В осколки - в одно целое

Все последующие дни Эйден ходит подавленный и тихий: он — одинокая фигура в своих поступках и действиях, и Лекса уныло вздыхает, когда кидает ему мяч позади двора, а он откидывает его в сторону и смотрит на него озлобленным взглядом. Лекса подходит к нему ближе, кладёт руку на плечо и потирает свой лоб пальцами. — Малыш… — Я не малыш! — кричит он агрессивно, дёрнув плечом. На него это непохоже. Лекса действительно токсично на него влияет, Эбби права. Её силуэт показывается в окне — проверяет, всё ли в порядке. Лекса сглатывает и собирается с силами — очередной разговор, новая попытка, может, этот раз увенчается успехом. После стольких драматических фильмов это должно быть легко, но почему-то внутри растерянность. Ей боязно его потерять. — Что с тобой происходит? — спрашивает Лекса у него — ему виднее. Эйден пинает мяч. — Ничего. Лекса хватает его за школьную тёмную рубашку, почему-то злится, что мальчик ведёт себя так несдержанно и глупо. Она буквально тащит его к скамье, заставляя сесть и посмотреть ей в глаза. У него обиженный взгляд и слёзы — точка кипения достигнута. — Поговори со мной, Эйден. Это из-за Кларк или у тебя что-то происходит в школе? — Она когда-нибудь вспомнит? — Он говорит это совершенно уязвимым и тонким голосом, от которого Лекса замирает. Она и сама не знает. — Кларк, скорее всего, никогда не будет прежней, — честно отвечает Лекса. Она теперь ответственна за то, как дальше будет развиваться его личность, и врать, увиливать от ответа — это будет неправильно. Он будет ждать чуда, которого не произойдет. — Мы можем только помочь ей стать чуть более… здоровой. Поставить её на ноги, заставить улыбаться, радоваться жизни, понимаешь? — Я хочу маму обратно. — Эйден начинает плакать, вытирая глаза рукавом своей рубашки. — Эйден… — протягивает Лекса, немедленно обнимая его за плечо и усаживаясь рядом на скамью. Она гладит его по голове, проводит пальцами по светлым волосам. Маленький совсем, но так быстро растёт — из-за всего этого взрослеет. — Просто помни, какой она была. Слышишь? — Лекса кладёт руку ему на грудь. — Это навсегда тут, понимаешь? Это твои воспоминания, и их никто не отберёт. И, возможно, сейчас кажется, что её навсегда у тебя забрали, но пройдёт время, и ты поймешь, что Кларк рядом, просто немного другая. Я и она — мы с тобой и всегда будем поддерживать и любить тебя, чтобы ни случилось. — А если это снова произойдёт? — хнычет Эйден, полностью утыкаясь ей в плечо и дрожа от эмоций. — Ты куда-то поедешь или, наоборот, мама, или вообще вы вдвоём? — Значит, так случится, — пожимает плечами Лекса. В голове всплывает картинка, где Эйден остаётся один, кожа покрывается холодными мурашками на спине. — Жизнь непредсказуема, приятель. Надо научиться ценить здесь и сейчас, пока не стало поздно. Я вот как-то это не ценила, когда ты только-только появился, и жалею об этом сейчас. Запомни это и никогда не совершай подобных ошибок, когда вырастешь. — Хорошо, — по-детски бубнит Эйден. Может быть, он вырастет на этих словах и будет двигаться с ними по жизни. Это будет её наследием в нём. Лекса пытается вытереть его щёки. — Я люблю тебя, Эйден. — Я тоже тебя, мам, — ласково отвечает он, поднимает свой синий взгляд и с надеждой смотрит. — И что мы будем делать? — Жить, Эйден. Просто жить дальше. Лекса сжимает его в своих объятиях сильнее. Куда-нибудь, да эта дорога их приведёт. // Лекса поражена тем, что студия у Николетт столь небольшая и узкая для творчества и картин, которые она постоянно пишет. Её работы живые и многообразные, яркие. Как-то она преодолела то, что в жизни были серые и чёрные краски, мрачные, убивающие одним своим видом. Лексе бы тоже выбраться из них — перебраться в светлый период и спокойствие. Поэтому она учится у Ник. Выводит непонятные узоры и цветы, переплетает их друг с другом, как свою жизнь c Кларк, в надежде, что это когда-нибудь станет снова реальным, чувственным и настоящим. Добавляет много синего, как цвет её глаз. Зелёного, чтобы быть приземлённой и создать основу картины. Золота, чтобы их судьба стала насыщеннее, и серебро, что могло бы очистить их мутное прошлое. — Этому сложно дать определение… — мягко произносит Ник возле неё. — Набор цветов? — Не знаю… это просто то, что приходит в голову, — сухо отвечает Лекса, не желая говорить о том, что думает. Личное пространство никто не отменял. Николь останавливает её движения кисточкой на полотне, ласково ведёт рукой выше по бицепсу, доходит до лица и касается щеки, мягко вытирая что-то большим пальцем. Это не вызывает никаких эмоций в груди Лексы, как раньше. Подтекст имеется, но он её никак не будоражит. После всех этих состоявшихся встреч с Кларк что-то внутри надломилось и поменялось. Старые воспоминания посвежели и всплыли на поверхность. — Спасибо, — аккуратно хватает ладонь Ник Лекса. Держит, пытаясь не оттолкнуть. Она вспоминает заголовки в интернете, в желтой прессе и догадки фанатов в социальных сетях. Они в чём-то правы, и это пугает. — Ник… мы слишком часто стали видеться. — С чего вдруг тебя это напрягает? — выдавливает улыбку Николетт. За ней кроется огорчение. Она убирает руку, отходит. — Не меня, а общественность, — пожимает плечами Лекса. — Просто давай постараемся теперь встречаться только там, где нас никто не видит, как сегодня. Они строят догадки, которые мне сейчас не нужны. Ты это прекрасно знаешь. — Хорошо, как скажешь, — кивает Ник, меняет незаконченное полотно на чистое, чтобы попробовать снова. Она долго молчит, выводя какой-то рисунок карандашом. Лекса думает, что Николетт снова задумчиво погрузилась в работу, как это обычно бывает, но внезапно та удивляет — прочищает горло, привлекает к себе внимание. — Ты можешь привезти ей… краски и альбомы, может, даже целое полотно. Попробуй нарисовать вместе с ней. Возможно, она этим увлечётся. Лекса кладёт кисточку, которой раскрашивала, как ей казалось, зелёный газон с тянущимся за ним закатом. Художник из неё никакой, оно и видно. Нарисовать свою жизнь цельной она тоже когда-то не смогла — мазки, отрывки, обрезки то тут, то там. — Кларк ещё плохо двигает руками, — комментирует своё бездействие она. — Ты тоже, честно говоря, — фыркает Николетт. — Но я же терплю твоё безвкусие. — Это было обидно. — Потому что ты слишком любишь идеализировать и делать хорошо и сразу. Планирование — это здорово, но почему-то ты забываешь, что и актрисой ты не стала моментально. Всё придёт со временем. Лекса тяжело вздыхает. — Не хочу, чтобы она расстраивалась из-за того, что не получается быть нормальной, — озвучивает свои страхи насчет Кларк. — Ты же понимаешь, что так будет всегда теперь, — уточняет Николетт с явным беспокойством на лице. — Не учи её быть прежней, а учи быть собой в том состоянии, какая она есть сейчас. Она не знает, какой она была, в любом случае. А незнание — это тыканье в никуда, так она ни к чему не придёт и ни в чём не станет лучше. Теперь только шаг за шагом, проба пера разного стиля. Лекса молча соглашается и подходит к Ник вплотную, хочет обнять её в качестве благодарности. Это выгодное партнёрство. У одной из них явно есть чувства, но это не мешает ей здраво рассуждать и помогать советами и разговорами. Николетт утыкается ей носом в плечо и проводит рукой по спине. Теперь Лекса думает, что эти взаимоотношения могут перейти в прекрасную дружбу. — Я, кстати, согласилась сходить на свидание с одной девушкой. Она критик и до ужаса ненавидит мои работы в каждом отзыве. Я умею сделать правильный выбор, согласись. — В голосе Ник слышна улыбка, и Лекса усмехается. — У вас намечается горячий секс? — издевается она. — Угу, все её отзывы определённо станут лучше после этого четверга. Лекса игриво толкает её в бок и возвращается к своему холсту: — Нисколько в тебе не сомневаюсь. // Лекса привыкла к этому: к лимонному запаху, спирту в воздухе от обработки поверхностей антисептиками, лекарствами, ощущению надежды и тревоги, которые исходят от людей в зале ожиданий реабилитационного центра. Она заходит к Кларк регулярно каждый день. Они говорят о глупостях, актёрской игре, новостях в мире, смотрят фильмы и пытаются читать книги, чтобы Кларк развивала речь. Сегодня Лекса принесла с собой краски и небольшой мольберт. Может быть, они вместе нарисуют на нём будущее. Рука Кларк дрожит, когда девушка поднимает её, сжав кисточку и пытаясь провести ровную линию. Выходит импульсивная кривая. Из неё может получиться река или магия — всё, что придумает Кларк, воображение у неё уже никто не отнимет. Лекса плотнее подходит к ней и обхватывает её кулак своей ладонью, ведёт по полотну. Выводит круги, ощущая, как тело буквально дрожит от их близости друг к другу. Воспоминания той, позабытой в прошлом близости вызывают в ней все эти чувства. — И что это, по-твоему? — спрашивает Кларк, в голосе ощущается тепло и ласка. На её лице мягкая улыбка, которой Лексе так не хватало все эти годы. Лекса наклоняет голову к ней навстречу. Слишком близко, тесно. Взгляд Кларк тянет её вперед — ещё несколько сантиметров-шагов, и можно поцеловать. Губы у неё розовые и мягкие на вид. Это сильно отличается от того, какими они были, когда тело Кларк лежало неподвижным и серым, почти мёртвым под трубками и дыхательным аппаратом. К ним хочется прикоснуться, чтобы поверить, что это давно уже не сказка, о которой она мечтала когда-то. Лекса с трудом берёт себя в руки, отстраняется. — Это мыльные пузыри в воздухе, — выдаёт первое, что приходит на ум, пока пытается собрать тело и мысли в порядок. — Больше похоже на пузыри утопающего в воде, — смеётся Кларк. Слышать её смех так приятно спустя столько времени. Он такой — такой живой, как и сама Кларк. Она действительно словно пламя, словно оранжевый феникс воскресает из пепла, превращаясь в красочную огненную птицу, поражающую всех своим присутствием. Лекса улыбается ей своей самой яркой голливудской улыбкой. — Ну хорошо, раз ты такая умная, давай рисуй сама. — Она отпускает её руку и отстраняется отчасти потому, что соблазн этой близости слишком велик. Кларк другая, но память о ней старая. Всё внутри головы: поцелуи, жаркие ночи, объятия и их любовь между простыней. Рука Кларк чуть не падает, но она вовремя сосредотачивается. — Вот и буду, — дерзит, хмурится, за счёт своего упрямства начинает выводить своеобразный рисунок. Он выходит кривым, покрытым волнами, будто художника штормило на корабле, но его стремление к творчеству было сильнее, чем природа и физическая слабость. Бойца из неё не выбила даже авария. Лекса остаётся на месте, наблюдая за выражением лица Кларк. Она другая, когда рисует: сосредоточенная, утончённая, более естественная, чем без кисточки в руке. И на секунду Лекса видит в ней осколок той Кларк, что была там когда-то. Будто светлый призрак во тьме, проглядывающий, напоминающий о себе. Она поражена этим будоражащим чувством внутри настолько, что вздрагивает от входящего звонка на свой телефон: — А, да? — принимает вызов, коснувшись зелёной кнопки на экране. — Александрия Леджервуд? — уточняет женский голос. Кларк обращает на неё внимание. — Да, это я, слушаю вас. Что вы хотели? — Это директор школы, миссис Форестер. Я по поводу вашего сына Эйдена, — быстро говорит женщина, и у Лексы напрягается всё тело. — Он сегодня подрался со своим одноклассником. Конфликт замяли, но я бы хотела, чтобы мы переговорили с вами лично. Зайдите ко мне в кабинет, когда будете забирать его после уроков. Чётко и по делу. Без лишних слов. — Я буду, хорошо. С ним всё в порядке? — Да, это же дети, а не взрослые. Буду вас ждать, до встречи. Кларк выгибает бровь. — Это был очень короткий разговор, — подчёркивает она. — Что-то случилось? — Кажется, Эйден бунтует в школе, — проводит рукой по волосам Лекса. У неё в голове не складываются эти слова, как бы она ни пыталась их собрать. Пазлы не подходят друг к другу. — Он такой хороший мальчик, я не понимаю… как, что…? — Судя по звонку, ты немногое знаешь, — пожимает плечами Кларк. Обмакивает кисточку в новую краску, ведёт ею по холсту, будто тянет время между своими предложениями. — Я заметила, что он очень открыт для общения. Ты хотя бы пробовала поговорить о школе? Или всё сводится к моей персоне, когда вы вдвоём? Знаешь… о наболевшем. — Кларк… — строго протягивает Лекса. Эта позиция её бывшей(нынешней) жены кое-что напоминает, и Лексе это не нравится. — Я стараюсь его поддерживать во всём. — А надо его воспитывать, — обрывает Кларк моментально. Глаза Лексы округляются. — Он растёт и впитывает всё, что происходит, — заикается Кларк, и только поэтому Лекса сжимает челюсть и слушает её каждое слово. — Вы слишком концентрируете Эйдена на проблеме, на мне, хотя его жизнь продолжается. У него всё впереди, он — не я. — Кларк… — осторожно прерывает её Лекса. Ей так не хочется ссориться, но она не собирается слушать это самобичевание дальше. В чем-то Кларк права, но не в том русле, в каком всё пытается обставить. — У тебя тоже всё впереди. — Нет, я калека. — Замолчи, не хочу больше это слушать. Мне пора, — быстро переключается Лекса. Безумно злится, не представляя, как контролировать подобную вспышку. Убежать — не самое лучшее решение, которое было в её жизни, но сейчас это выглядит подходящим. — А ты лучше рисуй и не занимайся самоунижением. Мы приедем с ним завтра, покажешь мне свои замечательные методы воспитания, раз такая умная. Поговоришь с ним, и тогда вместе решим, что делать дальше. — Но, Лекса… — Удачно тебе продолжать в том же духе! Увидимся завтра! Лекса раздражённо вышла за дверь. // Если быть честной, она не думала, что когда-либо будет в подобной ситуации: Эйден виновато сидит на большом кожаном кресле возле неё, она рядом с ним на таком же, а напротив — директор школы с суровым выражением на лице. Для этого учреждения, где учатся все дети голливудских звезд, она выглядит соответствующе: чисто выглаженная рубашка, волнистые чёрные волосы, словно перед работой над ней поработали стилисты, золотые серьги и запонки — видно, что получает за работу хорошие деньги. — То, что сегодня произошло, неприемлемо для нашей школы, — твёрдо произносит темнокожая женщина. — Мы стараемся сохранить статус во всём, поэтому проведём ряд работы с вами и с другой стороной данного конфликта. Впредь мы будем следить за взаимоотношением Тайлера и Эйдена, мисс Леджервуд. Но вы должны понимать, что ситуации могло бы и не быть, если бы вы нам заранее сообщили о столь сложных отношениях своего сына в классе. — Он говорил пару раз о том, что к нему цеплялись, — признаёт Лекса, неловко ёрзая на месте. Она обещала с этим разобраться и забыла, и вот теперь они здесь. Создаётся ощущение, что ребёнок тут — только она сама. — Я была занята и подумала, что, возможно, это как раз тот случай, который может постепенно разрешиться самостоятельно. — Здесь многие перекладывают ответственность на школу, думают, что за деньги можно купить всё, в том числе внимание ребенка, его воспитание, его развитие, но дело в том, что друг без друга мы не получим никогда желаемого результата. Мы должны взаимодействовать, но, чтобы это происходило, вы должны общаться и с нами, и с ребёнком. И прислушиваться ко всему, что он говорит. — Я это понимаю, миссис Форестер, но у нас сейчас не самое простое время… — возмущается Лекса. Эйден нервозно болтает ногами. — У всех сейчас непростое время, Александрия, — строго кивнула миссис Форестер, как ребёнку, будто пытаясь осадить во время очередного каприза. — Давайте не искать оправданий, а что-то делать. Лекса нервно повела челюстью из стороны в сторону. Давно с ней так никто не разговаривал. — Я вас поняла, — поставила она точку в этом разговоре. — Я на это надеюсь, — кивнула директор, но по тяжёлому взгляду стало ясно: ей есть что добавить. — Дети не должны страдать из-за ошибок родителей. Даже если это тяжёлые времена, их нужно слышать и нужно понимать. Эйден, тебе есть что сказать? — Нет, мэм, — тихо ответил он. — Хорошо… — протянула миссис Форестер. Она медленно подтянула папку к себе и пролистала пару страниц. — Ты сидишь на скамье во время занятий по баскетболу. — Что? — выдохнула Лекса. Она повернулась к нему. — Тебе же нравится баскетбол, мы постоянно играем дома, когда есть возможность. Эйден молча пожал плечами. — Ещё, Эйден, ты единственный из младших классов не участвуешь в научной ярмарке. Ты так и не принёс учителю ракету, которую обещал. — Потому что... — Сейчас говорю я, — быстро остановила его директор. — Правила школы помнишь? Мы здесь соблюдаем правила: ты слушаешь и только потом отвечаешь. Эйден сложил руки на груди. — Плюс, Александрия, от вас так и не поступило ответа насчёт участия в благотворительном конкурсе по кулинарии. Это традиция младших классов: родители вместе с детьми готовят выпечку и продают её на ярмарке. Все собранные деньги идут в фонд для инвалидов. Письмо было отправлено на вашу почту и телефон. Лекса покраснела — она не знала что ответить, потому что по привычке пролистала всё, что у неё было на почте. Там были приглашения на съёмки, но она тщетно игнорировала любые запросы и звонки Джона. И, как показывает ситуация с Эйденом, ей есть на чём сосредоточиться. — Мы не будем участвовать! — гаркнул Эйден. — Это ещё почему? — попыталась уточнить Лекса. — Ты отвратительно готовишь, а мама не может, я не вижу смысла, — грубо ответил он. Брови были нахмурены, а руки теперь сжимали тонкие джинсы в кулак. — Прошу прощения, а бабушка Эбби тебе чем не угодила? — Сказано же тебе, что с родителями. Миссис Форестер приподняла обе брови, внимательно всматриваясь в них обоих. Она была похожа на зрителя в театре, который ожидал драму, обещанную на флаерах. — Но она — твоя семья, наша семья, — быстро исправилась Лекса. — Да и с чего ты взял, что Кларк не может? Ты спросил её лично? Ты пригласил её? — Нет, но она же всё равно не сможет, — растерялся Эйден. Его тон утих. — Может, сможет. Сегодня она неплохо рисовала, пока ты был в школе, а уж делать шарики с печеньем или кексы ещё больше пойдёт ей на пользу. С каких пор ты решаешь за неё? — Я не… — Он замолчал, сник и ушёл в себя за секунду. — Будто ты поступала когда-то иначе. Его последняя фраза сильно резанула по сердцу. — Извините, — мягко произнесла директор, и Лексу это даже слегка удивило. — Я скажу о том, что вы дадите ответы в пятницу. Надеюсь, решите вопросы между... собой за это время. Буду рада увидеть вас на нашей ярмарке. И для тебя, Эйден, это будет хороший способ решить разногласия не драками, а соперничеством и конкуренцией, ведь не качество печенья — самый важный критерий, а то, как ты будешь его продавать и приглашать других к своему столу. — Мы будем, миссис Форестер, не сомневайтесь. — Я сказал нет! — Он встал и по-детски выбежал из кабинета. — Извините за это, — вздохнула Лекса. — Спасибо за эту встречу. Я постараюсь приложить больше усилий, чтобы подобного не повторилось. — Вы можете попробовать обратиться к специалистам в решении… данных вопросов, — впервые улыбнулась женщина, пытаясь быть мягче, — если вдруг почувствуете, что не справляетесь самостоятельно. — Я справлюсь. Всегда справлялась, — ответила Лекса. Она почувствовала колебание в своём ответе. — Конечно, миссис Леджервуд. Конечно. — Директор кивнула головой. Лекса пыталась верить своим словам, даже если они казались слишком далекими от правды. Тяжёлыми, раздробленными и хрупкими. Одна лишняя мысль, что это не так — даже шаг отступления, — означала бы дать всему рухнуть в одно мгновение. Она не даст этому случиться.