Две страсти Якова Петровича

                    Великий Пост в этом году начался в середине февраля. Яков Петрович Гуро пост любил — ведь сколько разнообразных вкусностей на столе! Тут тебе и пирожки с капустой и картошкой, и запечённая рыба, начинённая икрой и гречневой кашей, и грибы разнообразные: жареные, маринованные, супчик, опять же… Еда была одной из двух страстей Якова Петровича, второй же были женщины. И обеим он предавался с завидным энтузиазмом, не щадя себя. Поэтому, когда намедни принесли приглашение на бал у графа M., с припиской от руки от графини S., раздумывать долго не стал. Кормят у графа М. отменно, это Яков Петрович помнил ещё по приёмам семилетней давности. А графиня была более чем недурна собой и любила эксперименты. Поэтому Яков Петрович облачился во фрак и отбыл на бал.       Бальная зала сверкала, и в хороводе танцев проносились разгорячённые тела, сверкая драгоценностями и улыбками. Поздоровавшись с хозяевами, Яков Петрович в очередной раз подумал, что с выбором досуга на вечер не ошибся: графиня осталась прежней чаровницей. Её карие глаза так и искрились озорством, а в чёрных, искусно завитых локонах сверкали жемчужные нити. Затянутая в корсет талия так и манила прижать к себе, чем Яков Петрович и воспользовался, пригласив графиню на тур вальса.       — Давно вас не было в Петербурге, — заметил он, открыто любуясь изящным изгибом шеи, плавно перетекающей в округлые белые плечи.       — Муж работал в посольстве в Париже, — пояснила графиня. — А сейчас получил повышение, и вуаля! — мы снова в России.       — И это не может не радовать.       — А меня радует встреча с вами. — Графиня кокетливо опустила глаза, жеманно вздохнула. — Помнится мне, мы прекрасно скрасили друг другу будни в имении князя N.       — Да-да, — подхватил Яков Петрович. — У вас ещё была такая прелестная родинка… погодите-погодите, я сейчас вспомню… На внутренней стороне правого бедра!       — Надо же! Вы действительно помните? — графиня звонко рассмеялась.       — Разве такое забудешь? — почти коснувшись щекой её виска, прошептал Яков Петрович.       — Я буду ждать вас через полчаса, — не переставая улыбаться, ответила графиня. — Мы остановились в гостевых покоях рядом с хозяйскими спальнями.       — Полчаса без вашего общества покажутся мне вечностью, — притворно вздохнул Яков Петрович. Вальс закончился, и, оставив горячий поцелуй на затянутой в перчатку руке, он поспешил к столу с тарталетками — кажется, те, с красной икрой и свежим огурчиком, он ещё не успел попробовать.       Ровно полчаса спустя, оставив душный зал и миновав анфиладу комнат, в которых играли в ломбер, бильярд и просто обсуждали бал, Яков Петрович оказался у широкой лестницы, ведущей на второй этаж. И только тут понял, что совершенно не знает, где именно находятся гостевые покои в этом доме.       — Милейший! — окликнул он проходившего мимо слугу. — А где у вас здесь хозяйские спальни?       — На третьем этаже! — с готовностью откликнулся слуга. И уточнил с запоздалым подозрением: — А вам зачем, барин?       — Дак, чтобы не попасть в них ненароком! — живо ответил Яков Петрович, обаятельно улыбнувшись. — Представляете, конфуз какой будет, если я вдруг туда забреду?       Слуга понятливо улыбнулся и поспешил дальше по своим делам. А Яков Петрович, оглянувшись и убедившись, что никто не видит, начал подниматься на третий этаж. Нужную дверь он нашёл безошибочно: может, не подвело чутьё, а может — полоска света, что пробивалась из-под одной из дверей. Графиня уже ждала, облачённая в ворох белоснежной кружевной пены. Едва за Яковом Петровичем закрылась дверь, как она подлетела к нему, потянулась к ключу, щёлкнула замком и обворожительно улыбнулась.       — Вы, как всегда, пунктуальны.       — Разве можно позволить себе опаздывать, когда тебя ждёт прекрасная дама? — Яков Петрович открыто любовался ею: и горящими глазами, и приоткрытыми губами, обещавшими массу наслаждений. — А вас не хватятся?       — Я сказала графине М., что у меня разболелась голова, — низким, грудным голосом ответила графиня. — Она — невероятно сострадательное существо.       — А ваш муж? — продолжал допытываться Яков Петрович. Не то чтобы он боялся скандала, но убивать дипломата в его планы на ближайшее будущее явно не входило.       — Когда я уходила, он собирался отбыть в клуб, — графиня потёрлась о него, как кошка, прильнув всем телом. Коротко поцеловала в шею, выдохнула: — Да и не думаете ли вы, что мы спим в одной спальне? Это же форменное мещанство!       — Что ж, ради вас я был бы готов терпеть, что меня считают мещанином, — прошептал Яков Петрович, кладя руки ей на талию и нежно поглаживая спину.       — Мы будем говорить о моём муже, или же приступим к делу, ради которого здесь встретились? — Графиня привстала на носочки и поцеловала его, сразу жарко, жадно. И на целую минуту в комнате стало тихо, только звук поцелуев и громкое дыхание нарушали тишину. Наконец Яков Петрович отстранился, пропустил через пальцы блестящую чёрную прядь волос. И принялся медленно, неспешно раздеваться. Что-что, а позволить себе уйти с бала в неподобающем виде, напрочь помятым он себе позволить не мог. Графиня отступила, наблюдая за ним, потом отошла к столику и налила в бокалы вина. Оглянулась через плечо, окинула оценивающим, горящим взглядом и подошла к кровати, забралась на неё с ногами, встала на колени.       — А вы поститесь? — спросила вдруг, когда Яков Петрович снял исподнее. Он слегка нахмурился, потом усмехнулся, подходя к постели.       — Боюсь, дорогая графиня, если бы я постился, меня бы здесь не было.       — А знаете, что говорит мне батюшка о посте? — Графиня потянулась, положила ладони на его бёдра, притянула к себе, ближе.       — Даже представить не берусь, — хрипло ответил Яков Петрович, наблюдая, как чёрная головка склоняется к нему, а губы берут во влажный плен, нежно, неторопливо скользя по бархатистой, гладкой коже. В ногах тут же разлилась слабость, угнездилась под коленями, и пришлось опереться на столбик, поддерживающий тяжёлый бархатный балдахин.       — Он говорит, — с придыханием сказала графиня, слегка прикусив выпирающую бедренную косточку, — что пост — не отказ от всех радостей жизни. Он есть отказ от того, что для тебя представляет наибольшую слабость.       — И что же она для вас представля-яет?.. — протянул Яков Петрович, и голос его дрогнул с новым движением её головы. Он неосознанно толкнулся в неё, положил руку на её затылок, путаясь в волосах.       — Я отказалась от супружеского долга, — хитро улыбнулась графиня, откидываясь на подушки. Яков Петрович разочарованно выдохнул, но с готовностью потянулся за ней, заскользил руками по кружеву, сминая его и подтягивая вверх, к талии.       — Безмерная жертвенность! — выдохнул, находя памятную родинку и нежно её целуя. Графиня сладко вздохнула, разводя ноги шире. Вот за что ей нравился Яков Петрович — так это за умение владеть своим языком. Во всех смыслах этого слова. И лишь когда её спина изогнулась причудливой дугой Эрмитажного моста, он поднял голову и прошептал: — Ваш сладкий голос совершенно сводит с ума. Но, боюсь, слуги могут пожелать узнать, от чего же так стонет заболевшая графиня.       Но слуг на этаже не было. Иначе они бы услышали много интересного. Как графиня тонко выдохнула, скрещивая ноги за спиной Якова Петровича. И как он дышал часто, прерывисто, быстро двигаясь в ней. А когда ноги графини взлетели на его плечи, слуги и вовсе услышали бы громкие стоны, уже не сдерживаемые, сдвоенные. Да, много чего смогли бы услышать слуги, окажись хоть один из них на этаже в эти три часа. Но все они были заняты внизу, на балу, что плавно подходил к финалу. Как и встреча Якова Петровича и графини.       — Вы же навестите меня ещё? — спросила она, наблюдая, как медленно, методично он одевается. Яков Петрович лениво улыбнулся, застёгивая пуговицы на рубашке.       — Всенепременно!       Карету он брать не стал — решил прогуляться по морозному Петербургу, размахивая тростью в такт шагам. Вечер определённо оставил самые положительные воспоминания и приятную слабость в теле, что бывает только после сытного ужина или бессонной ночи. «А ведь графиня немало чему научилась в Париже», — лениво размышлял он, направляясь к дому. Если бы всех дам Петербурга возить туда набираться подобных штучек, жизнь в городе станет гораздо насыщеннее!