cat rather than a dog

      Усока легко любить. Особенно, когда он ластится и льнет всем телом, как большой кот, трется лбом о протянутые к нему руки и плечи. Зовёт Юто по имени с интонациями слишком милыми для взрослого двухметрового мужика. – Малыш Усок-и, – голос Юто рассыпается низким мелодичным смехом, а у самого внутри всё переворачивается.       Казалось бы, невозможно чувствовать так остро и сильно спустя месяцы (?), но до Юто то ли долго доходит, то ли дело не в пресловутой влюблённости и бабочках в животе. У него там только хронический гастрит может быть, а романтику изначально сильно подпортили бытовые проблемы и блевотина на штанах. У его "парня", если можно назвать его таковым, классический корпоративный алкоголизм, беды с выплескиванием негатива и необъяснимая тяга к кинковому сексу. Набор не для слабаков.       Усока легко любить, хотя бы потому, что одному Юто известна другая сторона его личности. Никто из друзей или коллег и представить не может руководителя Чона таким, каким видел Юто. Разве что парнишка из его отдела, притащивший недавно это огромное чудо на своём горбу в полусознательном виде, мог догадаться. Вот только, вряд ли кому-нибудь сможет рассказать, да и кто послушает? Усок –образцовый сотрудник, молодой гений, душа компании и образец для подражания в коллективе. Всё остальное – домыслы. А то, что по дому Юто он ходит, завернувшись в кусок тюли, или в кигуруми пикачу на голое тело – слишком личное, не для чужих ушей и глаз. Однако периодически так и тянет заснять на память. Ведь мало ли. Юто не переживёт, наверное.       С Усоком не просто хорошо, с ним комфортно и безопасно. Он даже когда бесится, сам же после приходит с неловкими обнимашками со спины тыкаться носом в выступающие шейные позвонки. Юто просто не может на него злиться. Не когда внимательные чёрные глазищи смотрят на него с мольбой и запредельной долей нежности. Единственное, что пугает – это неопределённость, потому что внести ясность в статус их отношений не решается никто из них. Усок просто есть, просто рядом, но что-то тревожное в сознании Юто шепчет, что потерять его так же легко, как и было – полюбить. Что если после работы он свернёт на другую улицу, если однажды Юто вернётся домой в пустую холодную квартиру? Усок даже не переезжал к нему официально, с вещами и разным накопленным за годы хламом, но спит в его кровати, таскает его одежду, и выглядит это всё как само собой разумеющееся явление. Друзья с привилегиями? Любовники? Женатая парочка престарелых геев? Юто ломает голову, однако боится спросить напрямик, что между ними и надолго ли. Боится услышать, что, на самом деле, не нужен.       Он, в отличие от Усока, самый обычный, далеко не успешный и не особо привлекательный в силу замкнутости характера. Ребята, которые западали на его внешность, быстро сливались, обнаружив за суровым ебалом и стильными чёрными шмотками крайне простого и мягкого человека, готового часами обниматься и плакать за просмотром шедевров японской анимации. Не интересно. Скучный стандартный набор, но Усоку почему-то оказалось достаточно, либо он тактично отмалчивался. – Не спится?       Хриплый сонный голос вырывает Юто из пучины собственного сознания на поверхность, во вполне себе прозаичную реальность, где он сидит на подоконнике с забитой свежими окурками пепельницей и кружкой остывшего кофе, по кухне гуляет сквозняк, а Усок в его рубашке переступает босыми ногами по холодному полу. – Не могу перестать думать... о разном, – уклончиво отвечает Юто, второпях прикрывая форточку, чтобы этому заспанному дурачью не надуло, – а сам? – Природа позвала, – хихикает Усок, наклоняет голову и почёсывает затылок. Длинная чёлка падает на глаза, скрывая большую часть его лица, – а тут ты куда-то подевался, вот я и пришёл. Проверить. – Ну как, проверил? – японец слегка приподнимает брови и смотрит рассеянно, не спеша слезать с подоконника. – Живой, – Усок пристально оглядывает Юто, прежде чем ткнуться ледяным носом ему в шею, – теплый, значит, всё в порядке.       «Не в порядке!» – хочет воскликнуть Юто, когда чужое дыхание щекочет кожу, а тело прошибает мелкими разрядами (лучше бы тока, и побольше), но голос беспомощно сипит и обрывается. А Усок смотрит, смотрит бесконечно долго и пронзительно, словно не спит на ходу и не собирается. – Если поделишься, о чём думаешь, я, возможно, смогу помочь, – наконец говорит он непривычно рассудительно, как будто на работе в деловом костюме сидит, а не на кухне в четыре утра с голой жопой. – Вот зачем ты такой сука классный и понимающий? – не выдерживает Юто. Так и тянет съязвить, а получается бред бессвязный, – и красивущий вдобавок, как чёрт, а я сижу и не догоняю, нахуя тебе сдалось возиться с неудачником вроде меня. Чёрт, – он припечатывает себе по лбу ладонью, готовясь сгореть от стыда.       Его слушатель открывает рот в многозначительном «о», а потом часто моргает округлившимися от шока глазами с робкой улыбкой на лице. Понимает, что если засмеётся сейчас от растерянности и, одновременно, ощущения победы (вывести своего молчаливого друга на настолько откровенный разговор он и не надеялся), здорово заденет чужие чувства. – Ну, смотри, – Усок тянет сигарету из пачки залипательно длинными пальцами и склоняет голову к плечу. Юто невольно любуется отражением пламени зажигалки на его щеках и подрагивающих пушистых ресничках. – Нам с тобой, например, обоим нравятся кошки не потому, что они очень хорошие и милые, умнее псин и остальных животных, а просто потому что нравятся! Я тут, кстати, такого чудесного котёночка у подъезда видел, может, возьмём к себе?       Юто с силой втягивает в грудь перемешанный с дымом воздух. Общие планы, общие интересы и воспоминания – это связывает их настолько крепкими узами, что причиняет боль. Он не уверен, что сможет сдержать слёзы и дрожь в голосе, поэтому молча кивает, а Усок продолжает: – Юто-я, знаешь, я каждый раз грущу, когда коллеги начинают хвастаться своими отношениями, а мне нестерпимо хочется рассказать им всем, какой ты охуенный, как вкусно готовишь, как смешно морщишь нос, когда что-то не нравится, какой у тебя тёплый смех, и... – он осекается, потому что видит, как дрожат чужие губы и влажно блестят глаза, самые прекрасные во вселенной, между прочим. – Юто-я?       Слова Усока звучат как признание в любви, а сам он висит у Юто на шее, буквально и не только. Грузом, который притягивает его к земле, просит – не уходи далеко, возвращайся домой. «Отношения», значит? Юто жадно трогает усоковы шею, плечи, надавливает подушечками пальцев на щёки (Усок смешно дуется), гладит по позвоночнику (он охает и расцепляет руки). – Ещё мне немного обидно, – хитро прищуривается разве что не мурчащий от удовольствия Усок, – что никто не в курсе, какое горячее у моего мужчины тело и как он хорош в постели.       Юто давится воздухом и заходится приступом кашля. Он вроде счастлив, а вроде успел триста раз пожалеть, что нарвался на эти вот откровения и "комплименты". Усок дует губы и ворчит, что он как дитё малое, наверняка хочет заболеть, а вообще, в кровати лучше и приятнее. И ведь не поспоришь.