Notre connexion

      Дождь не прекращался. На часах пробило двенадцать. Два парня сидели в спальне Максанса, единственной полноценной комнате его небольшой квартиры. Тишина окутала это помещение, словно мягкий туман она проникала всюду, казалось, что можно было ощутить её вкус. Аксель заметил, что с его последнего визита здесь очень многое изменилось. Стены казались теплее, вероятнее из-за того, что торшер теперь освещал комнату теплым мягкий светом. Раньше его здесь не было. Как и одинокой картины на стене у кровати. - Это Рене Магритт?, - Аксель поставил свою кружку с горячим фруктовым чаем на винтажный журнальный столик. Хотя вряд ли он был по-настоящему винтажным, заметил про себя парень, скорее он был просто старый. Наверное, за свою жизнь этот столик видел много теплых встреч, нелепых ссор, горьких слез, наверное на него неоднократно проливали вино. Как странно думать о том, сколько всего помнит старый деревянный стол. Какая глупая мысль. - Да, "влюбленные". Пугающая штука, но Камиль нравилась. Даже не знаю почему она до сих пор висит, - отозвался Фавель, устало потирая глаза. - Я слышал, что изобразив две фигуры без лиц, он хотел передать идею о слепоте любви во всех смыслах - влюбленные никого не видят вокруг себя, окружающие также не видят их лиц, но, кроме того, они являются загадкой и друг для друга, - Акселю показалось, что присутствие этой картины, сейчас, в этой комнате, очень символично. Как и её герои, они с Максансом, не смотря на безусловную близость, всё же оставались друг для друга загадкой, - Даже по-настоящему влюбленные люди остаются слепыми – они не видят ничего вокруг себя, не видят лиц друг друга и никогда друг друга не познают полностью. - Я думал это о другом. Влюбленным людям совершенно не обязательно видеть друг друга и окружающий их мир. Посмотри на них, они целуются сквозь полотно, они могут почувствовать близость даже сквозь двойной слой наброшенной ткани. Эта картина о том, что истинные чувства не знают никаких преград, - Максанс стоял за спиной Акселя и впервые радовался этой картине, в один момент она перестала пугать его. Маленькая картина, весящая на стене в один момент объяснила всё, что происходило в их мыслях. Младшего пугали чувства к старшему парню. А старший верил, что их любовь - это единственная истина, единственное "настоящее".       Максанс перевел взгляд с картины на затылок Орьяна, пробежал глазами по шее, усыпанной родинками. Ему вдруг невыносимо захотелось прикоснуться к ним пальцами, прочертить прикосновениями тонкие нити и свести их в несуществующие созвездия. В один момент он схватил Акселя за плечо, развернул к себе и впился в его мягкие губы. Это выглядело так нелепо, как будто художник, испортивший холст, пытается закрасить уже существующую картину. Но нельзя на старом исписанном холсте написать что-то новое. Можно лишь сильнее обезобразить то, что было. Поцелуй со вкусом отчаяния. Макс сам прервал этот поцелуй. Ему вдруг стало невыносимо тошно. - Блядь, ты ушел тогда, ничего не объяснив, ты просто оборвал со мной любую связь! Неужели я не заслужил хотя бы знать причину? Знаешь что я чувствую?, - вдруг закричал он, - Я как те парни, что жгут в Париже машины и громят магазины, - он пнул старый журнальный столик, опрокидывая чашку чая на ковер, - Да я просто с ума схожу!       Орьяна охватило странное чувство и он не мог отделаться от мысли, а правда, что когда ночью гроза людям снятся кошмары? Быть может этот вечер - это лишь дурной сон. Дурным он конечно не был, но странный смазанный поцелуй и приступ Фавеля были сплошным сюрреализмом. Он пришел, чтобы объяснить, чтобы рассказать, почему спустя два месяца после окончания съемок он так внезапно оборвал с ним общение, почему он снова сошелся с Манон, почему он так упорно избегал встреч. Ведь дело было не в отсутствии чувств, не в том, что Аксель не готов признать себя геем, не в том, что их карьера будет разрушена. Всё было намного глубже и страшнее.       Он смотрел на Максанса, который упал в кресло и закрыл ладонями лицо. Он был прекрасен в своем отчаянии. На минуту Акселю даже подумалось, что он намеренно довел парня до этого состояния, чтобы еще раз взглянуть в серые, как сама грозовая туча, глаза. Окутанные пеленою слез, они казались ему еще прекраснее. Ему неожиданно захотелось прижаться в Фавелю, сказать, что расставание было ошибкой. Но это было не расставание, ведь в реальности они никогда не были настоящей парой. Ему хотелось, как раньше, зарыться пальцами в мягких волосах, спрятать нос в изгибе шеи и услышать запах его тела. Орьяну так нестерпимо захотелось близости, будто его возбудила чужая боль, но он поспешно отмахнулся от этой мысли. - Я расскажу, но обещай мне, что ты выслушаешь меня до конца, - приблизившись к окну, за которым всё еще беспрестанно лил дождь, Аксель решил, что это будет очень долгая ночь.