящике в комоде одну. Женя, только одну! — Ну конечно, одну. Одну пачечку.       И девушка выбежала за дверь, оставив в тумбочке одно одинокое печенье. Я покачал головой и погрузился в бумажную работу.       Я провозился со всем этим ещё часа два и жутко устал. И вот никогда у меня руки не доходят разобраться с этим бардаком. Сегодня если возьмусь, то к следующей группе буду как овощ, поэтому уже бессмысленно. Пойти, что ли, самому размяться?      Я собрал в кулак свою волю и поднялся со стула. В пустом зале моя уверенность как-то подрастерялась. — Что, танцевать собрался? Чай, уже не шестнадцать, Максимыч, — меня опять передёрнуло, а Лиза пошла дальше, за ней потянулась малышня лет восьми.       Плевать, не мое дело, лучше вообще об этом не думать. И не знать… Ладно, разминка так разминка. В последнее время я все больше начал осознавать, что совмещённые в детстве художественная гимнастика и танцы помогают мне не развалиться до сих пор и даже при надобности практически мгновенно сесть на шпагат, поэтому разминка не занимает много времени, буквально минут двадцать. Но детство вспоминаю с ужасом. Не знаю, что руководило моими родителями, но даже в нашем городе они нашли секцию по художественной гимнастике для пацанов, что раньше было большой редкостью, и танцы, конечно. И даже отец не возражал. Я сразу после школы носился не по такому уж и маленькому городу, чтобы успеть везде. Занятия проходили четыре, а то и пять раз в неделю. Мои школьные оценки классу к шестому начали лететь в тартарары, но это никого из моих не напрягало. Меня снимали со школьных уроков, лишь бы успевал на танцы и гимнастику. В один прекрасный день классе в восьмом я закатил истерику, что скоро сдохну, если у меня будет такой распорядок дня. И после долгих разборок меня поставили перед выбором: танцы или гимнастика. Как уже понятно, мне по вкусу больше были танцы. В школе еле наскрёб на проходные в колледж и сбежал после девятого в хореографическое училище. Там тоже было нелегко, но сейчас я стою здесь и, наверное, рад этому. Уж точно лучше, чем пахать на нелюбимой работе днями и ночами только потому, что она престижнее по мнению маминых подружек или тебе там платят на две тысячи рублей больше до вычета НДФЛ. Танцы моя отдушина, моя жизнь, моя судьба и все такое прочее.       Когда ты тренируешься самостоятельно и тебе не нужно параллельно обучать детей, в голове не проскакивают сложные, в основном французские термины, ты уже на автомате ставишь ноги-руки и вперед. Как говорится, раз-два-три… — Максим! Где ты, Максим?       Да что ж такое? Не дадут мне сегодня никакого покоя, это точно. Я замер посередине зала, тяжело вздохнул и медленно подошёл к двери. Напротив моего кабинета стояла Ира и заглядывала внутрь в поисках меня. — Ир, я здесь. — А? Ой, а у тебя занятия? — девушка слегка смутилась, думая, что отвлекает меня. — Нет, ты не мешаешь. Что ты хотела? — Вот, возвращаю, — Ира протянула мне несколько оранжевых купюр и потупила взгляд. — И в чем подвох? — я поднял брови. — Одолжишь половину от этого и еще чуть-чуть? — улыбнулась та. — И ты будешь должна мне столько же, только срок у тебя будет побольше? Нет, Ир, это не так работает. — Ну, блин, тогда забирай и всё. А мне питаться дошираком, — девушка надулась и сжала свободную руку на футболке, пытаясь перебороть обиду или злость. — Питайся, Ир. Зарплата у нас одинаковая. Только я живу в трёшке с дикой коммуналкой, а ты в общаге, где все счета на араву делятся. И кто из нас должен у кого денег просить? — Да иди ты, — и она, все-таки обидевшись, ушла. Я же остался стоять в коридоре с пятитысячными купюрами в руках. Как же с ними со всеми сложно, девочки, ну я так не могу.       Нас в коллективе всего пятеро: я и Лиза по классическим, Женя по народным, Ира по джазу. И еще у нас есть Оля, она тоже по народным, но сейчас она в отпуске. Нам нужен бы, конечно, ещё один человек по джазу, но пока найти не можем. Да и не мы поисками занимаемся, а руководство, а то и так кучу работы за них делаем, совесть бы поимели в конце концов. Ира говорит, что ей никто не нужен на замену вторым, потому что тогда ей урежут зарплату. В таком случае вообще не понимаю, почему ей вечно не хватает денег. Она бы хоть причину объяснила, а то «на нужды». На какие нужды? У тебя либо мать в больнице лежит, либо ты туфли себе новые приглядела. Это большая разница. Мы же не ясновидцы. — Здравствуйте, Максим Альбертович. — Здрав… здравствуйте.       Мимо меня прошла мамочка, ведя под руку одну из моих учениц. Да нет, не может быть уже семь, бред какой-то… я посмотрел на часы и понял, что стрелки показывали без пятнадцати семь, всё-таки мне пора в отпуск. О боже…       Вскоре подтянулись и остальные семилетки и гуськом пошли за мной в зал. — Извините, Максим Альбертович, можно? — Да, конечно.       Женщина впихнула свою опоздавшую дочурку в зал и убежала. Девочка прошмыгнула к остальным разминающимся и встала посреди толпы. Я её прекрасно помнил, это была Инна. В своей группе она была одной из лучших, правда сама этого не осознавала. Маленькая, гибкая, она и упражнения все выполняла, а главное — понимала.       Уже после растяжки у станка одна девчушка споткнулась и полетела носом вниз. От таких ситуаций никто не застрахован, но ребенка жалко, да еще и не дай бог родители что предъявят, это та еще головомойка. Я притащил из своего кабинета ватку, пластырь. Вроде не сломала, и на том спасибо. Остаток урока она простояла отдельно ото всех, беззвучно вытирая слезки и шмыгая носом. Эх, дети. У самого такие ссадины были в этом возрасте. И вывихи были, и растяжения, и ноги на станке ломал. Чего только не было. У моей одноклассницы по танцам и вовсе позвонок защемило во время мостика. Она, к слову, так к спорту и не вернулась.       В остальном урок прошел спокойно, и я, передав травмированную малышку обеспокоенной бабушке, присел на скамейку возле зала, наблюдая за собирающимися детьми. Все подбегали к родителям и рассказывали различные истории, в том числе и про упавшую одногруппницу. — Максим Альбертович, до свидания! — крикнула мне Инна и побежала к маме. — До свидания. Мне тоже пора бы уже начинать свои сборы домой. Как-никак рабочий день окончен, а меня дома ждет еда и кровать. Еще немного посидел на лавочке, пока все не ушли, и уже собирался вставать и идти в кабинет, но тут меня окликнули. — Не грусти, Максимыч, другую найдешь, — мимо меня прошла Лиза. — Да не… — я подскочил с места и грустно посмотрел ей вслед. Ну что за женщина? Сердцеедка чертова. Как будто специально. Ладно, без разницы. Переодеться и такси вызывать, больше ничего меня сегодня волновать не должно.       Дома мне было суждено оказаться чуть меньше чем через час, поскольку вечерние пробки дали о себе знать в самый неподходящий момент. Зайдя в квартиру, я раскидал по комнате уличную одежду и пошел на кухню за едой, о которой мечтал полдня. Включил телевизор, где показывали какую-то абсолютно бестолковую муть, заварил свой чай, разогрел ужин и окончательно отключил мозг. Не хотелось думать ни о чем, этим заканчивались почти все мои рабочие вечера. Не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, просто еще один факт из моей биографии.