Зависть

Семь лет. Именно столько прошло с той злополучной ночи. Ночи, которая перевернула все с ног на голову, уничтожила все, что было дорого, разбив на множество мелких осколков иллюзию того, что еще все может быть хорошо. Ночи, что уничтожила хрупкий мираж светлого и беззаботного счастья, пусть и лживый, но все-таки лучше, чем горькая реальность, приправленная тяжестью грехов своих и чужих. Семь лет. Это число пугало и вводило в отчаянье. Именно столько времени нужно, чтобы сойти с ума, лишиться рассудка от одиночества и бессилия противостоять разъедающим сердце чувствам, потерять человеческий облик, нет, не физический, иной – душевный, тот который отличает людей от грязи, отбросов общества, и именно столько нужно времени, чтобы быть поглощенным грехом. Что есть грех? Микуни никогда не стал бы задумываться об этом, если бы не был свидетелем олицетворения этого страшного слова в живом существе. В существе разумном, так похожим на человека, но ни в коем случае им не являющимся. Одно такое загадочное создание всегда обитало в его семье, защищая и оберегая каждое поколение на протяжении веков. Бессмертное чудовище с немыслимыми силами, подчиняющееся одному единственному хозяину – человеку, заключившему с ним кровавый контракт. Несмотря на свою сверхъестественную сущность существо, практически являлось членом семьи, его мнение в решении важных вопросов учитывалось, к его советам прислушивались, а немногочисленные просьбы выполняли, не требуя что-либо взамен. Одной из таких просьб была, казалось бы, мелочь – дать приют в доме его брату, такому же необычному созданию, как и он сам. В доме, который служил убежищем для обреченных на смерть детей, но спасенных одним единственным действенным способом – превращением в вампиров. Дети после изменения становились подчиненными обратившего их существа – сервампа, носившего грех похоти и именуемого Любовником. Вопреки своему греху сервампу куда больше подходило его другое прозвище – Всеобщая Любовь. Ведь за исключением некоторых моментов, когда тот начинал прилюдно раздеваться, пытаясь показать себя с лучшей стороны, которыми, по его мнению, являлись все, или флиртовать да кокетничать чуть ли не с первыми встречными девушками, он был переполнен нежной любовью ко всем обездоленным, защищая и оберегая подобно заботливой матери. Именно по этой причине ко всем спасенным им детям он относился не как к подчиненным, а как к родным чадам. Постоянно присматривая и опекая их, он вызывал теплую симпатию у семьи Алисейнов, которым служил верой и правдой столетиями. Никто не мог подумать, что одно его невинное желание помочь собственному брату, может привести свой вклад в разрушение этой семьи. Старший брат Любовника, получивший приют в поместье, носил грех зависти и являлся третьим по старшинству в так называемой «семье» сервампов. В отличие от седьмого брата Всеобщей Любви, Зависть не спешил заключать контракт с кем-либо из семьи Алисейнов, да и вообще каким бы то ни было образом контактировать с окружающими. Поселившись в небольшой комнатушке в подвале дома, которая изначально предназначалась в качестве подсобки, сервамп практически не покидал ее пределов, исключением были редкие вылазки в город поздней ночью. Чем именно он занимался, никто из семьи Алисейнов не знал, только Любовник мог окинуть его коротким печальным взглядом. Зависть возвращался незадолго до наступления рассвета, тихо и бесшумно пробираясь по сонным коридорам поместья, то и дело пугал своим внезапным появлением недавно проснувшихся служанок, спешащих на свое рабочее место, чем заслужил не самую хорошую репутацию. Маленький Микуни то и дело слышал обрывки разговоров о странном и жутком чудовище, обитающем в подвале дома. Старый садовник, при каждой прогулке Микаге – дедушке Микуни, по саду, пытался донести свои подозрения о том, что именно из-за этого скользкого типа его гортензии погибают: «Ночами пробираясь по саду не весть куда, за пределы поместья, всегда останавливается возле них, подолгу прожигая взглядом, словно укоряя их в том что они существуют, после чего на утро цветы начинают чахнуть и увядать». Репетитор Хаттори периодически выслушивал версии пухленькой поварихи, любительнице всяких страшных историй, о том, что происходит за толстой дубовой дверью в сыром подвале, куда ей регулярно велено приносить еду. «Наверняка это существо там кого-то держит! А иначе что же это за странные звуки доносятся из-за двери? Сначала мерное постукивание, а затем скрежет, будто ногтями по железу. Точно говорю, там он не один!» – активно жестикулировала она, высказывая свои теории. Хаттори же, кивая скорее своим мыслям, а, вовсе не соглашаясь с ее словами, пропускал эти бессмыслицы мимо ушей. Но производил на повариху впечатление вникающего в ситуацию дела и полностью солидарного с ней человека. Микуни, прятавшийся за громоздким буфетом и поедающий втихаря сладкую выпечку, придерживался мнения, что репетитор терпит болтовню только ради вкусного чая, который повариха предлагала за беседой. Молоденькие служанки также периодически шептались о жутком сервампе, живущем в доме. Активно полируя перила лестницы, они не замечали спрятавшегося под ней ребенка, продолжая обмениваться собственными впечатлениями или пересказывая чужие. «В тот день была моя очередь накрывать на стол, поэтому пришлось встать пораньше. Ты не представляешь, как я перепугалась, когда в пустом едва освещенном коридоре чуть в него не врезалась. Когда я посмотрела ему в глаза, у меня сердце в пятки провалилось! Такой холодный пронизывающий взгляд мне не доводилось видеть никогда!» – закончив говорить, служанка вытерла тыльной стороной руки лоб, тот взмок толи от воспоминаний толи от усердной полировки. А маленький Микуни, приобретавший дурную привычку подслушивать, все больше желал самостоятельно выяснить, что же это за существо живет в его доме, и насколько оно действительно страшное и опасное. Выяснить всю правду о загадочном и жутком сервампе Микуни решил сразу же, как только станет совсем взрослым, а именно после своего седьмого дня рождения, который должен был наступить на следующей недели. По наступлению дня именин он то и дело пытался улизнуть в подвал, но активная подготовка к празднеству и снующая туда-сюда прислуга ему постоянно в этом мешали. Назойливые служанки, бегающие по поручениям, постоянно спрашивали, что же «маленький господин» тут делает и куда он направляется. Не получая вразумительного ответа, потому как Микуни знал, что если расскажет куда и зачем направляется то его непременно остановят и отведут к дедушке или родителям которые начнут его отчитывать, девушки просили его вернуться в свою комнату. Старенькая гувернантка Ямане, которая была едва выше самого мальчика, уже минут двадцать пыталась причесать его торчащие во все стороны светлые волосы. Отмахиваясь от нее Микуни то и дело приговаривал: «Все равно ничего не выйдет!» Но как бы он ни старался, все равно приходилось терпеть экзекуцию, слыша в ответ: «Сложнее чем уложить твои волосы может быть только, уложить волосы твоей матери. А они, между прочим, в несколько раз длиннее. Коли уж удавалось справляться с ее копной, то с твоей справлюсь и подавно». То репетитор Хаттори вылавливал мальчугана в самый неподходящий момент, предлагая немного развлечься, сыграв с ним в шахматы, партии затягивались еще дольше из-за подаваемого чая. А после начала самого празднества с виновника торжества вовсе не спускали глаз. Приехавшие из самых разных уголков страны дальние родственники, многих из которых Микуни либо не знал, либо не помнил, приятели и коллеги по работе отца, несколько подруг матери, и старые друзья дедушки, которых осталось не так много. Именинника заваливали комплиментами и пожеланиями, дарили самые различные подарки, без конца заставляли фотографироваться с гостями, шутили, веселились и вспоминали, каким Микуни был раньше и каким большим он стал теперь. До самого конца дня дом был оживленный и наполненный радостным шумом и гамом, и центром всего этого был юный именинник. Поздним вечером, когда гости разошлись, сил на то чтобы узнать что именно из себя представляет сервамп, скрывающийся за тяжелой дубовой дверью, уже не осталось, поэтому навязчивую идею пришлось отложить до завтра. Микуни, проснувшись ни свет ни заря, был полон решительности довести начатое дело до конца. Быстро переодевшись, минуя пустые коридоры, едва освещенные предрассветными осенними сумерками, он направился в нужную сторону. Спустившись по скрипучей лестнице, ведущей в подвальный предбанник, ему немалых сил потребовалось, чтобы отворить двойную чугунную дверь, петли которой словно нарочно раздались громким треском, выдавая присутствие мальчика. Он остановился, вслушиваясь. Поначалу услышать ничего не удалось, сердце стучало так громко, что эхом отдавало в ушах. После нескольких глубоких вдохов, он немного успокоился. К его счастью на шум не прибежала ни одна служанка, улыбнувшись своему везению и ощущая себя таким же, как показывают в фильмах искателем приключений, он шагнул за дверь. В подвале из-за отсутствия окон было темно, Микуни пришлось вслепую искать переключатель. После глухого щелчка предварительно несколько раз моргнув один за другим стали загораться настенные светильники, озаряя коридор теплым желтым светом. Мальчик бывал здесь лишь пару раз, когда играл в прятки с отцом. Осмотревшись, он заприметил небольшой столик у одной из дверей, на котором стоял разнос с несколькими пустыми тарелками. Вспоминая обязанность пухленькой поварихи приносить сервампу еду, Микуни понял, какая именно комната ему принадлежала. Добежав до нужной двери, он замер в нерешительности, немного помешкав, взвешивая все «за» и «против», дернул за дверную ручку, та оказалась не заперта. Войдя внутрь, мальчик обнаружил, что в помещении никого нет. Комнатка была небольшая, в ней, как и во всем подвале отсутствовали окна. Пара книжных полок на стене, небольшой деревянный комод и кровать, расположившиеся вдоль одной из стен, занимали треть помещения. В самом углу стоял большой стол, по которому ползла от самого входа рапсово-желтая полоса света, изредка исчезая на долю секунды, из-за некачественной проводки. Именно этот предмет мебели и заинтересовал мальчика, а точнее то, что на нем лежало. Разнородные металлические щипцы, шила нескольких размеров, иглы как швейные, так и цыганские, железные крючки и еще много всевозможных инструментов, названия которых он не знал, блестели стальным холодом в рассеянном золотом освещении. Взяв один из них в руки, покрутил, рассматривая, гадая для чего его можно использовать, в памяти всплыли рассказы поварихи о странных звуках и скрежетах, доносящихся из этой комнаты. Микуни, погрузившийся в свои мысли, не сразу понял, что он теперь не один. Зависть, возвратившийся в поместье, направился привычным маршрутом в свою комнату, на пути ему ни разу никто не встретился, видимо весь персонал, как и хозяева дома, отдыхали от вчерашнего праздника. Шум от этого торжества доносился даже до подвальных помещений, раздражая сервампа на протяжении всего дня, поэтому сразу после наступления сумерек он покинул дом. Увидев, что дверь, в предбаннике подвала открыта, а коридор освещен, сервамп напрягся, меньше всего ему сейчас хотелось встретиться с кем-то из людей, но немного поразмыслив, он решил, что это может быть его брат. Любовник был единственным, кто мог навестить его, делал он это не часто, чаще всего по какому нибудь поводу, а сегодня как раз такой повод был. Дверь в его комнату также была открыта. К удивлению мужчины в комнате находился вовсе не его брат, а маленький мальчуган с пшеничной растрепанной во все стороны копной волос, в помятой одежде и босыми ногами, который вертел в своих маленьких ручонках один из его инструментов, разглядывая с таким интересом, что даже не заметил вошедшего. Зависть застыл в дверном проеме, не зная как реагировать на неизвестного гостя. В коридоре моргнул свет, заставив страшным силуэтом двинуться тень сервампа, на что и обратил внимание маленький Микуни. Оглянувшись, он встретился взглядом с высоким мужчиной. Облаченный в черные одеяния, его лицо обрамляли длинные волосы цвета черного янтаря, спадая длинными локонами, они были похожи на змей, бледная как у мертвеца кожа и рубиновые глаза, сиявшие колючим ледяным пламенем. От него веяло промозглым холодом и странным соленым запахом. Свет снова моргнул на короткий миг, погружая комнату во мрак, глаза сервампа казалось стали гореть еще сильнее. От испуга и неожиданности мальчик вздрогнул и выронил из рук металлический инструмент, по комнате раздался громкий звон. Глядя во все глаза на мужчину, Микуни хотел что-то сказать, открыв рот, а затем закрыл передумав. Зависть коротко усмехнулся, мальчонка своим поведением напомнил ему морскую рыбку. Со стороны послышался противный скрип начинающих ржаветь петель массивных чугунных дверей в подвал, говорящий о том, что кто-то вошел. Зависть перевел взгляд на нового гостя. – Сомнение? Почему ты стоишь в коридоре? – послышался знакомый Микуни голос и приближающиеся шаги. – Почему не... – не договорив, Любовник заглянул в комнату брата, увидев там мальчика, округлил глаза. – Микуни? Что ты тут делаешь? «Значит Микуни», – заметил про себя сервамп Зависти. Кажется, брат рассказывал ему о том, что у супружеской пары Алисейнов есть маленький ребенок, однако он думал, что его до сих пор пеленают: «Видимо я несколько отстал от времени». – Я... Ну-у... Эээ... – не зная, что ответить, мальчонка натянуто улыбнулся и почесал затылок. Похоже, теперь ему влетит по первое число. Любовник слегка улыбнулся, злиться на ребенка он не мог, да и ругать или читать нотации не хотел. Микуни посмотрел на обоих мужчин, хоть они и называли друг друга братьями, схожих черт кроме высокого роста и алых глаз между ними не было. И даже глаза, пусть и имели один оттенок, различались. У Всеобщей Любви они были наполнены теплом и нежностью, а у Зависти лишь пробирающим промозглым холодом и еще каким-то непонятным чувством, заставляющим ежиться от неприятного ощущения. Даже их улыбки отличались на корню, передавая совершенно разные характеры. – Так все же, Сомнение, что тут у вас произошло? – обращаясь к старшему брату, спросил Любовник. – Сомнение? – непонимающе спросил Микуни – А разве не Зависть? Темноволосый мужчина покосился на ребенка, недолго изучая его взглядом, как бы оценивая, отвернулся в другую сторону, едва слышно пробормотав себе под нос: – Двойное Сомнение – мое второе имя, – низким тихим голосом произнес сервамп, – или же просто Сомнение. Микуни пришлось сильно напрячь слух, чтобы услышать его. Несколько осмелев в присутствии сервампа Похоти, которого знал с самого рождения, он захотел узнать о Сомнении немного больше, но на ум как назло не приходило ни чего путного, после затяжной паузы он выпалил: – А что это такое? – мальчик указал указательным пальцем на стол позади себя, – орудия пыток? Брови Любовника от такого заявления поползли вверх. И откуда только семилетний ребенок знает, об орудиях пыток? Зависть же лишь скептически взглянул на задавшего, по его мнению, такой нелепый вопрос. Пробубнив что-то невнятное, он зашел в комнату, попутно включая свет, подошел к мальчишке. Микуни отошел от него на пару шагов, несколько опасаясь, следя за каждым движением. Сервамп лишь наклонился за упавшим стальным крючком, возвращая его на место. Снова оценивающе посмотрев на ребенка, неопределенно кивнул в сторону входной двери. Микуни перевел взгляд в указанном направлении, но все, что он увидел, было: сервамп Похоти, прикрывающий дверь, небольшое напольное зеркало и пара настенных полок, на которых стояли потрепанные временем книги, и несколько кораблей в бутылках. Не понимая, что этим хотел сказать старший сервамп, он перевел вопросительный взгляд на другого вампира. Видя, что мальчик ничего не понял Всеобщая Любовь, мягко улыбнувшись, пояснил: – Брату нравится собирать корабли в бутылках, а набор инструментов, которые ты принял за орудия пыток, – сервамп поморщился только от одного звучания этих неприятных слов, – нужны для их создания. Микуни несколько раз перевел взгляд с Любовника на полки со стоявшими на них бутылками и обратно, словно решая можно ли верить его словам. Остановившись на положительном ответе, он заметил небольшую коробочку в руках мужчины. – А что ты держишь? – уже позабыв, зачем вообще пришел, сервамп глянул на предмет в своей руке. – А это подарок для тебя, брат, – переводя взгляд на Зависть, протянул тому коробку Любовник, лучезарно улыбаясь, – с днем рождения! Микуни округлил глаза, то, что Любовник празднует день рождения, он знал, но инициатива всегда исходила от кого-то из его семьи, а вовсе не от него, праздновали в тесном семейном кругу, но всегда веселясь и радуясь, даря множество подарков и осыпая пожеланиями, ну и, конечно же, не забывали про торт. День рождения старшего из сервампов же обходится только одним подарком от брата? Микуни даже стало жаль его и немного стыдно, особенно после того как вчера весь день отмечали его собственные именины. – С днем рождения! – слегка краснея запоздало поздравил мужчину Микуни, не зная, что еще можно сделать. – Спасибо, – тихо ответил сразу на оба поздравления старший сервамп, принял подарок от брата. – Ну что же, Микуни, пойдем, я отведу тебя в твою комнату, – обратился к мальчику Любовник. – В комнату? Не к родителям? – не веря своим ушам, спросил мальчуган. – А, ты, хочешь отправиться к родителям? – шутливо спросил мужчина, наклоняясь и трепля и без того взъерошенные волосы ребенка. – Н-нет! – Ну, тогда пошли, – помахав рукой брату, Любовник повел Микуни прочь из подвала. Мальчик кинул на последок любопытный взгляд на, оставшегося в своей комнате, сервампа. Из головы Микуни долгое время не выходило то, что дни рождения могут обходиться одним единственным коротким поздравлением, то, что можно жить в тесной комнатушке без окон, и то, что можно настолько сильно отличаться от других людей. Любопытство мальчика в отношении к загадочному мужчине разгоралось все сильнее и сильнее. Для чего сервамп при наступлении ночи покидает поместье, куда он уходит и что делает? Почему ни с кем не общается, сохраняя дистанцию, лишь наводит страх на окружающих своим поведением? С тех пор количество попыток узнать побольше о старшем из сервампов только увеличивалось. Белокурый мальчуган то и дело наведывался к нему, поначалу составляя компанию Любовнику, а затем и в одиночку. Обычно он наблюдал за кропотливой работой темноволосого, под его умелыми руками невиданным образом расправляли свои паруса небольшие корабли, запертые в стеклянных стенках бутылок. Иногда они проводили время за чтением книг, повествующих о дальних странах далеко за лесами и океанами. В редких случаях удавалось разговорить сервампа, из этих коротких диалогов по крупицам удавалось узнать о нем немного больше, однажды Микуни удалось выяснить, что сервамп неравнодушен к морю. После этого ему порою казалось, что он ощущает соленый запах морской воды, исходивший от мужчины, хотя аромат мог быть плодом воображения. В свою очередь вампир все больше привыкал к обществу мальчика. В один весенний день, осмелев настолько, что опешивший сервамп даже не смог ему отказать, Микуни принес книгу, повествующую о приключениях пиратов, попросив прочитать ее вслух. В комнатушке вампира было тихо, единственными звуками были шорох сухих пожелтевших страниц, да тихий размеренный голос, повествующий о дальних плаваниях, незнакомых людях и чужих жизнях. В свете настольной лампы, тускло бросающей теплые лучи света, плавно, водя хороводы, оседали на стол пылинки. В воздухе повис запах дерева и клея, на деревянной столешнице стояла новая бутылка с маленьким парусным корабликом. Устроившись поудобнее на чужой кровати, вслушиваясь в низкий с легкой хрипотцой голос, Микуни не заметил, как провалился в дремоту. Из царства Морфея его вывел скрип двери. Делая вид, что спит, он только посильнее зарылся в одеяло, которым его заботливо накрыли. Наведать Зависть решил его младший брат. Зашедший в комнату, Любовник сразу заприметил мальчика, свернувшегося калачиком на чужой кровати. Присутствие маленького Алисейна уже не вызывало у сервампа Похоти удивления, потому как за последние полгода он то и дело встречал его в компании старшего брата. Улыбнувшись, мысли, что Сомнение находил общий язык хоть с кем-то кроме него, Любовник, прислонившийся о край столешницы, понизив голос, начал разговор. – Смотрю, вы двое сблизились в последнее время, – мягко улыбнулся Любовник, заправляя удлиненную прядь цвета спелого персика волос, за ухо. – Я бы так не сказал. Просто мальчонка то и дело приходит сюда, – взглянув на ребенка, ответил старший сервамп. – Но, тем не менее, ты ему это позволяешь. Раньше кроме меня ты никого сюда не впускал. А что теперь? – А теперь он сопит на моей постели, – чуть дернув бровью, Зависть подумал, что в будущем из этого мальчишки вырастет тот еще наглец. – Ха-ха... Да уж, что же ты сделал, чтобы этот непоседа так притомился? – Ничего особенного, просто вслух прочитал книгу, которую он принес, – Сомнение махнул рукой на небольшой томик, лежавший на краю кровати. – «Грабители морей»? Видно Микуни успел неплохо тебя узнать, раз принес книгу, которая могла тебе понравиться. – Может быть. – Не может, а так и есть, – загадочно улыбнулся сервамп Похоти. – Что за странная улыбка? К чему ты клонишь? – А к тому, что ты на протяжении долгого времени так и не заключил ни с кем контракт. Думаю, тебе стоит сделать это с ним. Микуни напрягся, неужели речь шла о том самом кровавом контракте, который заключил его дедушка с сервампом Похоти? Весь обратившись в слух, он продолжил подслушивать. – Ты ведь прекрасно знаешь, что наша сила не может полностью раскрыться без ива. К тому же долгое пребывание без хозяина не самым лучшим образом сказывается на нас. – Мне об этом прекрасно известно. – Так ты уже думал о контракте с ним? – с надеждой в голосе спросил Любовник. – Думал, – сердце Микуни застучало быстрее, неужели его и правда, выберут в качестве хозяина сервампа? – Он не подходит. «Что? В каком смысле не подхожу?» – пронеслось в голове мальчика, и, судя по следующей реплики Зависти, на лице Любовника читался примерно тот же вопрос. – Он не познал греха, – пояснил Сомнение. Всеобщая Любовь лишь отвел взгляд. У каждого из сервампов были свои критерии для отбора хозяев. Никто не смел, осуждать их или навязывать собственное мнение. Однако Зависть провел слишком много времени без контрактора, поэтому Похоть начинал беспокоиться, ведь если сервамп не заключает договор долгое время, то в будущем носимый им грех может поглотить не только его, но и ива с которым будет заключен этот кровавый договор. Немного помолчав, Любовник тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, в конце концов, подобное случалось крайне редко, такие инциденты за все время существования сервампов можно было пересчитать по пальцам. Однако шанс, что может произойти нечто подобное был. – Подумай над этим еще, хорошо? – печальным взглядом посмотрел на своего старшего брата Любовник. Микуни услышал звуки шагов и прикрывающейся двери. В голове его крутился рой самых разных мыслей и вопросов. Все-таки сколь скудны его познания о сервампах. Мальчик решил для себя, что выяснит все, что только сможет.