Наши в Хогвартсе (продолжение)

Рождество в Хогвартсе всегда создавало ощущение сказки и какого-то особого, ни с чем не сравнимого уюта и умиротворения, рождая даже у привычных к магии детей-волшебников веру в невообразимые, неизведанные, особенные чудеса. И, несмотря на то, что первое послевоенное Рождество подавляющее большинство студентов, их родителей, родственников или опекунов решили отпраздновать в кругу семьи, наслаждаясь позабытым чувством покоя и безопасности, преподаватели Хогвартса, не сговариваясь, постарались сделать всё, чтобы воссоздать в Большом Зале атмосферу довоенного праздника. Нужно признать, что это им удалось. Во время праздничного ужина сердце Эйлин сладко сжималось от удивительного ощущения, будто она вновь очутилась в своём детстве, в том времени, когда впервые почувствовала, что Хогвартс — это её дом. А домом она стала считать замок тогда, когда в нём нашёлся человек, которого она признала родным. Эйлин незаметно взглянула на Северуса. Он казался совершенно невозмутимым, но Эйлин почувствовала — его тоже проняло. Он, не любивший Рождество, вообще не признававший праздники, вдруг, совершенно неожиданно для себя ощутил странное тепло в том месте, где обычно помещается душа. Всё, что окружало его сейчас — огромные ели, украшенные мишурой и блестящими игрушками, все эти звуки и запахи — всё будило в нём совершенно несвойственную ему, наивную веру в то, что всё будет хорошо, и от этого незнакомого, непонятного и немного пугающего своей непривычностью чувства сердце Северуса сладко трепетало, и он ничего не мог с этим поделать. Не помогали ни ироничные замечания внутреннего голоса, ни весь положенный ему Богом сарказм. Ему оставалось только сохранять суровое выражение на лице, чтобы никто из присутствующих не догадался, что с ним происходит. Впрочем, Эйлин, кажется, всё-таки, догадалась. Она всегда умела почувствовать всё то, что чувствовал он. Ну, от Эйлин ему прятаться не нужно. Теперь Северус абсолютно точно знал: счастье — это когда у тебя есть человек, перед которым можно не носить маски и при этом не бояться получить удар в самое открытое, незащищённое место. Ощущение счастья не проходило у него во время всего праздничного ужина, его не могло погасить ни присутствие за общим праздничным столом нескольких студентов, оставшихся в школе на каникулах, ни оживлённая болтовня коллег, позволивших себе сегодня немного сливочного пива в присутствии учеников. А дальше… Дальше Эйлин сделала всё, чтобы это чувство не покидало его всю ночь и оставалось с ним и после пробуждения. Весь их праздничный день был заполнен неистовыми, безудержными ласками, чтением и вкусной едой. Супруги Снейп позволили себе не появляться в Большом Зале ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином. К вечеру они чувствовали себя немного усталыми, разнеженными, обленившимися, но полностью удовлетворёнными. Северус, никогда ранее не позволявший себе подобного времяпрепровождения, вдруг почувствовал удовольствие от безделья. Завтра он снова проснётся собранным и деятельным. Завтра он переделает за день тысячу дел. Но не сегодня. Не сегодня… Сегодняшний вечер он намерен провести, сидя в уютном мягком кресле у камина, со стаканом огневиски в руке, слушая болтовню своей жены с её подругой и время от времени лениво вставляя в эту беседу свои реплики. За каких-то пару месяцев профессор Грейнджер совершенно незаметно стала очень близким другом не только Эйлин, но и их семьи в целом. При том, что лично для Северуса она по-прежнему оставалась лишь подругой жены. Он никогда не общался с Гермионой тет-а-тет, но её присутствие по вечерам у них в комнате ему не мешало, тем более, что случалось это довольно редко. Мисс Грейнджер не злоупотребляла вниманием супругов Снейп и заходила к ним «на огонёк» нечасто. Как раз с такими интервалами, чтобы они успевали соскучиться по её обществу. «Невыносимая всезнайка» при ближайшем рассмотрении оказалась существом не только умным и рассудительным, но также преданным, готовым всегда прийти на помощь, к тому же — весьма интересным оппонентом в спорах. Правда, Северусу до сих пор иногда хотелось одёрнуть её и снять туеву хучу баллов с Гриффиндора, но зато это придавало их беседам особую остроту и привлекательность. Впрочем, спорили они редко. У преподавателей Хогвартса в запасе было не так уж много свободного времени. Но сегодня споров не будет. На сегодня все они отменяются. Сегодня Рождественский вечер — время тихих посиделок и задушевных разговоров у камина под стаканчик-другой хорошего огневиски. Они, все трое, расположились в глубоких креслах у камина, причём, девчонки залезли в них с ногами, укутавшись в мягкие тёплые пледы. Северус, наоборот, вытянул ноги поближе к огню и, время от времени поглядывая на Эйлин с Гермионой, улыбался уголком рта. Профессор Грейнджер и профессор Снейп были ещё столь юны, что улыбка невольно кривила губы Северуса всякий раза, когда он мысленно называл их «профессорами». А сейчас они и вовсе казались подростками, неизвестно каким чудом очутившимися в кабинете строгого слизеринского декана в этот тихий и уютный рождественский вечер. Позади них стоял столик с закусками и напитками, с которого каждый мог по желанию призвать себе какое-нибудь лакомство, не вставая с кресла. Девчонки прихлёбывали сливочное пиво, от которого щёки у них разрумянивались, а в глазах появлялся озорной блеск. Северус, как уже было сказано, предпочитал огневиски. — А вы знаете, что Джинни собирается вернуться в Хогвартс после рождественских каникул? — спросила Гермиона. — Нет. Но теперь знаем, — отозвалась Эйлин. — Это же замечательно. Она молодец. Правда, Северус? Он кивнул и, немного помолчав, спросил: — Вы переписываетесь с ней, мисс Грейнджер? Как она чувствует себя? Я имею в виду, психологически? — Ну, если вы помните, она некоторое время не могла видеть никого, кроме матери. Даже отца стыдилась. Но потом постепенно преодолела себя. Сначала смогла общаться с братьями, а потом и просто со знакомыми людьми. Сейчас она почти полностью восстановилась. Единственный человек, с которым она не может общаться — это Гарри, — Гермиона тяжело вздохнула. — Хм-м… Вот как? — задумчиво протянул Северус. — Она не может забыть, того, что её изнасиловали у него на глазах или не может простить ему этого? — Я не знаю, — печально ответила Гермиона. — Возможно, и то, и другое. — В любом случае хорошо, что мисс Уизли возвращается в школу. Это лучше, чем сидеть в одиночестве и перебирать в голове тяжёлые воспоминания. «Тебе ли этого не знать?» — сочувственно подумала Эйлин, бросив на мужа быстрый понимающий взгляд. — Да. Это намного лучше, — тихо произнесла Гермиона. — Герми… — Эйлин дотянулась рукой до руки подруги, лежавшей на подлокотнике кресла, и легонько сжала её. — А ты простила Рона? Гермиона отхлебнула большой глоток сливочного пива, помолчала, будто собираясь с мыслями и тихо заговорила: — Мне нечего ему прощать. Он не виноват в том, что его уровень владения магией не позволил ему оказать мне помощь тогда… Я никогда не обвиняла его в этом. Он сам себя в этом обвинил. И поэтому ему стыдно было смотреть мне в глаза. Стыдно вспоминать о своей беспомощности. И я являюсь для него постоянным напоминанием о его беспомощности… Наверное, поэтому он теперь избегает меня. Голос Гермионы звучал всё глуше и в конце вовсе затих, словно оборвался, обессилевший. Эйлин тут же отлевитировала свой недопитый бокал на столик, выпуталась из своего уютного кокона и подошла к подруге. Усевшись на подлокотник её кресла, она обняла Гермиону за плечи и стала поглаживать их лёгким успокаивающим движением. — А ты сама? Ты не стыдишься его? — спросила она подругу. — Стыжусь… — Гермиона низко опустила голову, и её ответ прозвучал еле слышно. — Мне кажется, я ему противна после всего, и он не захочет со мной… — всхлипнув, Гермиона закрыла лицо руками. Странно, но то, что этот разговор происходил в присутствии Северуса, её почему-то не смущало. Кажется, после всего, что им довелось пережить вместе, она стала относится к нему, как к абсолютно «своему» человеку — к отцу или к брату. Ещё более странно, что она не могла так относиться не только к Рону, но и к Гарри, с которым они были друзьями, пережили вместе столько всего — и плохого и хорошего — и которого она, по здравому рассуждению, вообще не должна была бы стыдиться. А она стыдилась… Стыдилась настолько, что не могла встречаться с ним, как раньше, чтобы поболтать по-дружески о пустяках или поговорить откровенно о наболевшем. Так, как сейчас она говорила с Эйлин и с Северусом. Нужно признать, что Эйлин тоже не могла себя заставить встретиться ни с Роном, ни с Гарри. И причиной этому был всё тот же стыд, который обуревал её точно так же, как и Гермиону. Но ведь между Роном и Гермионой были чувства? Они ведь любили друг друга? Почему же они не смогли преодолеть этот стыд? Ведь они с Северусом сумели… Эйлин растерянно взглянула на мужа. Тот задумчиво смотрел в огонь, медленно перекатывая в стакане остатки огневиски. Эйлин вспомнила, как она тоже боялась, что Северус будет брезговать ею после того, что случилось. Боялась и молчала. Какая же она была глупая! Хорошо, что Северус расспросил её о причинах её отчуждения. Иначе, страшно подумать, до чего они домолчались бы тогда. До такого вот полного непонимания и избегания друг друга. — Я думаю, вам обязательно нужно поговорить друг с другом. Честно и откровенно. Без стеснения, начистоту, — произнесла Эйлин. — Между теми, кто любит, как мне кажется, не должно быть стыда. Потому что, если любишь человека, ты ему доверяешь. Знаешь, что он тебя всегда поймёт и не осудит. Говоря это, Эйлин смотрела на профиль Северуса, резко выделявшийся в свете каминного пламени на фоне причудливой игры теней. Ей хотелось сказать Гермионе, что именно так и произошло у них с Северусом, но она сомневалась, имеет ли право делиться этим опытом, рассказывать о том, что касалось их двоих, подруге, пусть даже очень близкой. Северус медленно повернул голову в их сторону и, задумчиво глядя на Гермиону, произнёс: — И взять на себя инициативу в этом разговоре придётся именно вам, мисс Грейнджер. Не думаю, что мистер Уизли когда-нибудь решится сделать первый шаг. Так что набираться решимости и выяснять всё начистоту придётся именно вам, как бы ни тяжело это было. — А если… Если я спрошу его откровенно, не брезгует ли он мной… А он не скажет мне правды, боясь обидеть. И что тогда? Я буду навязываться ему, а он — меня терпеть? — губы Гермионы дрожали, несмотря на все её попытки взять себя в руки. — Вы — умная девушка, мисс Грейнджер. Если он попытается вам лгать — вы заметите это. Если человек хочет быть с вами, он будет искать пути решения проблемы вместе с вами. Тем, кого любят — не лгут. «Никогда бы не поверил, что стану читать лекцию о любви. И кому? — Грейнджер!» — подумал Северус. Кажется, Гермиона тоже не ожидала услышать ничего подобного из уст сурового слизеринского декана. Она подняла глаза на Северуса. Взгляд её при этом был удивлённо-недоверчивым. — Что вас так удивляет, мисс? То, что я говорю с вами на эту тему? Так я делаю это исключительно потому, что не одна вы находились в подобной ситуации. Нам с Эйлин тоже довелось через это пройти, и, как видите, мы успешно справились. Именно потому, что не молчали, не боялись выяснить всё в честном разговоре и не додумывали друг за друга то, чего на самом деле не было. И вам советую поступить точно так же. По мере того, как Северус произносил эти слова, глаза Гермионы раскрывались всё шире. Слёзы, подступившие к ним и готовые вот-вот брызнуть наружу, высохли. Она перевела взгляд на Эйлин и тихо спросила: — Значит… Значит, ты тоже думала, что будешь противна… — она не закончила фразы. Эйлин молча кивнула. — А кто из вас первым заговорил об этом? — в голосе Гермионы звучал неподдельный интерес. — Ты сама-то как думаешь? — усмехнулась Эйлин. — Наверное, всё-таки, Северус? Хотя… От вас обоих можно этого ожидать. Вы же оба — Снейпы, — улыбнулась она неожиданно широко и искренне. — Это точно, — хохотнула Эйлин. — Но первым был, разумеется, Северус. Я бы долго не смогла заговорить на эту тему. — Нужно же кому-то быть взрослым и решительным, — проворчал Северус, допивая остатки огневиски из стакана. — Спасибо, — взгляд Гермионы прояснился. — Спасибо вам за этот разговор и, главное — за откровенность. Вы правы — я обязательно поговорю с Роном. Завтра же. Миссис Уизли приглашала меня провести Рождество у них, а я отказалась. Но завтра я обязательно нанесу им визит, — с облегчением произнесла она. — Будьте осторожны, — напомнил Северус. — Не забывайте о возможной опасности. — Да, конечно. Спасибо вам, мистер Снейп. И тебе, Эйлин. Не знаю, чем закончится наш с Роном разговор, но, по крайней мере, в моей жизни наступит определённость. Эйлин призвала со столика два бокала со сливочным пивом, и они с Гермионой громко чокнулись перед тем, как осушить их несколькими быстрыми глотками. *** Их посиделки закончились за полночь. Когда глаза у всех стали сонно слипаться, Гермиона с трудом заставила себя подняться из уютного кресла и нехотя отправилась к себе. Закрыв за ней дверь и запечатав её Охранными Чарами, Северус потянулся, хрустнув костями и подошёл к Эйлин, только что выбравшейся из томных объятий тёплого пледа и мягкого кресла. — Спать? — спросил он, отводя волосы от её щеки и касаясь её губами. — Сп-а-а-ать, — сонно отозвалась она. Лёжа в кровати в обнимку с мужем, наслаждаясь его теплом и чувством безопасности, которое она всегда испытывала рядом с ним, Эйлин вдруг осознала, что спать ей совсем не хочется. В её голове теснились вопросы, которые ей необходимо было задать прямо сейчас. — Се-е-верус, — чуть нараспев позвала она, — ты спишь? — Почти, — отозвался он. — Если бы не одна беспокойная девчонка — уже спал бы. — Профессор Снейп, — Эйлин подняла голову. В её голосе послышались металлические нотки. — Что вы себе позволяете? Я вам — не беспокойная девчонка, а, на минуточку, профессор зельеварения! — Который всеми силами мешает уснуть профессору Защиты от Тёмных Искусств, — насмешливо отозвался Северус. — Итак, коллега, какие вопросы волнуют вас в столь поздний час? Эйлин прыснула, вновь опустила голову, спрятала лицо на груди мужа и крепко прижалась к нему, обнимая за талию и с благодарностью ощущая, как его руки поглаживают её спину и плечи. — Северус, как ты думаешь… Гарри и Джинни смогут быть вместе? — Нет, — твёрдо ответил Северус. — Не думаю, что они даже видеться смогут. — Ей будет стыдно? — Им обоим будет стыдно. Эйлин вздохнула. — А у Рона с Гермионой получится, как думаешь? — Пятьдесят на пятьдесят, — ответил Северус, не задумываясь. — Всё будет зависеть от того, насколько сильно они нужны друг другу. — Северус… — Эйлин замолчала, а он подобрался, будто заранее зная, о чём она хочет спросить. — А если бы… если бы меня… как Джинни… Мы смогли бы после этого оставаться вместе? — Думаю, правило тут одно для всех, — в темноте голос Северуса звучал бесстрастно. Трудно было по нему определить, что он на самом деле чувствует. — Всё зависит от того, насколько сильно люди нужны друг другу. Ты смогла бы без меня? — Нет. — Вот и я без тебя — нет. Значит, мы бы сделали всё, чтобы оставаться вместе. И всё преодолели бы. Эйлин ещё плотнее прижалась к нему лицом, и Северус почувствовал горячую влагу на своей груди. — Ты что, плачешь? — встревоженно спросил он, запуская пальцы в волосы жены и поглаживая их лёгким успокаивающими движениями. Он ощутил, как её губы лихорадочно касаются его груди, шеи, плеч и едва уловил её горячий, чуть слышный шёпот: — Спасибо тебе… Родной мой… любимый… спасибо… За то, что ты — такой, как ты есть. И за то, что ты у меня есть. Северус судорожно сглотнул невесть откуда взявшийся комок в горле и произнёс тихим глуховатым голосом: — И тебе спасибо. За то же самое. Северус долго лежал с открытыми глазами. Темнота вокруг была мягкой и уютной, словно пушистый тёплый плед, словно чёрная шерсть Севы, свернувшегося клубком у него на подушке. Она больше не была холодной и зловещей, кишащей призраками прошлого и настоящего — такой, как всего год назад. Она не затапливала сознание волнами боли и не рвала изнутри на куски его заледеневшее сердце. И тишина вокруг больше не была мёртвой, поглощающей все звуки, будто чёрная дыра. Тишина была наполнена тиканьем часов на стене, нежным урчанием кота и, главное, лёгким дыханием Эйлин, мирно посапывающей у него на плече. Именно она, эта девочка, согревала своим теплом всё вокруг, и, прежде всего, его самого, его закоченевшую за долгие годы душу. Она делала темноту вокруг нежной, а тишину убаюкивающей. Одно её присутствие изгоняло из его жизни боль, страх и одиночество. И всё это — прижавшаяся к нему Эйлин, кот на подушке, эта комната и весь спящий замок с его окрестностями, Запретный лес и Чёрное озеро, и гряда гор на горизонте — всё это его мир. Мир, который он никому не отдаст и который, если понадобится, он будет защищать до последней капли крови. И пускай за пределами этого мира их с Эйлин поджидало множество врагов и опасностей, Северус был уверен — что бы ни случилось, какие бы испытания ни ждали их впереди, они всё преодолеют и со всем справятся. Вместе.