Butterfly

На самом деле я не понимал как так получилось. Я до сих пор не особо верю в то, что у меня правда получилось сделать то, что я сделал, но… Билли, который по сей день находится рядом со мной, живое доказательство. Я никогда не считал себя умным, я не уделял учебе поистине много внимания, но из-за моей отрешенности в средней школе, все что мне оставалось — это нормально учиться и слушать учителей на уроках, старательно записывая то, что они говорят. Я никогда не учил специально, так получалось, что все запоминалось само. К концу восьмого класса я был твердо уверен в том, что обязательно уеду из Бруклина, желая никогда больше не пересекаться с моими одноклассниками. Мне было плевать, куда ехать — я был согласен уехать в Аризону, Канзас, Техас — куда угодно. Таким образом я сообщил матери, что не желаю продолжать обучение в Бруклине. — Но… Пит, куда же ты тогда будешь поступать? — озабоченно спросила она, чуть склоняя голову набок. А я не знал. Я не знал, куда я хочу поступить. А потому я просто открыл карту Нью-Йорка, а после решил ткнуть наугад — в какой район палец залетит, в том и буду смотреть. Так уже вышло, что палец мой попал на «Stuyvesant High School» — одну из самых элитных школ в городе. Я долго смеялся, считая попытки заранее провальными. Я? В эту прекрасную школу? Вздор! Но палец так указал, а я… я же уже решил, что сделаю выстрел вслепую, так что отступать… дело принципа, все дела. Так что, махнув рукой, я решил все же нацелиться на «Stuyvesant High School», считая, что ничего не потеряю, если все же меня не возьмут. Я даже не знал на какое направление хочу идти, мне было как-то все равно. Помимо математики и технологий школа предлагала учащимся широкий выбор занятий — от класса по дифференциальным уравнениям до экзистенциализма. Но меня ждало то, что, возможно, могло прервать все мои размышления, то, что могло вообще не дать мне никуда поступить. SHSAT. Для успешной сдачи необходимо хорошо знать математику и вычисления, грамматику, logical reasoning, reading comprehension, word problems. И, как я говорил, не то чтобы я готовился… Мне чисто повезло. Просто повезло. Я уверен, что здесь замешано больше везения, правда. Но тест был сдан на довольно хорошие баллы, а после и вовсе оказалось, что меня приняли. И я углубился в экзистенциализм. Мама была безумно счастлива, всячески меня подбадривала, когда я собирал вещи, готовился к отъезду. Мне даже казалось, что она желала, чтобы я уехал, но я легко отмахивался от таких мыслей — она просто хочет, чтобы у меня все было хорошо. Она желает мне счастливой жизни. И я желал ей того же. — Не забывай мне звонить, Пит! — сказала она на прощание, пригрозив мне кулаком. И я начал жизнь чуть ли не с нового листа. Я решил, что мне будет абсолютно наплевать на то, что будут думать окружающие, если я вдруг приду в один день в платье, хотя за среднюю школу мой интерес к переодеваниям поугас, но я все еще считал юбки безумно удобными. Заселившись в общежитие, которое находилось в нескольких минутах от школы, я все еще продолжал считать, что все — сон. Глупая улыбка лезла на лицо и, не удержавшись, я упал на кровать, зарываясь в подушку. — Блять, я просто… — тихо выдохнул я, перевернулся на спину, глянул на потолок, а после перевел взгляд на окно, которое выходило на Гудзон. Чемодан лежал застегнутый на полу рядом с кроватью, разбирать свои вещи у меня не было совершенно никакого желания. Мне дали пару дней на то, чтобы обосноваться, а потом меня ждала… новая жизнь. Я был уверен в том, что все будет хорошо. Закинув ненужные в первый учебный день книги в шкафчик в коридоре — мне достался верхний, что было, поверьте мне, гораздо лучше нижнего — я направился к кабинету, в котором проходил первый урок; правда, сперва пришлось побродить по коридорам, ведь эта новая школа казалась мне сплошным лабиринтом. Я решил не рисковать одеваться в юбку и блузку, хотя, вероятно, стоило начинать именно с этой одежды, если я хотел, чтобы все сразу уяснили мои интересы, но… когда я увидел те тряпки, что были у меня, я испытал некое отвращение к ним, ведь вызывали они только ужасные воспоминания из младшей и средней школы. Нет, я не стал ненавидеть переодеваться, я делал это в дальнейшем еще много раз, но… именно те, что хранились у меня, были омерзительны. Литература была первой и, хоть я никогда не испытывал к ней особой любви, это было гораздо лучше математики или физики, которые вызывали безумное раздражение, даже если я понимал проходимые темы. Все эти формулы путались в голове, для многих величин были одинаковые буквы, что заставляло сходить с ума. И… да, литература была определенно лучше. Я был готов выучить стихотворения Уоллеса Стивенса или даже Каммингса, прочитать все произведения Артура Голдена, Лавкрафта или Мэри Маккарти, написать множество сочинений, творческих исследований и, возможно, получить от этого всего удовольствие. А потому на урок я шел в неком предвкушение. Я был доволен. Открыв двери, я заглянул в класс, и на меня сразу уставилось множество глаз — звонок прозвенел минуты две назад, из чего следовало, что я опоздал. Слова застряли в горле, но я все же заставил себя прокашляться и сказать: — Прошу прощения. Я потерялся. Во взгляде учителя проскользнула ирония, но он махнул головой, предлагая встать рядом с ним. — Я так полагаю, Вы новенький, — покивал преподаватель — грузный мужчина, который больше походил на учителя физкультуры, а не литературы. Его лицо украшали пышные рыжеватые усы, которые он постоянно крутил. Маленькие глазки сверкали, но взгляд казался добрым, чуть насмешливым — ни капли издевки или раздражения. — Так точно, мистер… — Менкен. — Как Генри Луис Менкен? — неловко улыбнулся я. Я определенно видел одобрение в глазах мужчины, но он лишь дернул усами. — Нет, к сожалению, нет. Как Томас Менкен. Даже без второго имени. — Мне жаль, сэр. — Да, мне тоже. Займите уже какое-нибудь место, а то это может продолжаться довольно долго, мистер Флай. — О, — я раскрыл рот, удивляясь, что мистер Менкен знал мое имя, но решив, что учителей наверняка предупреждали о новеньких, решил просто последовать указаниям и занять свободное место — последняя парта среднего ряда. Мужчина пригладил свои усы, глянул на меня, будто бы не веря, что я наконец сел за парту, а после развернулся к доске и принялся писать тему: «Писатели США XIX века». Мел поскрипывал, заставляя иногда морщиться. — Итак… каких известных писателей данного века вы знаете? Таким тихим и спокойным темпом прошли первые несколько дней. Я хотел с кем-то сблизиться, но понимал, что если я просто подойду к кому-то, то выставлю себя полным идиотом. В какой-то момент я даже приготовился к такому же одиночеству, как в средней школе. Но в столовой случился небольшой инцидент. Довольно стандартный, по сути. Я не заметил его тогда, лишь на какие-то секунды опустив взгляд на поднос. И он, видимо, так же посмотрел в тот момент в другую сторону. Мы просто… столкнулись, перевернули свои подносы, оказались испачканы в еде и полностью ошарашены. Я, чудом устояв на ногах, испуганно смотрел на парня, который расселся на полу в окружении разбитой посуды, листьев салата, макарон и какой-то подливы. Он же смотрел на меня, выпучив глаза как рыба, выброшенная на сушу, и открыв рот, что смотрелось до безумия глупо — это заставило меня издать нервный смешок. Я думал, что меня прижмут к стене, врежут пару раз, натянут трусы на голову, обольют помоями и сделают еще много другого дерьма, но… Парень начал смеяться. Окончательно растянувшись на полу, он хохотал — в какой-то момент я подумал, что у бедняги какая-то головная травма, сотрясение или чего похуже. Никто из нас не извинялся — мы оба были виноваты. Я протянул руку. Джеффри Рид оказался замечательным. Столь неловкое знакомство превратилось в приятное и смешное воспоминание, которое заставляло нас всякий раз хихикать. Джеффри терпеть не мог литературу, любил американский футбол, музыку и порно. Он кривился при упоминании наркотиков, но никогда не был против алкоголя или табака. Он был популярен среди девчонок, но казалось, что Рид этого не замечал вообще, что сперва толкало меня на мысль, что он гей или асексуал. Как выяснилось чуть позже, у него просто была девушка, которая всякий раз просто лопалась от ревности внутри, но никогда не выплескивала ее наружу, за что были благодарны все. Вивиан Уссе — именно так звали девушку Джеффа — обожала то, что ненавидел я, а потому у нас никогда не было нормальных отношений, ведь каждый наш разговор вытекал в какие-то споры и ссоры. Я бы мог сказать, что ненавижу ее, но споры эти были увлекательны, да и человеком она была хорошим. — Ну, а это Питер Флай, — послышался смешок. Один парень, прикрыв рот ладонью, пялился на меня. — О, да ладно тебе, Кью, нормальная у него фамилия. Этот самый Кью широко улыбался, все еще смотря на меня. — Муха. Он чертова муха, Джефф! Я поморщился. Почему-то такого прозвища мне не давали еще ни разу, видимо, считая его слишком безобидным. — Короче, есть Питер Паркер, он Человек-паук. А у нас теперь есть Человек-муха, — продолжал Кью. Я видел, что Джеффри старается сдержать смех, не желая меня обидеть. — Знаешь, это даже не смешно, — вздохнул я, — придумай что-нибудь оригинальное. Парни сразу же уставились на меня, после чего Кью кивнул, достал листочке с карандашом, коряво написал «Муха» и зачеркнул. Это серьезно был листик для того, чтобы записывать прозвища для меня. — Между прочим, — Рид пару раз покашлял, растрепав свои каштановые волосы, — кое-кто мог бы представиться. — Кью Крайтон, — кивнул парень, хмуро смотря в листик с единственной надписью, которая была зачеркнута. Его пирсинг в носу весело блестел на свету ламп. Таким образом наша компания была полностью сформирована. Кью чаще всего утыкался носом в игровую приставку, хитро ухмылялся, слушая чужие разговоры, и лепил пустые стикеры каждому на спины. Кью был противным, скользким и, в какой-то степени, очаровательным, и именно с ним я проводил больше всего времени, ведь мы были в одном классе — забавно, что мы оба не обращали друг на друга внимания до дня, когда нас познакомили. Мои отношения с одноклассниками были хорошие. Коллектив оказался дружелюбным, что позволило мне расслабиться — я больше улыбался, смеялся и шутил, совершенно не боясь и не смущаясь. Конечно, в некоторых областях жизни я отставал от остальных — мне не хватало информации и опыта. Тусовки, порно-комиксы, свидания и секс — почти все это в моей голове отсутствовало. Минимум знаний. К счастью, когда кто-то узнавал о моих промахах, мне все спокойно разъясняли. Литературу, которая резко мне полюбилась, я решил выбрать как основной предмет, а также сосредоточиться на языке. И, конечно же, эта чертова философия, которую я сначала выбрал (к слову, я кинул ее уже по окончании второго месяца учебы). Остальные предметы… я просто старался не допустить того, чтобы мои оценки были ниже удовлетворительного — С меня вполне устраивала. Иногда я позволял себе D по той же математике, которая все еще не привлекала меня. Иногда я посещал кружок журналистики, в котором оказалось всего пять участников. На это Джеффри морщил нос из-за своей нелюбви ко всему, что хоть как-то было связано с литературой. Кью хмыкал, пожимал плечами и иногда подбадривал, забирая почитать написанные мною «статьи». Вивиан слабо улыбалась, считая, что если мне нравится заниматься журналистикой, то ради бога. Старшая школа начиналась просто замечательно. Вместе с новыми друзьями я шатался по Нью-Йорку, магазинам и кафе, играл в американский футбол — ненавижу его — распевал грязные песенки-кричалки на мини-матчах и получал удовольствие от жизни. — Эй, Муха! — меня хлопнули по спине. — Твою мать, Кью, ты что, так и не выдумал ничего лучше? Парень рассмеялся, после чего обреченно покачал головой. — Я хотел предложить… — Взгляд в момент стал хитрым, заигрывающим. — Ты же знаешь, что мистер Дариус что-то крутит с мадам Купер? И я хотел… — Нет, — перебил я его, — мы не будем за ними подсматривать, Кью, даже не думай. Выкинь это из своей тупой головы. — Ой, да ладно тебе, Мушечка! — Я фыркнул. — Ну чего тебе стоит? Джефф отказался, сказал, что у него с Виви свиданка. Ты представляешь, они идут пить кофэ без нас! Девчонки всегда что-то портят. В общем, ты в деле. Пошли. Парень схватил меня за руку и потащил по коридорам школы. И ощущал какое-то дежавю — вся эта ситуация казалась такой знакомой. — Стой, Кью, да погоди ты! — я дернул рукой, но чужая сухая ладонь держала мою крепко и уверенно. — Чувство такое, что ты тащишь меня как маньяк в подсобку. Крайтон резко остановился, что вызвало у меня смешанные чувства. «Я же не угадал, правда?» — вертелось у меня в голове. — Бред не неси, — шикнул Кью, отпуская меня. — Хотя, если ты хочешь… — Парень обернулся ко мне лицом и поиграл бровями, как бы намекая на то, что все может быть. Я тихо засмеялся, помахал рукой и предложил продолжить наш путь. — Ты что, уже согласен? Вау, а тебя быстро можно уломать. Так во всех сферах, м? — был явно слышен намек, но, зная Крайтона пару недель, я был точно уверен, что секс не привлекает его. — Можешь попробовать, — я пожал плечами. — Купи мне красивое платье, и я сделаю для тебя все. — Прям все? — Конечно. О том, что я ношу женские вещи, Кью знал. И узнал он об этом самым наглым способом — просто раскрыв мой шкаф. На самом деле, я не собирался впускать его в комнату, но… Так вышло. Он никому не рассказал, умел хранить секреты. За это я был благодарен. Кью сощурился, после чего преодолел разделявшее нас небольшое расстояние и уместил свои руки на моей талии. — Ну что ж… — его лицо приблизилось к моему — парень был выше меня буквально на пару сантиметров. — Нет-нет-нет, — замотал я головой, — сначала платье, потом все остальное. — Да ну тебя, ты же меня обдуришь, — надулся Крайтон, отступая и мотая головой, заставляя меня улыбнуться. — Естественно. Ты не мой тип, Кью, — парень фыркнул, после чего кивнул, показывая, что принял эту информацию к сведению. — Слишком много болтовни, мало дела. Бегом, Муха, а то мистер Дариус и мадам Купер покинут свое обычное место, а нам их заснять надо. Так что скорей! И, чувствуя некий прилив адреналина, мы оба направились по коридору дальше.