Наши в Хогвартсе (продолжение)

Отойдя на приличное расстояние от больничного крыла, Северус остановился посредине полутёмного пустынного коридора. Его трясло. Обвинения, брошенные ему в лицо Молли Уизли, находившейся на грани отчаяния, жгли его, точно калёным железом. И, как ни убеждал он себя в том, что не стоит обращать внимания на слова, вырвавшиеся в припадке истерики у отчаявшейся женщины, успокоиться всё же не смог. Очевидно, волнения и усталость стали причиной тому, что обычный контроль над эмоциями сейчас давался ему с большим трудом. Голос Эйлин, стоявшей сбоку от него, дрожал от гнева: — По-моему, это — слишком, даже для гриффиндорки. Северус пожал плечами: — Она перенервничала, впала в истерику. Горячие гриффиндорские головы не привыкли контролировать свои эмоции и следить за тем, что произносит их язык в моменты боли и отчаяния. — А ты? Ты не перенервничал?! — в сердцах воскликнула Эйлин. — Ты был там, и тебе пришлось переживать за всех нас! — Успокойся, — Северус обнял жену за плечи и притянул её к себе. — Думаю, она уже осознала свою неправоту, и теперь её мучает совесть. Пойдём. Как ни странно, этот короткий диалог помог Северусу привести эмоции в порядок и выбросить Молли с её истерикой из головы. Гнев, порождённый несправедливо брошенным ему в лицо обвинением, был вытеснен каким-то другим, тревожным чувством, гораздо более важным и, что хуже всего — пугающим. Что-то было не так. Но вот — что? Спускаясь вниз по лестнице за идущей впереди Эйлин, Северус вдруг дёрнулся от внезапной догадки. Говоря ему слова утешения, она не взяла его за руку, как делала это всегда, когда старалась успокоить его и помочь справиться с эмоциями. Что это значит? Неужели после всего пережитого, ей теперь неприятны любые прикосновения? В том числе и прикосновения к нему? И, что ещё хуже, его прикосновения к ней? Неужели в моменты, когда он дотрагивается до неё, она внутренне сжимается и терпит? Терпит, чтоб не огорчить его… Однако, там, в палате, она обнимала его и прижималась к нему так крепко… Но, что, если тогда она ещё не окончательно оправилась от пережитого ужаса, поэтому искала защиты в его объятиях? А теперь, когда страх прошёл, и она полностью пришла в себя, прикосновения стали ей омерзительны? Северус похолодел от своей догадки. Как проверить, верна ли она, или всё это — только плод его воображения? Использовать легилименцию? Но Эйлин сразу почувствует его вторжение в свой мозг. Да и нечестно это по отношению к ней. А если спросить её об этом прямо, она ведь может и не признаться, чтобы не ранить его. Проходя через холл ко входу в подземелья, Северус так и не решился больше обнять жену. Редкие студенты, встречавшиеся им на пути, почтительно здоровались с ними и уступали дорогу, провожая их заинтересованными взглядами. К счастью, на их пути не встретилось ни одного преподавателя, и супруги Снейп были избавлены от необходимости отвечать на заботливые вопросы о самочувствии и принимать восторженные поздравления и комплименты по поводу победы над очередным маньяком. Ничто не мешало тревожным мыслям Северуса метаться в его усталом мозгу в поисках ответов на терзавшие его вопросы. Подходя к дверям своих апартаментов, супруги Снейп издалека заметили в коридоре невысокую детскую фигурку в мантии. Эйлин не составило труда узнать в ней Лиззи Шнайдер. Девочка стояла, привалившись плечом к стене и, казалось, застыла в ожидании, глядя в глубину коридора, откуда сейчас вышел её декан с супругой. Увидав их, Лиззи оживилась, оторвалась от стены и замерла, напряжённо вытянув шею в ожидании, когда Северус с Эйлин приблизятся к ней. Северус внимательно вглядывался в детскую фигурку, на всякий случай сжимая волшебную палочку в кармане мантии. Сейчас он не был склонен доверять никому. — Лиззи? — Эйлин остановилась в двух шагах от девочки. — Что ты тут делаешь? Вместо ответа Лиззи молча подошла к ней, обняла за талию и уткнулась лицом ей в грудь. Эйлин стала поглаживать волосы девочки лёгкими успокаивающими движениями. — Ну, что ты, Лиззи? Что случилось? Девочка лишь сильнее прижалась к ней, ничего не говоря в ответ. Северус, стоя рядом, напряжённо наблюдал за происходящим. В какой-то момент Лиззи резко вскинула голову и, слегка отстранившись от Эйлин, тихо произнесла: — Я так боялась, что вы не вернётесь… При этом она посмотрела не только на Эйлин, но и на Северуса, после чего снова спрятала лицо у неё на груди. Северус неодобрительно покачал головой, но промолчал. Эйлин, продолжая гладить волосы девочки, тихонько приговаривала: — Успокойся, Лиззи. Как видишь, мы вернулись. Всё хорошо. Ты только поэтому расстроилась? — Угу. Девочка наконец-то оторвалась от Эйлин и теперь стояла перед ней, низко опустив голову, словно устыдившись своего порыва. Эйлин села перед ней на корточки, взяла её лицо в ладони и, приподняв голову Лиззи, заглянула ей в глаза: — Ты поэтому нас ждала? Та молча кивнула. Эйлин неожиданно широко улыбнулась и потрепала девочку по щеке: — Спасибо, Лиззи. Приятно знать, что есть люди, которые искренне беспокоятся о тебе. Девочка подняла на неё голову и взглянула на Эйлин радостно-удивлёнными, широко распахнутыми глазами. Она думала, что её сейчас будут ругать за то, что она проявила несдержанность, недостойную слизеринки. А оказалось, что её беспокойство не вызвало неудовольствия сурового господина декана и его жены. — Ну, теперь ты видишь, что всё в порядке, — Эйлин выпрямилась. — Тебя без нас никто не обижал? Лиззи энергично затрясла головой. — Точно? — Эйлин внимательно посмотрела ей в глаза. — Точно, — улыбка Лиззи не оставляла сомнений в том, что она говорит правду. — Ну, тогда иди к себе. Лиззи ещё раз порывисто обняла Эйлин, после чего быстро пошла по коридору в сторону слизеринской гостиной. Северус открыл дверь и, пропустив Эйлин вперёд, тщательно прикрыл её за собой. — Поведение абсолютно не слизеринское, — неодобрительно покачал он головой. — С чего это она полезла к тебе обниматься? — Мы с ней друзья, она переживала, что нас долго нет в замке, видимо, тревожилась и боялась, что с нами что-то случится, — пояснила Эйлин, снимая мантию и вешая её на вешалку у двери. — А когда убедилась, что мы в порядке — испытала облегчение. — Типично гриффиндорское поведение, — дёрнул плечом Северус. — Не понимаю, как она вообще попала на Слизерин. — А как я сюда попала — понимаешь? Северус усмехнулся, вспоминая ту взбалмошную девчонку, «серую мышь», которую Распределяющая Шляпа неизвестно, из каких соображений, запихнула на его факультет, в качестве «подарочка» слизеринскому декану. — Думаю, Шляпа тогда просто растерялась, — произнёс он тоном сурового учителя. Лицо его было строгим, но взгляд непривычно потеплел. — Такой набор черт характера нечасто встретишь среди студентов. Суди сама — гриффиндорская храбрость, граничащая с наглостью, безрассудство на фоне райвенкловского ума, мягкость и отзывчивость Хаффлпаффа — и всё это сдобрено слизеринской хитростью. Поневоле задумаешься, куда девать такое сокровище. — В итоге, «русский сувенир» достался слизеринскому декану, — уголок её рта пополз вверх, напомнив Северусу его собственную ухмылку. Была в этой полуулыбке какая-то затаённая горечь, отчего сердце Северуса болезненно сжалось. — Я иду в душ. — А я — в наш серпентарий, — тон Северуса был бесстрастным. Что-что, а скрывать эмоции бывший двойной агент умел мастерски. — Нужно проверить, как они тут справлялись без меня. Да и старост новых нужно назначить из числа семикурсников. А ты пока обдумай предложение, которое я получил от Мак-Гонагалл. — Не иначе, как она хочет поручить тебе Защиту от Тёмных Искусств, а мне предложить зельеварение? — улыбнулась Эйлин. Эта лёгкая улыбка вселила в Северуса надежду на то, что не всё так плохо, как ему кажется. — Я тебе уже говорил, что ты умна не по годам? — он усмехнулся уголком рта. — И не раз, господин декан, — глаза Эйлин улыбались, в них промелькнуло привычное Северусу выражение, от которого у него всегда теплело на душе. Может быть, он просто придумал себе свои страхи, а на самом деле она ничего такого не думает и не чувствует? — Тогда сиди и обдумывай это предложение, — Северус направился к двери. — А что тут обдумывать? Я согласна, — отозвалась Эйлин. — Значит, сегодня вечером известим об этом Минерву. Я думаю, сегодня мы должны ужинать в Большом Зале. Студентам нужно дать понять, что ситуация в Хогвартсе стабильна, несмотря на внутренние и внешние потрясения. По крайней мере, я должен, — уточнил Северус. — Не вижу причин не составить тебе компанию, — Эйлин сделала шаг ему навстречу, как будто собираясь обнять, но в последний момент резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду. По её лицу пробежала мимолётная тень. Заметив это, Северус помрачнел и молча открыл дверь, в которую с быстротой молнии тут же прошмыгнула чёрная тень, а уже в следующее мгновение кот Сева тёрся о его ноги, утробно мурлыча и щурясь от умиления. Северус нагнулся, погладил условного тёзку, почесал его за ушами и, не говоря ни слова, вышел за дверь. *** Вернувшись к себе, Северус застал Эйлин сидящей за столом, заваленным кучей пергаментов, в которых он узнал свои учебные планы на текущий год. Кот лежал у неё на коленях, свернувшись уютным клубком и тихонько мурлыкал, очевидно, полностью довольный жизнью. — Не хочу нарушать вашу идиллию, — хмуро заметил он, — но нам пора идти на ужин. Эйлин пытливо заглянула ему в лицо: — Что там у нас? Всё в порядке? — Да, — коротко бросил Северус. — Пойдём? — Пойдём. Эйлин пыталась казаться спокойной, и ей вполне удалось бы убедить в этом Северуса, если бы он не изучил её всю, со всеми её настроениями и состояниями, если бы не чувствовал её, как себя самого. Северус понимал, что и она за его показным спокойствием ощущает, как он на самом деле напряжён. Впрочем, сейчас разбираться со своими чувствами им было некогда. Супруги Снейп отправились на ужин в Большой Зал, стараясь по пути не касаться друг друга. Их появление за преподавательским столом было встречено доброжелательными улыбками коллег. Никто из них, впрочем, не проявлял повышенного участия, из чего Эйлин заключила, что Директор не посвящала педколлектив в подробности случившегося. За что и она, и Северус были ей крайне признательны. Хотя бы сегодняшний ужин можно было провести в более или менее спокойной обстановке. Однако, несколько свободных мест за слизеринским столом резали глаз и не давали возможности полностью забыть о причине, вызвавшей отсутствие части студентов их факультета. Что ж. Завтрашний номер «Ежедневного пророка» даст им всем, и студентам, и преподавателям, пищу для разговоров и обсуждений. И тогда они с Северусом станут объектами самого пристального внимания, бестактного любопытства и совершенно неуместного сочувствия. Особенно она, Эйлин. Каждый брошенный на неё взгляд будет напоминать ей о том унижении, которое она испытала и вызывать новый приступ омерзения к себе. Эйлин передёрнуло. Гримаса, исказившая её лицо, держалась там всего лишь мгновение, но Северус уловил её и, несмотря на сомнения в правильности своих действий, всё же сжал под столом руку жены. Ощутив её лёгкое ответное пожатие, он немного успокоился, тем более, что лицо Эйлин вновь приобрело вежливо-доброжелательное выражение, а взгляд стал холодно-безразличным. Завтра будет то, что будет. Она сумеет пройти и через это. А сегодня можно позволить себе не думать об этом и просто спокойно поужинать. Тем более, что оба они вдруг ощутили сильный голод, поэтому поели с аппетитом, чем очень порадовали исподтишка наблюдавшую за ними Минерву. Подойдя к ней по окончании ужина, супруги Снейп объявили о своём согласии занять предлагаемые им должности. Директор улыбнулась им и, кажется, вздохнула с облегчением: — Когда вы сможете приступить к занятиям? — спросила она, адресуясь, скорее к Эйлин. Насчёт Северуса она не сомневалась — тот будет готов к работе уже на следующий день. — Завтра, — твёрдо ответила Эйлин. Она уже приблизительно прикинула, чем будет заниматься с каждым курсом в ближайшие пару дней. А остальное додумает по ходу. Главное, чтобы занятия не прерывались, чтобы студенты поняли — жизнь в Хогвартсе, несмотря ни на что, идёт своим чередом. — Благодарю вас, — Мак-Гонагалл склонила голову. — Я знала, что на вас можно положиться. Со своей стороны, обещаю вам любую поддержку и помощь. Обращайтесь ко мне по любым вопросам. — Спасибо, Минерва. — Я объявлю об этом студентам завтра утром перед завтраком. — Желательно до появления совиной почты, — хмуро произнёс Северус. — Да, вы правы, — Мак-Гонагалл тоже понимала всю щекотливость ситуации и то, как её ощущает Эйлин. — Вы — мужественная девушка, — обратилась Минерва непосредственно к ней, — и, я верю, вы преодолеете себя и сумеете достойно пережить эти первые, самые трудные дни после того, как все узнают о происшедшем. Я понимаю всё то, что вы чувствуете, а посему вдвойне благодарна вам за ваше согласие принять моё предложение и занять пост профессора зельеварения. — Благодарю, — Эйлин склонила голову. На её лице не дрогнул ни один мускул, оно оставалось бесстрастным, не выдавая чувств девушки. «Снейп. Настоящий Снейп в юбке, — подумала Минерва с невольным уважением. — С кем поведёшься, от того и наберёшься. Они друг друга стоят» — В таком случае, до завтра, — услышала она холодный голос Северуса. — Доброй ночи, Минерва. — Доброй ночи, — ответила Директор, провожая взглядом супругов Снейп, быстро удаляющихся по направлению к выходу из почти полностью опустевшего Большого Зала. *** Северус и Эйлин молча шли по почти пустынным коридорам замка, направляясь в подземелья — она на полшага впереди него. Северус внимательно вглядывался в напряжённую фигурку жены, почти физически ощущая холодок отчуждения, медленно, но верно возводившего между ними невидимую, но от этого не менее страшную преграду. Северус, всегда уверенный в себе и способный найти выход, казалось, из любой, самой безвыходной ситуации, сейчас был растерян и не знал, что предпринять. И это омерзительное чувство растерянности, эта нерешительность выводили его из себя. Он злился и ругал себя за трусость, за то, что боялся прямо поговорить с женой, чтобы расставить все точки над і. Её желание не причинять ему боли и не говорить неприятные вещи теперь оборачивалось против них, не давая возможности откровенно обсудить проблему и отыскать пути её решения. Так и не решив, стоит ли ему поговорить с Эйлин, Северус открыл перед ней дверь, ведущую в их комнаты и тщательно закрыл её за собой, делая вид, что поглощён наложением заклинаний, чтобы скрыть свою мерзкую, бесившую его самого растерянность. Эйлин, чувствовавшая то же самое, что и её муж, поспешно сняла мантию и, направившись в спальню, заявила: — Я в душ. «В душ? — в недоумении подумал Северус. — Ты же была там всего часа три назад!» Он промолчал, провожая Эйлин мрачным взглядом. Всё это могло означать только одно — она никак не может избавится от ощущения грязи на теле, которого касались чужие отвратительные руки. И от этого она противна самой себе. А значит, и его прикосновения она будет воспринимать с гадливостью. Северус сел за стол, уперся в него локтями и, опустив голову на руки, стал напряжённо растирать ладонями лицо, мучительно соображая, что же ему с этим делать. Ему показалось, что он просидел так целую вечность, а вода в душе всё шумела и шумела. Да сколько же она может там торчать? Северус решительно поднялся, подошёл к двери в ванную комнату и рванул её на себя. Сначала он почти ничего не смог увидеть из-за густых клубов пара, заполнивших всю ванную. Когда глаза чуть привыкли, Северус сумел разглядеть за задёрнутой занавеской стройную фигурку Эйлин, неподвижно замершую под струями горячей воды. Впрочем, не настолько неподвижно, как ему показалось на первый взгляд. Северус уловил за занавеской ритмичное движение её руки, очевидно, сжимавшей мочалку и с силой трущей ею тело в одном и том же месте. Северус отдёрнул занавеску. Эйлин стояла, уставившись в одну точку и с отсутствующим видом растирала мочалкой грудь и живот. Кожа под воздействием мочалки у неё сильно покраснела, а местами уже была растёрта до крови. Но, будто не замечая этого, она продолжала тереть и тереть своё тело, смывая с него несуществующую грязь и при этом мыслями находясь где-то далеко, скорее всего, в том страшном зале на холодной мраморной плите, среди десятков тянущихся к ней враждебных мерзких рук. Она не сразу отреагировала на появление Северуса. Когда он отдёрнул занавеску, Эйлин какое-то время смотрела перед собой, потом медленно повернула голову, и Северус с болью встретил её пустой, отсутствующий взгляд. По лицу Эйлин струились потоки горячей воды, но он готов был поклясться, что вместе с ними по её щекам катились слёзы. А уж чего-чего, но её слёз вынести он был не в состоянии. Эйлин медленно возвращалась в текущую реальность. Её взгляд постепенно наполнялся болью и отчаянием. Северус, не снимая одежды, в чём был, лишь сбросив ботинки, стремительно залез в ванну и молча обнял жену, крепко прижав её к себе. Его одежда мгновенно намокла и отяжелела, но он не замечал этого, сжимая в объятиях это родное, мягкое и распаренное тело, которое, несмотря на льющиеся на них потоки горячей воды била крупная дрожь, словно Эйлин трясло от холода. Впрочем, причиной этого был, разумеется, не холод, а тихий плач, перешедший во всё более громкие и отчаянные рыдания. И вновь Северусу пришлось шептать ей на ухо совсем не свойственные ему нежные бессвязные слова, только бы она успокоилась, только бы перестала страдать… — Успокойся, Аленький. Пожалуйста, успокойся, малыш. Не нужно плакать, ласточка моя… Его всегда удивляло, как подобные слова не только слетали с его языка в такие минуты, но и как они вообще могли зародиться у него в мозгу. Он, Северус Снейп физически не способен произносить ничего подобного, даже мысленно! И, тем не менее, слёзы Эйлин, её боль и отчаяние рождали эти слова совершенно автоматически, независимо от его сознания. И, что самое главное — они всегда были действенными, находя отклик в её сердце. Вот и сейчас, рыдания Эйлин постепенно стихли, и она молча замерла под горячими струями в крепких объятиях мужа, уткнувшись лицом в мокрую жёсткую ткань его чёрного сюртука. — Скажи честно…. Только не лги, ладно? Тебе противны мои прикосновения? Не бойся обидеть меня, я всё понимаю. Мы справимся с этим. Только скажи правду, — глуховатый голос Северуса был необычайно мягок. Он словно обволакивал Эйлин невидимым защитным коконом, успокаивал и давал надежду на то, что они действительно со всем справятся. Вместе. Как всегда. По-прежнему уткнувшись лицом в мокрый сюртук мужа, Эйлин медленно покачала головой. Северус терпеливо ждал, что она ответит на его слова, обнимая Эйлин за талию и поглаживая свободной рукой её мокрые волосы. Наконец, она чуть отодвинулась от него и, не поднимая головы, тихо произнесла: — Мне не противны твои прикосновения. Я боюсь, что это тебе противно ко мне прикасаться. «Какая же ты дура!», — мысленно воскликнул Северус почти со злостью, чувствуя, как с его плеч сваливается огромная, непосильная и неподъёмная тяжесть. Он резко притянул к себе Эйлин, судорожно прижался к ней всем телом и стал покрывать её лицо и шею быстрыми поцелуями. Вместе с поцелуями с его губ слетали резкие отрывистые слова: — Глупая девчонка! Какая же ты дурочка у меня! Как тебе могло такое в голову прийти? Надо же до такого додуматься! Северусу очень хотелось отругать её посильнее. Самым мягким выражением, вертевшимся у него на языке, было «идиотка», но он сдерживался изо всех сил. Это же надо было — так его напугать? Его — человека, не боявшегося Волан-де-Морта! Да что там — вообще ничего не боявшегося после того, как ему довелось пережить самый большой страх в своей жизни, как он тогда думал. Да, любовь делает человека уязвимым. Но, драккл подери, теперь он бы ни за что не захотел вернуть ту свою, прежнюю, «неуязвимость». Поэтому, вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, Северус закрыл кран и, отстранившись от Эйлин, призвал с вешалки пушистое банное полотенце. Укутав им жену, он недовольно проворчал: — Полюбуйся, на что я теперь похож из-за твоих глупостей? Эйлин окинула его виноватым взглядом. Волосы Северуса тонкими прядями прилипли к лицу. Вода с них стекала на промокший насквозь сюртук, а с него — на не менее вымокшие брюки. «Хорошо, что он всё-таки сбросил ботинки, залезая в ванну», — подумала Эйлин. Ей, совершенно некстати, вспомнилось, как Ипполит из «Иронии судьбы», сидя на краю ванной в мокром пальто и шарфе, выливал воду из ботинок, отчего она фыркнула, совершенно неожиданно для себя самой. — Ей ещё и смешно! — непонятно, было ли возмущение Северуса искренним или притворным. Как бы там ни было, на Эйлин эта фраза произвела совершенно неожиданное действие. Она вдруг действительно расхохоталась, легко и беззаботно. С каждой минутой она смеялась всё громче и заразительней, но это явно не было истерикой. Северус понимал, что, скорее всего, это её реакция на облегчение, которое она только что испытала так же, как и он сам. А Эйлин хохотала, сложившись пополам и держась за живот, хохотала, усевшись на край ванны, не в силах удержаться на ногах, пока он пытался извлечь из промокшего кармана волшебную палочку и, когда, наконец, достав её, сушил на себе одежду с помощью Осушающих Чар. Отсмеявшись, наконец, она смотрела, как он вылезает из ванны, досушивает на себе носки и надевает ботинки. Взгляд её был тёплым, немного дурашливым и полным нежности и благодарности. Обувшись, Северус подхватил на руки завёрнутую в полотенце Эйлин и бережно отнёс её в спальню. Уложив её на кровать, он сел рядом и с помощью Акцио призвал баночку с мазью на основе Укрепляющего раствора. Вопросительно взглянув на Эйлин и получив разрешающий кивок, Северус бережно раскрыл полотенце, в которое она была укутана, зачерпнул кончиками пальцев мазь и стал осторожно накладывать её на нежную кожу живота, почти в кровь растёртую мочалкой. Он, не отрываясь, следил за выражением лица жены — вдруг его прикосновения всё же неприятны ей, несмотря на все её уверения? Но Эйлин лежала, закрыв глаза с выражением полного и абсолютного блаженства на лице. Иногда она вздрагивала и тихонько хихикала, когда пальцы Северуса касались особо нежной кожи в низу её живота. — Что с вами, миссис Снейп? — Северус изображал суровость, приподнимая бровь и глядя на жену шутливо-осуждающим взглядом. — Щекотно, — ёрзала она у него под рукой. — Потерпите, больная, — тон Северуса был отстранённо-холодным. Казалось, он и впрямь вошёл в роль строгого целителя. — Не мешайте проводить процедуру. Эйлин прыскала, а Северус продолжал осторожно поглаживать её кожу даже тогда, когда все потёртости на её теле уже были смазаны. Вскоре на помощь его рукам пришли губы. Он целовал и гладил лежащее перед ним тело жены, такое доверчиво-открытое и жаждущее его ласки. Его прикосновения лучше воды и мыла снимали, счищали с него воспоминания о чужих мерзких алчных руках, о пережитом ужасе и отвращении, об удушающе-сальном налёте похоти, словно грязной плёнкой облепившем её и вызывающим чувство нечистоты и гадливости к себе. Прикосновения его рук и губ лучше любых слов доказывали ей, что она по-прежнему любима и желанна и, главное — что она чиста в его глазах. И Эйлин растворялась в этих прикосновениях и ласках, исцеляющих лучше всяких зелий и заклинаний. В эту ночь Северус превзошёл сам себя. Для него и Эйлин эта ночь стала ночью всепоглощающей, ничем не замутнённой нежности, мистерией ласк и прикосновений, доведших Эйлин до оргазма без непосредственного полового контакта. Доведя жену до высшей точки одними лишь ласками, Северус почувствовал себя по-настоящему счастливым — раз ему это удалось, можно считать Эйлин полностью исцелённой. Это означало, что его прикосновения победили воспоминания о тех чужих страшных руках, которые обшаривали её тело и о похотливых глазах, насиловавших её взглядами. На сегодня ему вполне хватило бы осознания этого факта, однако Эйлин не могла допустить, чтобы, подарив ей такую феерию ощущений, её муж остался без физического удовлетворения. Её губы сполна вознаградили его, доведя до высшей точки, после чего супруги уснули, крепко обнявшись и прижимаясь друг к другу так, словно боялись во сне потерять друг друга. Среди ночи Эйлин застонала и заметалась по подушке, но тихий шёпот Северуса: «Т-с-с-с, родная. Всё хорошо», — и ласковое поглаживание по волосам быстро успокоили Эйлин, которая даже не проснулась от приснившегося ей кошмара. А Северус ещё долго вслушивался в её сонное дыхание и перебирал в темноте длинные пряди её мягких пепельных волос. Кот Всеволод блаженно мурлыкал на его подушке, и всё это вместе дарило ощущение покоя и безопасности, даже несмотря на то, что сон Эйлин в эту ночь не был безмятежным. Северус знал главное — теперь всё будет хорошо. Они живы, здоровы и любят друг друга. Всё остальное преодолимо.