Все в руках и по воле

Джулиано. Медичи! Я сказал тебе – забудем о прошлом. Я протянул тебе раскрытой ладонью руку. В доме моего дяди, прямо перед ним! Помнишь, каким презрением ты обдал меня в ответ? Лоренцо… Медичи… В следующий раз я сам не пожал - твоей протянутой мне перед всеми руки. Дядя, ты тогда развязал мне руки, заявив, что мой брат теперь не Пацци, раз взял в жены Медичи, по любви. Но все равно, хоть таким образом перестал быть Пацци и я, мне казалось, что я вонзаю тебе клинок прямо в спину, всякий раз, когда отдавал за них свой голос. На глазах всей Флоренции. Спина Джулиано Медичи. Прямо передо мной. Руку протяни. Ладонь, которую ты отказался пожать, больше не открыта. Крепко сжимает рукоять. Спина, не защищенная под одеждой доспехами, я хорошо проверил это «братскими объятиями». Которые можно было бы назвать «иудиным поцелуем» если бы предателем здесь был, кто угодно, только не я. Ты! Ты, Лоренцо. Ты меня предал… Мое доверие… мою… любовь, наверно… Видит Бог, было время, когда я подумать не мог, что все так закончится! На волю Божью я все и отдаю. В Его храме - в Его руки. На тебе кольчуга, Лоренцо. Я это отчетливо ощутил. Обняв тебя… Тотчас и решив положиться в твоем случае на Его волю. Скрыв это от остальных, тех, кто стоит сейчас за твоей спиной. О чем я… Я все равно, как сказал им «Не режьте горло». Эти объятия… Твое тепло… Жизнь в твоем теле прямо в моих руках… весь ты… ты, Лоренцо… Медичи… Твоего брата я зарежу. С удовольствием, не стану врать! Твоим убийцей я быть не могу. Не хочу. Говоришь, Джулиано ревновал тебя ко мне?.. Мы были так с тобой близки, Лоренцо, помнишь? Словно во сто крат ближе, чем единокровные братья! А помнишь, как я отказался покидать ваш дом, сказал дяде, пришедшему навсегда забрать нас с братом, еще совсем сопливым мальчишкой, «Нет!»… Бессмысленное, бессильное что-либо изменить, но твердое, как камень. Якопо ударил меня, а ты заступился, так же бессильно и бессмысленно. Моему брату с твоей сестрой хватило сил пойти против всего, чтобы остаться вместе… Мне тоже. А ты, Медичи… Ты меня предал, ты играл на моих чувствах, манипулировал кукловодом, подсунул мне свою шлюху! Я – все равно, что сохраняю тебе жизнь, не сказав никому, как именно следует ее отнять. Твое тепло… Твоя жизнь… Ты… Так близко… Мой… Ты весь… Было так тепло обнимать тебя… Так хорошо… Пора. Сейчас… Все в руках Божьих. Просвира в руках кардинала, уже. Сейчас… Сейчас! *** Он тянул, убив Джулиано, не нападал на Лоренцо, нависнув коршуном. Кинулся вперед по окрику Якопо ди Пацци, выпущенным охотничьим соколом на добычу. Он ушел, так в итоге и не убедившись лично, как приказал дядя, в смерти Лоренцо Медичи. Не увидев его мертвого тела своими собственными глазами. Не захотел… Он почти повторил вслух сказанное мысленно, заменив «я» на «мы», говоря Лоренцо о том, что ему сохранена жизнь. Призывая уйти. Жить! Франческо Пацци не стал просить сохранить жизнь ему. Она уже для него кончилась. Когда пришло понимание. Те объятия продолжали жечь теплом самые сокровенные глубины души, проливая свет в углы дальние настолько, что он в них ни разу за всю жизнь не заглядывал. «Ты Медичи, а я Пацци. Мы не можем быть друзьями». Больше, чем друзьями, не только друзьями, они тоже быть не могли.