В их руках

Гермиона сидела с Шоном на берегу реки, в тишине наблюдая, как мимо течет серая вода. Он молчал на протяжении всей их прогулки по лесу. Она изредка показывала ему попадающиеся необычные грибы и животных, прячущихся недалеко от лесной тропинки, но в целом тоже не была против тишины. – Хорошо, что вам за это платят, – потершись подбородком о колено, сказал Шон и посмотрел вдаль, прищурив глаза. По опыту Гермионы, пациенты часто считали, что проявление доброты со стороны их терапевтов вызвано финансовыми причинами. И это предположение не было лишено оснований: парадокс таких отношений заключается в том, что они, базируясь на близости, по сути являются предоставляемыми услугами, но Гермиона подозревала, что Шон просто пытается оттолкнуть ее. Это не было плохим знаком, так как означало, что ее присутствие для него все же что-то значит. – Вы помните, что у вас была назначена встреча с мистером Линчем сегодня утром? – спросила она. Шон помолчал, а затем коротко кивнул. – Я попросила вместо этого провести время с вами. Он усмехнулся без особой радости. – Вы заставляете меня думать, что я неотразим. В чем дело? В моей блистательной личности или невероятном остроумии? Гермиона не ответила. Он не был настроен выслушивать то, что хотя бы отдаленно будет похоже на лесть и прозвучит неискренне. Правда заключалась в том, что она находилась здесь, чтобы помочь ему. Но помимо этого у них не было никаких взаимоотношений, и притворяться, что это не так, будет бесполезно, потому что любая попытка убедить его в этом только подтвердит его мысли о собственной никчемности. – О чем вы думаете? Он едва заметно покачнулся, глядя на воду. Самоуспокоение. – Я думал, что, если прыгну в реку, вы никогда не сможете меня найти. Гермиона задумалась над его словами. – И почему же? – Потому что не раздалось бы ни звука. Рябь не поднялась бы из-за меня. И мне этого и не хотелось бы. Я желал бы исчезнуть без следа. Гермиона почувствовала, как печаль тяжелым камнем ложится на сердце, но постаралась не реагировать. Он больше не желал производить ни малейшего воздействия на мир, явно считая, что уже принес в него достаточно разрушений. Он даже не был достоин того, чтобы мир считался с его присутствием. Наклонившись вперед, Гермиона подняла с земли маленький камешек и протянула Шону. – Бросьте его в реку. Он некоторое время смотрел на нее, после чего взял камень и резким движением своей тощей руки бросил его в воду. Послышался тихий всплеск. – Шон, вы продолжаете влиять на окружающий вас мир, нравится вам это или нет. Влияние может быть прямым или косвенным, а иногда вы даже не осознаете его. Но вы должны понимать, что, если вы исчезнете, это принесет серьезные негативные последствия для многих, включая меня. Сейчас у вас есть возможность сделать выбор и оказать позитивное воздействие на мир и конструктивное влияние на события и людей вокруг вас. Гермиона строго посмотрела на него, хотя он по-прежнему не глядел на нее. – И вы можете начать с моей руки, потому что она чертовски замерзла, и я никак не могу согреть ее. Она протянула ему свою холодную бледную руку. Он нерешительно сжал ее своими узкими ладонями и энергично потер. – Вам нужно стараться лучше. Она ледяная. Уголок его рта приподнялся, и Шон приложил больше усилий. Он уже пыхтел, когда Гермиона наконец сообщила, что наконец может чувствовать руку. – Я хочу, чтобы вы запомнили этот момент. Это свидетельство вашего положительного воздействия. Видите мою руку? Она теперь розовая, теплая, и я ее чувствую. Вы будете продолжать в том же духе. Хорошо? Его грудь тяжело вздымалась и опускалась от переполняющих его эмоций, но в конце концов Шон кивнул. – Я хочу, чтобы вы сделали кое-что еще, – Гермиона поднялась и протянула ему руку, чтобы помочь встать. – Когда мы вернемся, вы подпишете со мной договор и пообещаете, что, если когда-нибудь у вас снова возникнет мысль причинить себе вред, вы придете и сначала поговорите со мной. Я чрезвычайно серьезно отношусь к такого рода договорам и хочу, чтобы вы относились так же. Вы подпишете его? Шон выглядел встревоженным, но снова коротко кивнул. – Да. *** Деревья, окружающие купальню, были почти полностью голыми, а листья, усыпавшие землю, размякли от недавнего дождя. Джордж уже сидел на одной из скамеек, когда подошла Гермиона. Не успев сесть, она уже поняла, что он все еще сам не свой. – Эй, – Гермиона легонько шлепнула его по бедру, выражая дружескую заботу. – Эй, – кивнул Джордж с невеселой улыбкой. – Как оно? – Ничего. У тебя? – Та же фигня. Это было короткое глупое приветствие, которым они часто обменивались, обычно когда нужно было обсудить что-то тяжелое. – Как дела у Луны? Гермиона тут же пожалела о своих словах, вспомнив, как он отреагировал, когда Линч затронул эту тему. Но на этот раз Джордж лишь устало поднял бровь. – Ей еще предстоит долгая реабилитация, как физическая, как и психологическая. Мы по-прежнему не упоминаем об этом, чтобы остальные ничего не узнали, но правда заключается в том, что нам нужно быть очень осторожными. Мы оба прекрасно понимаем, насколько серьезны ее травмы: я не смог справиться, и ее прогресс все-таки был отброшен назад. Гермиона мысленно обругала себя. Она настолько была поглощена своими сексуальными интрижками, что абсурдно предполагала, будто Джордж и Луна заняты тем же самым. Ей следовало понимать, что их разговоры были полны бравады, скорее всего, чтобы помочь Луне ощущать себя нормальной и желанной. Гермиона почувствовала себя эгоцентричной идиоткой. – И реальность такова, что она уедет через пару недель, и я не хочу создавать ситуацию, в которой она будет думать, что ее отвергли, и ощутит потерю, – не после всего, через что она прошла. И снова Гермиона задумалась о своих действиях в отношении Снейпа и насколько недальновидными они теперь казались. Черт! – Луна действительно замечательная. Вы оба, – сказала она, глядя на него с искренней симпатией. Джордж холодно усмехнулся и покачал головой. Его беспокоило что-то еще. – Сегодня я провела утро с Шоном, – Гермиона задумалась, не в этом ли причина его недовольства. – Ты уже виделся с ним? – Нет еще, – Джордж скрестил руки на груди и посмотрел на птичью купальню, полную листьев. – В чем дело, Джордж? Он тяжело вздохнул. Гермиона никогда не видела его таким встревоженным. – Ты никогда не задумывалась, почему люди, так отчаянно желающие жить, умирают, и почему люди, так жаждущие умереть, продолжают жить? – спросил он странным отстраненным голосом. Гермиона глубоко вздохнула и посмотрела на пепельно-серое небо. – Перси сказал, что Фред отчаянно цеплялся за жизнь. После взрыва. Он умер не сразу. Он был очень тяжело ранен, но боролся, Гермиона. Ты знаешь, как сильно он любил жизнь. Больше, чем кто-либо из моих знакомых. У обоих потекли слезы. – Ты это имел в виду, говоря, что близость относительна? – голос Гермионы дрогнул, и она накрыла его руку своей. – Он был моим близнецом, Гермиона, – Джордж судорожно вздохнул. – Мы были как один человек в двух телах. Это все равно что потерять часть себя. Я просто… Вся эта история с Шоном... Я знаю, это неправильно. Я не могу перестать думать, что стало бы с Луной, со всеми, если бы Снейпа там не было. И я пытаюсь примирить у себя в голове душу, которая хочет уйти, с той, что хочет остаться. Оба не получают то, что хотят, и это ужасно. Гермиона еще крепче сжала его руку, и слезы продолжали течь. Ей было нечего сказать. *** Гермиона понимала, что сейчас не самое подходящее время для встречи с Линчем. Не сразу после беседы с Джорджем. Но ее дискуссия с Северусом постоянно крутилась в голове, и ей надо было прекратить это, найти какой-то выход, неважно, насколько неприятным он был бы. Постучав, она повернула ручку и распахнула дверь его кабинета. – Линч? Ответа не последовало, но она заметила, что дверь его спальни приоткрыта. За все время, что она провела в лечебнице, у нее не было причин заходить туда, но сейчас она гадала, где он может быть: там или в ванной. – Линч? – она распахнула дверь спальни. Та оказалась пустой. И было видно, что в ванной его тоже нет. Повернувшись, чтобы уйти, Гермиона обратила внимание на ряд колдографий на книжной полке. Ближе всего стояла та, что ему прислали на день рождения. На ней была его жена, посылающая воздушные поцелуи и машущая рукой. Очень красивая женщина. Гермиона удивлялась, почему она почти никогда не навещает его и почему Линч вот так спокойно подвергает риску их отношения. Это было странно. Затем Гермиона оглядела другие колдографии, стоящие рядом с первой. На одной из них женщина сидела на корточках рядом с маленькой девочкой. Ее волосы были почти белыми, а глаза такими же ярко-голубыми, как у Линча. Она смеялась и прыгала, и к ее руке был привязан воздушный шарик. А женщина… Гермиона моргнула. Взяв колдографию, она вгляделась повнимательнее. Затем она взяла колдографию женщины, которая посылала воздушные поцелуи и махала рукой. Они были так похожи. Гермиона могла поклясться, что это один и тот же человек. Но это было невозможно. Разве она не… – Она красивая, правда? Гермиона резко обернулась и увидела Линча, стоящего в дверях. Он не выглядел рассерженным, но Гермиона была на пределе. В обычной ситуации стоило бы вернуть колдографию, коротко извинившись, но она все еще была расстроена тем, что рассказал Снейп, и сейчас начала еще больше беспокоиться. Ей нужно было знать, что происходит. – Это та же самая женщина? – она настороженно посмотрела на него, повернув к нему колдографии. Линч тяжело вздохнул и скрестил руки на груди, отчего под рубашкой четко проступили мускулы. – В некоторой степени. Сердце Гермионы грохотало в ушах. – Я хочу знать, что происходит, – ее голос был тихим и ровным, несмотря на растущую панику. Линч сделал шаг вперед, так пристально взглянув на нее своими голубыми глазами, что она почувствовала, как кожу начало покалывать. – Гермиона, я никогда никому не рассказывал. И если я скажу тебе, это изменит твое отношение ко мне, – его певучая манера разговаривать, которая всегда казалась немного забавной, сейчас звучала как насмешка из-за своей неестественной легкомысленности. Дыхание Гермионы тяжело вырывалось изо рта. Может, ей просто уйти отсюда? Сбежать, пока она не услышала то, что не сможет потом забыть. Но она неспроста была гриффиндоркой. Храбрость жила у нее в крови, и она решила твердо стоять на своем. – Расскажи мне. Казалось, его тело было выковано из железа: оно неподвижно замерло, и каждый мускул тревожно напрягся. – Не хочешь сесть? – Нет. Линч нервно облизал нижнюю губу. – Как ты знаешь, мои жена и дочь были убиты во время войны. Это они на колдографии, – он кивнул на изображение в руках Гермионы. – И я больше так и не женился. – Так кто же это? – Гермиона подняла другую колдографию. – Это прислали в день твоего рождения. Я видела, как ты открывал конверт. Я узнаю эту женщину, она приезжала в лечебницу. – Это… подруга. – Подруга, которая выглядит абсолютно так же, как твоя жена. Линч вздохнул и опустил глаза, нахмурившись. – Это подруга, которой я время от времени плачу, чтобы она принимала Оборотное зелье, потому что я жалкий старый придурок, который никак не может отпустить любовь всей своей жизни. Как в замедленной съемке Гермиона поставила колдографию обратно на полку и накрыла губы дрожащей рукой. Боже! Его взгляд был потухшим, когда он снова посмотрел на нее. – Это ненормально, я знаю. Но этот случайный визит, письмо, колдография – и я почти могу представить, что она все еще здесь, что нас разделяет всего лишь расстояние, а не смерть. Гермиона была так потрясена, что могла только смотреть на него. – Я в курсе, что Снейп проинформировал тебя о наших с ним разговорах. Прости, Гермиона, я правда не знаю, как тебе это сказать. Я всегда думал, что, если бы ты когда-нибудь захотела быть со мной, ты стала бы тем человеком, который помог бы мне двигаться дальше. Отпустить ее. О черт.