Беги, я всё равно быстрее.

Мин Юнги растерян, впервые за долгое время. Мнётся с ноги на ногу, открывает и закрывает рот в попытках начать говорить, но не решается, протягивает письмо хёну и выжидательно смотрит, потому что Джин вовсе не спешит брать в руки листок, разглядывает венки на руке Юнги, просто стоит, потупив взгляд, но через минуту этой давящей тишины, когда рука, протягивающая письмо, затекла, он берёт. Читает молча, закусив губу чуть ли не до крови. На лице почти нет эмоций, но кожа бледнеет и в глазах отражается весь спектр чувств. Дочитав, он подкидывает письмо в воздухе, что-то неразборчиво шепчет, письмо исчезает с лёгким хлопком, парень оседает на пол и закрывает лицо руками. — Хосок приедет завтра, с Чимином. Они должны были собрать досье, не знаю, вышло ли у них. А ты иди, собирайся, тебе нужно валить от сюда, — бубнит Мин и протягивает руку старшему. Он не берёт. Встаёт сам, держась за стенку. Смотрит на друга и, чёрт, он так устал, действительно устал, невыносимо. — Я никуда не поеду больше, — выдаёт Джин и упрямо поджимает губы. — Зачем они приедут? Юнги знает, что ему нужны ответы, но он не хочет их давать. Не сейчас, пока его друг под впечатлением от письма. — Погостить блять, — тихо, но раздражённо отвечает парень и понимает, что его друг данную ложь раскусит в секунду и закатывает глаза, добавляя. — Мы решили, что пойдём к Чонгуку. Это перешло уже все границы, хён. Больше нельзя просто бегать, нужно разобраться с ним. — Я пойду с вами, — твёрдо произносит Ким и отбрасывает чёлку со лба. На самом деле нет, он не пойдёт с ними. Он решил, что отправится туда сам, один. Так будет правильно, так будет лучше. Парень резко меняет тему для разговора, переходя на более личную. — Что в вашем треугольнике? — Чим старается освободиться от чувств, а Хосок активно ему в этом помогает. А я, кхм, мне по-прежнему нравится Хо, но пока он отказывается быть со мной. Я думаю из-за Чимина, — вздохнув, отвечает Юнги и отключает музыку, что так тихо играла всё это время, предлагает пообедать. Старший соглашается, они копошатся на кухне минут тридцать и дом наполняет аромат горячих сэндвичей, жареного мяса и кофе. Завтрак проходит под новости, они незначительно повздорили о рыночной экономике, посмотрели фильм о паранормальных явлениях, посмеялись от души, потом ужин, Юнги сходил в магазин, пока Джин пытался медитировать. В общем, этот день пролетел незаметно и только около полуночи, когда они пошли по комнатам спать, Сокджин начал переваривать текст письма и хоть как-то обдумывать план. Засыпая, сознание рисует ему преследователя с улыбкой ангела. Дремота Чонгука нарушилась под вечер, когда в спальню зашёл Тэхён. Он привстал на локтях, чтобы осмотреть парня и тихо, на выдохе, произнёс:  — Прекрасно, — продолжив рассматривать окровавленные губы, растянутые в улыбке, подбородок, который так же в струйках свежей крови. Втянул воздух, вкусный аромат, но это всё не то. Это не его Сокджин. Поманил пальцем Тэ и сел на постели. Блондин подошёл, недолго думая, он знает, что сейчас будет, чувствует запах возбуждения Чона. Снимает с себя футболку, расстёгивает джинсы, снимает их вместе с бельём под пристальным взглядом Гука, подходит ближе, почти вплотную. Всё происходит без слов, до определённого момента. Чонгук встаёт, впечатывает Тэхёна в стену с такой силой, что картина, мирно висящая на стене, падает. Блондину больно, но это приятная боль, для него главное, что Чон его касается и будет касаться всю ночь, если этот запах, исходящий от парня не изменится. Гук придирчиво рассматривает тело, затем прижимается пахом к чужому и у него появляются клыки. Тэ податливо подставляет шею и, как только острые зубки пронзают его кожу, он прикрывает глаза, выстанывая имя вампира, прижимает его к себе сильнее. Он заканчивает быстро, но рану не зализывает, из-за чего по телу блондина скользят две багровые струйки. Чон медленно облизывает подбородок, проводит языком по окровавленным губам и швыряет Тэхёна на пол, как какую-то нашкодившую собачку. Блондину нравится, нравится всё, что делает с ним Гук и он не позволяет разуму брать верх. Брюнет приспускает штаны вместе с боксёрами до колен и властно произносит лишь одно слово:  — Соси. — Да, хозяин, — облизывается Тэхён и, стоя на коленях, начинает отсасывать, пошло причмокивая и лаская всё, до чего может дотянуться. От удовольствия он прикрывает глаза и представляет, как Чонгук позволяет трахнуть его, ох да, Тэ бы его выебал за все годы игнора, выебал, только он знает, что Чон всегда сверху, к его заднице добрался только один парень и это не он. — На меня смотри, сука, — шипит брюнет и белые, почти пепельные волосы рвутся в его кулаке, когда он чуть оттягивает голову назад. Распахнутые глаза, смотрящие на него с мольбой, и ему становится мало, он грубо насаживает голову Тэхёна на свой член, не заботясь о комфорте, до конца пропихивает, так глубоко, что блондин начинает задыхаться, за что в принципе ему и прилетела пощёчина. Впрочем, Гуку уже надоел этот молящий взгляд:  — К стене, лицом. Как только Тэ оказался лицом к стене, он призывно оттопырил свой зад, пытаясь выровнять дыхание. Искренне надеясь, что на этот раз это будет член Чона елозить в нём, доставляя удовольствие, а не что-то другое, как всегда. — Пожалуйста, хозяин, трахни меня, выеби своего слугу, своего раба, прошу, — тихо скулит блондин, выгибаясь так, чтобы достать до дырки пальцами, растягивая её, и при этом не закрывать Чонгуку обзор. — Вот сюда, пожалуйста, войди, умоляю, — продолжает скулить Тэхён быстро шевеля пальцами внутри себя. Чонгук удовлетворённо усмехнулся и взял со стола хрустальную вазочку, продолговатую, но тонкую, с выпуклыми цветами и завитками, пожалуй в неё уместилось бы максимум три розы. Хватило несколько мгновений, чтобы Тэ размазал плевок Чона по своей жаждущей дырке и принял в себя с громким стоном прохладный хрусталь. Парень даже великодушно позволил привыкнуть Тэхёну к инородному предмету в своей заднице, прежде чем начал с бешеной скоростью вытрахивать из податливого тела всё, что можно и что нельзя. Блондин стонал, извивался, кричал, шептал, как в бреду, что ему мало, умоляя перейти на что-то ещё, пока Гук долбил его и надрачивал себе, прерывая свою дрочку только тогда, когда ему хотелось оставить красный след от ладони на нежной коже задницы, ущипнуть побольнее в области рёбер или оставить укус на плече возле шеи. Они оба знали, что Тэ может кончить в секунду, но оба растягивали удовольствие. Когда брюнету надоело он шепнул на ухо, хриплое:  — Не дай вазе упасть. На колени, — парень тут же опустился на колени, перед своим хозяином, из всех оставшихся сил пытаясь удержать вазу в себе. Он не ждал поцелуев, это было бы слишком прекрасно, чтобы оказаться правдой, но он точно знал, что сейчас брюнет кончит ему на лицо, размажет по щекам и губам сперму разбухшим членом и только потом позволит ему кончить. Так и случилось, Тэхён потянулся к члену, чтобы вылизать его полностью, усердно проходился от основания до головки, захватывая её в рот и обсасывая, чтобы не осталось ни капли, а когда он закончил… Чонгук отошёл, натянул шмотки обратно, а после и вовсе покинул спальню, оставляя блондина в растерянности на полу, на коленях, с вазой в жопе, которая так и наровила выскочить. Парень обречённо захныкал, собираясь уже встать, как Чон вернулся, крутя в руках анальную пробку. На его губах играла полуулыбка, а в глазах танцевали бесята. — Думал, я оставлю тебе без разрядки? — лукавая ухмылка и вот он садится на корточки перед Тэхёном и касается рукой его до изнеможения напряжённого члена. Пару раз проводит, лениво надрачивая, наклоняется к самому уху блондина и издаёт такой блядский стон, что блондину ничего не остаётся, как бурно кончить ему в руку. Гук подносит руку к подбородку Тэ и по хозяйски вновь хватает его за волосы, притягивая к своей ладони ближе. — Плохой мальчишка, испачкал меня. Убери за собой, — он не успевает договорить, как по его ладони начинает скользить влажный горячий язык. Когда рука стала чистой, он милостиво разрешил блондину выпустить вазу, что он незамедлительно исполнил, поглядывая на анальную игрушку у ног Чона. — Это для тебя. Я специально купил белую, чтобы ты понял, насколько ты грязен, — почти выплёвывает Чонгук и, встав, спешит на выход, на прощание бросая. — В любой момент могу позвать и не советую тебе появляться на моих глазах без неё внутри, — вновь полуулыбка и дверь за ним медленно закрывается, скрывая спину вампира. Чон проходит к своей спальне, смотрит на часы и понимает, что в чужой спальне он провёл слишком много времени. Садится на кровать, застеленную атласным покрывалом, и слышит лёгкий щелчок в районе ног, наклоняется, чтобы посмотреть, и откуда-то сверху ему прилетает его же письмо. Он улыбается, знает, что это письмо всё же побывало у Джина в руках, потому что вот так вернуть письмо мог только он. Гук опрокидывается на постель и мечтательно закрывает глаза, гладя листок кончиками пальцев. Затем встаёт, берёт со столика телефон и набирает Намджуна: — Привет, к утру занесёшь то, что успел собрать, — произносит он и попутно стягивает с себя всю одежду, не слушая, что говорят ему в ответ, он кладёт трубку и идёт в душ. Размышления и усталость смыл прохладный душ, а после Чонгук направился в постель, на завтра ему нужна свежая голова. Завтра он всё-таки догонит своего беглеца. Тэхён швыряет в своей спальне всё, что попадается под руку. Он устроил такой погром, что сейчас вряд-ли кто-нибудь мог бы сказать, что эта комната была его спальней. Картины с некогда изящными резными рамками, вазы, стеклянный столик, постель, персидский пушистый ковёр - всё это превратилось в одно странное месиво из его крови и слёз. Круша всё подряд, он повторял лишь одно: — Глупый, — а потом валялся, такой же обнажённый внутри, как и снаружи. Любит ли он Чонгука? Да, миллион раз «да». Хочет ли он, чтобы тот любил его в ответ? Безумно. Зависит ли Тэ от Чона, от вампира, который однажды спас его и обратил? Чертовски зависит. Словно на ёбаной игле сидит и не может справиться с зависимостью. Он так и уснул, в осколках, измазанный кровью, солёными слезами, что так жгли его кожу, клочках постельного белья и горами перьев из подушек. Во сне неразборчиво бурча что-то, где различалось лишь одно слово, имя — Чонгук.