Люби меня

      — Хэй! Привет! Как ты там? Собираешься в универе показываться или совсем учёбу решил забросить?       — Думаю, завтра уже приду. Спасибо, что позвонил, Джин.       — Тебя профессор Чон скоро прибить будет готов. Сказал, что если не увидит твою, цитирую, «охамевшую задницу», то вызовет в деканат. Оно тебе надо?       — Я сам с ним справлюсь, не волнуйся.       — Ладно, меня тут Джунни зовёт. Тебе привет все передают. Скучают. Даже…       — Не нужно. Я понял. Беги к своему ненаглядному. Встретимся у входа. Противные гудки и тишина. Полумрак комнаты позволял увидеть лишь очертания предметов. И хрупкую фигуру, сидящую на краю большой кровати. Грустную. Болезненно молчаливую. Худые плечи дрожали. Руки сжимали друг друга до красных следов на нежной коже. Нос щипало, глаза слезились. Слабый? Он не волновался больше, что о нём подумают. Огромная толстовка скрывала измученное тело. Чёрный капюшон закрывал бледное лицо. Мороз бегал по позвоночнику вверх и вниз, абсолютно игнорируя высоту термометра. Обжигающие капли скатывались по, в прошлом, пухлым щекам. Румянец — давно забытое слово. Как и «здоровье». Он один. Значит можно поплакать. Ещё день. Есть ещё двадцать четыре часа свободы. Кто сказал, что чувства — просто химическая реакция? Что тогда болит внутри так сильно? Что посылает электрические разряды по сердцу? Когда хочется руками вспороть грудную клетку и вытащить этот отравленный орган. Когда в руках нож и ты плачешь ещё больше от невозможности совершить задуманное. Ведь не эгоист. Все мышцы выкручивает от физических нагрузок и ты падаешь на пол, ибо ноги не держат. Ибо истощён и измучен. Думаешь, должно заглушить. А оно не помогает. Печёт. Будто кочергой оклеймили и регулярно прижигают чувства. Бродишь ночью по подворотням, ищешь беды. И вот губы разбиты, фингал под глазом, опухшая скула и разорванная футболка. Сплёвываешь кровь на такой же грязный асфальт и дико хохочешь. А чёртовы слёзы опять скатываются вниз, омывая кровавое лицо. Сворачиваешься калачиком и прижимаешь ноги к поломанным рёбрам. Больше. Сильнее. Чтобы физическая сравнилась с тем, что внутри. А его мало. Всё время мало! Потому что «та» течёт по венам. «Та» на молекулярном уровне. Вшита в подкорку мозга. Кричишь. Как раненая дворняжка. «Мне больно! Больно! Помогите! Не бросайте! Кто-нибудь!» Жалкий щенок, которого предали. Выбросили за ненадобностью. Использовали. Наигрались. Эй, вы, умнейшие разумы мира, научите, как отключать эти гнилые чувства! Научите избавляться от ментальных ножей, всаженых по самую рукоятку близким человеком! Что ж вы молчите?! Почему прячете взгляд?! Пытаетесь создать искусственный интеллект, обследовать Марс, но так и не поняли, как унять боль. Конечно! Так ведь легче. Легче ковыряться в железячках, высчитывать затраты, рисовать макеты. Чувства ж не подчинить. В них нельзя поковыряться пинцетом. Они сами тебя разрывают на микрочастицы. Тэхён на себе в полной мере ощутил их власть. Грёбанная жизнь, осквернённое сердце. Его глаза давно опухли от непрерывных рыданий. Тяжело. Любить очень тяжело. Особенно, когда твоя любовь нахрен никому не сдалась. Телефон летит в противоположную стену. Корпус отлетает, усталый аккумулятор выпадает изнутри, экран треснут. Плевать. Эта техника ему больше не понадобится. Он тоже устал. Устал до невозможности. Двадцать два года — самый расцвет молодости? Тэхён не чувствует. Точнее, с точностью до наоборот. Слишком ярко. Слишком сильно они поглотили его. А что осталось в итоге? Пепелище. Пустыня. Ким безгранично одинок среди роботов общества. А хотелось ведь простых вещей. Чтобы любили, оберегали, верили. Не предавали. И вновь задушенный смех. «Улыбайся, сынок. Особенно, когда больно». Так говорила мама. Почему же ты забыла сказать, что это так трудно? Почему не предупредила своего маленького мальчика, что жизнь такая сука? «Мамочка… Мамочка, я больше не могу улыбаться». Почему ты не рассказала, что эта кислота разъедает все внутренности?! Что слёзы будто весят тонну. Что выплюнуть лёгкие хочется и кожу содрать, лишь бы стало чуть легче. Никто не предупредил. На верную смерть послали. Чёрт. Сам ведь виноват! Какого хрена смотрел?! Зачем мечтал?! Ты ведь знал, глупый мальчишка, ведь знал… Почему в книгах не говорили об опасности антрацитовых глаз? Для чего умолчали о манящей родинке под алой нижней губой? Дрожащие руки вытирают уже охладевшие капельки. Прижимаются к груди в попытках защитить. Поздно! Слышите, поздно! Где вы были, когда касались мягкой щеки?! Почему не остановили, когда братья ваши губы прикоснулись к чужим?! Рваные хрипы срываються с ошмётков мяса под носом. Зачем так искусал? Ведь легче не стало. Боль не ушла. Голова чугунная и виски сдавливаются под прессом. Давай! Раздави её! Толку всё равно никакого. Почему она не думала, как избежать беды? Почему не спасла хозяина от страданий? Его не было в университете месяц. Какие-то жалкие тридцать дней. Возвращаться не было никакого желания. Равно самоубийству. Но всем плевать. Плевать, слышишь? И на боль твою тоже. Глупый, глупый маленький мальчик. Твоя душа изранена, на кусочки прорезана, будто тряпьё грязное висит внутри. Мама… Почему не предупредила, что люди других убивают? Почему так жестоко? Так несправедливо и агрессивно. Ну давай же, вставай. Попытайся собрать себя по кусочкам. Не в первый раз. Нужно продержаться. Завтра последний день. Всё закончится. Больше не увидишь Дьявола. Ну же, не захлебнись этим отчаянием. Потерпи ещё сорок восемь часов. Прими душ, помой голову. Не позволяй видеть себя слабым. Он достаточно измывался. Он вдоволь посмеялся. Слышишь? Тэхён слышал. Собственный голос растворился в тишине квартиры. Его друзья не должны догадаться. Он ведь хороший, добрый. Думает о других. Ха… А думал ли кто о нём? Русоволосый этого уже не узнает. «Мама, прости своего сына. Он не знал во что ввязывается. Он не знал, что этот напиток под названием «любовь» окажется ядом».