Глава 1
29 марта 2019 г. в 19:51
Этот день был один из самых обыкновенных школьных будней, но для России он оказался особенным, точнее, у него этих особенных дней почти ли не 365 в году. Ну ещё этот день особенный потому, что на этот раз Раша угодил в кабинет директора, и тому была причина.
Синяк под глазом, скрещенные на груди руки, кулаки которых ещё с полчаса назад пребольно болели от драки, за которой наблюдала едва ли не вся школа, нервозная улыбка, и задетая гордость — всё это в купе создавало образ старшеклассника-бунтаря. Этим бунтарём являлся некогда мирный Россия, с боязнью ожидающий нагоняя от директора школы, но эту самую боязнь внешне никак не проявлял, а стойко держал внутри, в себе.
— А теперь начнём с того, что мне любопытно узнать, что за муха тебя укусила, Российская федерация?
Грубый и строгий тон в голосе директора выводил Россию из себя, но чтоб не вылететь из школы в последний год учёбы, Раше пришлось подавить в себе желание дерзить старшим. Жаль, что не очень получилось.
— А можно не так официально, а? Настроение и так дерьмо, — в силу своих амбиций и подросткового возраста, триколорный стянул шапку-ушанку себе на глаза, и напыжился ещё больше.
— Попрошу в моём кабинете не выражаться, — Евросоюз важно поправил очки. Надо сказать, Евросоюз и был тем самым директором школы, и довольно строгим ко всем, за исключением к США. Ведь с его появления Россия начал проявлять грубую физическую силу. Со слов самого России, штаты понимает лишь так, ибо слова — это пустой звук, сотрясание воздуха, и не более, и конечно, никакого эффекта они не дадут. — Так что я жду объяснений от тебя, Россия. Что ты устроил в холле? — продолжил Евросоюз, чуть дёрнув за цепочку управления жалюзи, чтоб яркие лучи вечернего солнца не так сильно били в окно кабинета.
— Что я устроил?! — услышав упрёк директора, Россия вспылил, убрав ушанку, которая ранее прикрывала глаза. — Это что США устроил! Вы что не видите, что он меня провоцирует?! Конечно Вы не видите! Да, давайте, прикрывайте его жирный зад, и я посмотрю, чем это Вам отзовётся! — отрезал триколорный, снова плюхнувшись на диванчик, скрестив руки на груди в который раз.
Не успел Евросоюз что-то возразить на грубость ученика, как в дверь кабинета несколько раз нерешительно постучали. Оказывается, в школу вызывали родителей России, и поскольку у последнего из родителей только отец, то соответственно за сына пришёл отдуваться Советский союз. Когда Совет прошёл в кабинет, Россия был тише воды, ниже травы. Настал тот самый момент в разговоре, когда Россию попросили выйти за пределы помещения. Уже тогда триколорному не понравилось то, что его выдворяют из кабинета, да и вообще ему не нравилось, что пока он не достиг совершеннолетия, своё мнение высказать не может. Иногда Россия завидовал своим одноклассникам в плане того, что у них родители понимающие, и считаются со мнением своих детей, в семье России было всё иначе: в такой большой семье Россия огребал больше всех, в то время, как Украина, Беларусь да и все остальные республики были не так сильно пуганы поркой отцовского ремня. Но время шло, и угроза быть отпоротым триколорного больше не пугала, возраст уже не тот, пусть в детстве это наказание было похуже, чем стоять на коленях на горохе.
Была ещё у России вредная привычка — курить. Но делал он это втихаря от отца, чтоб тот не прознал, что пачки от сигарет не просто так появляются в мусорном ведре на кухне. Только Совет вышел из школы, Россия сразу же бросил потушенную сигарету в уличную урну, и только потом поспешил за отцом.
— Опять от тебя табаком прёт, — прямо сказал Совет, когда Россия шёл на одном уровне с ним.
— Да не, бать, это ребята курили, а я рядом стоял.
В некоторых случаях Россия врать не умел, и это выдаёт его беглый взгляд на что угодно, только не на собеседника.
— Ты можешь обмануть кого угодно, но не меня, — на последнем слове коммунист наконец перевёл тяжёлый взгляд на сына, явно недовольный замечанием директора, да и в целом сложившейся ситуацией.
— Ну нормально же общались, чё начинается-то? — нахмурившись, триколорный сунул руки в карманы толстовки, выходя со школьного двора.
— Неужели так трудно проучиться и недели, и не ввязаться в драку, скажи мне? — на этом моменте Совет не упустил возможности поговорить о наболевшем.
— И ты туда же. Бать, уже только слепой не видит, что творит США, я же борюсь за правду и справедливость.
— Обязательно устраивать бойню в холле?
— Иногда добро бывает с кулаками. А так как я сама доброта, то соответственно, я всегда готов закатать рукава и выбивать дурь из морального урода, — и только из-за важности своей не фыркнул.
— Почему тогда твои братья и сёстры никогда не ввязываться в разборки? — Совет вынужден был это спросить, ведь старший сын часто приходит домой с синяками на руках и иногда на лице.
— Потому что… — в России как-то заметно поубавилось той самой завидной уверенности, и тогда, задумавшись об этом, он приостановил шаг. — Потому что я и получаю синяки, защищая, заслоняя их собой от опасности.
Советский союз недолго молчал, обдумывая озвученные мысли вслух, но всё же потом добавил следом, и прозвучавшая фраза изумила триколорного.
— Мог бы всё же найти другую альтернативу, нежели размахивать кулаками.
— Я тебя не узнаю. Неужели ты думаешь, что мой заклятый враг будет слушать то, что я говорю? Ах да, конечно, США же сын высокопоставленного чина. Богатым везде дорога открыта, от того они творят, что хотят! — на эмоциях начал возмущаться Россия, крича это вслед медленно уходящему отцу, но последний остановился, когда услышал следующее:
— Одного не могу понять, как такой герой как ты, который прошёл всю войну и вышел из неё победителем, не может поставить какую-то выскочку на место. В твоих силах было сделать этот мир человечней, — даже тон в голосе говорил о том, что глубокое разочарование взяло верх. Россия взял себя за озябшие плечи, понимая, что самому телу не холодно, а вот внутри, кажется, всё обледенело. — Где тот герой, которого я гордо называю своим отцом? Может, я чего не понимаю, может, мне стоит на этот мир по-другому взглянуть. А может, тот самый герой, что жил в тебе, всё выжил из себя. И по такому случаю мне хочется спросить: с кого же мне теперь брать пример?
Это задело Совета за живое. Он круто развернулся к сыну, и может быть как всегда по привычке наорал бы, но вместо этого устало вздохнул, сказав:
— Я уже не тот, что был когда-то, сын. Мне надоело вечно поучать тебя, сам должен понимать, что к чему. Думаешь, мне приятно постоянно ходить к твоему директору в школу, как домой, и выслушивать всё о тебе?
И вот теперь настало затяжное, напряжённое молчание, развеять бы его как-то, но России нечего сказать на то, что услышал сейчас. Да, времена изменились, человек перестал быть человеком, а моральные ценности ныне и гроша не стоят, и осознавая это, Раша уповал на то, что его отец остался тем же, но и его время успело покалечить и ранить. Взять бы всё это, в кучу сгрести, забыть и возродить во что-то новое и светлое, во чтобы хотелось верить. И так Россия понял, что должен ковать своё счастье сам, а с этим счастьем добьётся какой-никакой справедливости, пусть путь к ней будет труден и тернист.
— Хорошо, — резко отрезал Россия, когда Совет уже не думал услышать от сына что-то в ответ. — Я тебя услышал, но не думай, что я как-то изменюсь. Знай, когда-нибудь я добьюсь должного результата, каждый получит по заслугам, и тебе будет стыдно, что однажды ты опустил руки. Я не отступлюсь от своего, — тут уже ясно даётся понять, что своего рода такая речь — это уже вызов.
— Очень надеюсь, что твоим намеченным целям предназначено быть достигнутыми.
Странно, но после, двое разошлись по разные стороны, пусть путь был один — дойти вместе домой. После мягкотелости, в которую в последний раз показывает отец, Россия не захотел сегодня возвращаться домой. Дрожащей рукой Раша в какой раз достаёт сигарету из полу-пустой пачки и закуривает, а тут ещё и дождь срывается, как ни кстати, надо было бы где-то переждать этот ливень, и из всех вариантов Россия выбрал пересидеть у Венесуэлы.