***
Ныне тот день уже и не вспомнить. Годы миновали, столетия пролетели, тысячелетия сгинули, унося за собой все пестрые краски лета, о котором нельзя было забывать — и все же оно неумолимо ускользало, стирая из памяти демона все то, что когда-то связывало его с людьми. И с Соломоном. Забавно, ведь люди до сих пор спорят о том, был ли он когда-то. И Данталион нередко сам задается вопросом о том, а был ли он? Был ли тот человек реален? Он как будто сон, иллюзия, навеянная Люцифером. Но и Люцифер попал в его сети, не так ли? Демону до сих пор интересно, что именно связало некогда двух королей. Вспоминая Соломона и Люцифера, Данталион нередко ловил между ними одну-единственную связь: они оба были отвергнуты теми, кем дорожили; оба были неправильно поняты; и оба были одиноки. Соломон свое одиночество разделял с теми, кто когда-то был отвергнут целым миром. Кто пребывал в вечном изгнании под гнетом глухих Небес. Забавно, но он был единственным, кто понимал, насколько чужды Небеса миру Земному. Данталион не скрывал своей к нему любви. И не стыдился этих чувств. С ними обоими все было непросто. Этот притворно-лживый маг если и был в чем-то по-настоящему честен с ним, так только в обещании не покидать его. А взамен он просил лишь помнить его. — Помни обо мне, — долгие минуты спустя попросил его Соломон. Это первое, что царь сказал ему за утро. Как и всегда, Данталион прокрался в его библиотеку, ни слова не произнеся. Здесь так много рукописей… Данталион не признавался, что ему нравился запах пергамента, ведь он навевал ему воспоминания о былом. Но Соломон это и так знал. Казалось, он знал, о чем мечтает бабочка, едва покинувшая свой кокон. Его чутье было тонким и совершенным, как паутина мотылька. Острым, как нож, что резал душу любого, кого коснется его мудрый проницательный взгляд. И сейчас он сидел за свитком и что-то аккуратно выводил на нем скрипучим пером (это перо Ситри?!), а демон, сидя поодаль, лишь молча наблюдал. Светало, и грубая свеча уже не могла бороться с прекрасным заоблачным светом грядущего дня. — Тебя забудешь, — буркнул в ответ Данталион. К чему это? Он насторожился. Отсюда он увидел улыбку на его лице. Ту самую, что всегда ускользала от чужого взгляда, когда на смену ей приходила некая новая мысль. Завораживающая мимолетная улыбка. Лишь краткий миг, а демон ощутил исходящее от нее тепло. — Тебе понадобится немало времени на то чтобы все осознать, — как ни в чем ни бывало продолжил царь. — Я не буду жить вечно, — он поднял свой взгляд и обратил взор в небо. В узкое окно заглянул его голубой треугольник. — Я лишь надеюсь на то, что не ошибся в своих желаниях. — А разве в желаниях можно ошибиться? — заинтересовался демон. — Конечно, — ответил ему Соломон. — Мы все так или иначе делали неверный выбор, приведший к сожалениям. Сожаления… Тяжкая ноша. Она не чужда даже Люциферу. И тебе. — Я не хочу о нем слышать, — Данталион брыкнулся. Он отмахнулся от него, встал с места и собрался уже уходить, но не смог. Молчание Соломона его раздражало даже сильнее его желания поговорить. Демон обернулся к нему. Сегодня, казалось, Соломон совсем другой. Он тише, чем обычно, и образ его, сидящего у окна, был отчего-то печален. Пусть и невольно, но Данталион все же задумался о том, к чему он просил помнить о нем.***
— Ты меня опять не слушаешь, не так ли? Только требовательный, вновь в чем-то его упрекающий голос Уильяма выдернул его из раздумий, как тут же давно забытый образ давно прожитого дня покинул Данталиона. В столовой было шумно: студенты собирались разойтись после занятий по общежитиям и зачем-то бурно об этом друг другу сообщали. У них всегда были какие-то планы. Всегда в движении. Их не мог остановить даже трехдневный сентябрьский ливень. Да и зачем ему пытаться? Жизнь людей слишком коротка чтобы сидеть дома в страхе промокнуть под дождем. Данталион с вопросом взглянул на Уильяма напротив себя, а тот лишь стал более раздраженным: видать, понял, что его совсем не слушали. Но о чем бы он ни говорил, Данталион уверен, это наверняка были планы на его светлое будущее. Вот уж не поверил бы демон, если бы пару тысяч лет назад ему сказали, что Соломон станет открытым эгоистом. А ведь и вправду. Он слишком много отдал Раю и Аду, чтобы теперь не требовать справедливой оплаты. Пусть Уильям не помнит об этом, но Данталион это знал. Он ведь помнил о нем. — Прости. Я буду внимательнее, — отстраненно извинился он перед ним. Уильям лишь вздохнул и стал вертеть головой по сторонам. Исаака не видно: его оставили после занятий. Камио здесь нет. Данталион ощутил открытие врат утром: видать, по дому соскучился и сбежал еще до занятий. А вот бесподобный Ситри в окружении группы поддержки его ангельского эго как и всегда держался в стороне от них и не был обделен вниманием денди. — У меня встреча. Буду признателен, если ты не станешь вмешиваться, — тактично, пусть и ощутимо раздраженно, повторил Уильям. — От одного твоего присутствия все из рук валится и летит тебе прямиком в голову. — А-а-а, — догадливо протянул Данталион. Мазерс. Они с Уильямом слишком уж сблизились в последние дни. Демону это не нравилось, но его самолюбие тешило то, что Уриэля их компания к себе тоже не подпускала. Откуда он это знал? Секрет. — Не переживай, мир не вертится вокруг тебя. — А вот сейчас обидно было, — огрызнулся юный лорд. Он раздраженно отбросил салфетку. Данталион равнодушно воткнул вилку в говядину. Он молчал, но на душе все еще зрело беспокойство. Шум вокруг. Толпа людей. Уильям напротив него — уже уткнулся в учебник. Но почему тогда даже сейчас он чувствует такое безысходное… одиночество? — Навещу-ка я Бафомета, — ни с того ни с сего решил он. Уильям поднял на него мимолетный взгляд. Данталион осекся. — Он… Опять что-то испек.