Глава 9
5 июня 2019 г. в 16:56
Этим же вечером, когда уже планировался семейный ужин, Россия сидел у себя в комнате и глядя в зеркале на своё отражение, проговаривал:
— Что ты такое? — медленно перевёл взгляд на исправительный ошейник на своей шее. Конечно выше сказаный вопрос был адресован самому ошейнику. Просто Россия не мог взять в толк, каким образом электричество вышло из-под контроля и каким-то невообразимым способом смогло поразить США и Австралию. С одной стороны Россия раскаивался… хотя нет, эти двое получили по заслугам, так что никакого раскаивания. И даже если Совета завтра снова вызовут в школу из-за якобы проделок Раши, то естественно никто не поверит в небылицу про силовое, искристое поле, внезапно появившееся из ниоткуда.
— Я не могу тебя разгадать, — едва дотронулся подушечками пальцев к металлическому аксессуару. — Я не знаю твоего происхождения, — провёл пальцами по гладкому материалу. — Вероятно, ты хранишь в себе не мало тайн, которые мне ещё придётся разгадать. А может, ты просто вышел из-под контроля, а возможно просто чувствуешь то же, что и я… — смотря на себя в зеркале, триколорный понимает, что эту штуку он теперь во веки не снимет. И если в первый день, когда на шею России надели исправительный ошейник, было расстояние, в которое можно было продеть палец, то сейчас ошейник плотно прижат к коже, словно стал единым с телом. На деле, конечно, это не так, но недалёк тот час, когда от частого выброса тока по телу на шее останется багровый след от электрических разрядов.
— Россия, ужин готов! — послышался оклик Совета из кухни.
— Иду! — Раша привёл себя в порядок, потом прищурившись, посмотрел на себя в зеркале, перед тем как выйти из комнаты. — Мы ещё вернёмся к этому! — и с этими словами покинул спальню, негромко хлопнув дверью.
Весь ужин Россия старался молчать, в то время, как за столом велись оживлённые разговоры на многих языках, и все друг друга прекрасно понимали, будто разговаривают на одном. Однако братья и сёстры заметили, что старший брат даже и слова не сказал за всё это время, и тогда Казахстан принял решение спросить:
— А у тебя что интересного за день произошло?
И немедля последовал ответ.
— Ну, я на уроке повздорил с США, написал тест по физике на «4», и спас Сербию опять-таки от США. Вообще, у меня каждый день насыщен экшеном и трешем, так уж я устроен, извините.
Немного прямо, но несмотря на лёгкую дерзость, ошейник почему-то не подействовал, наверное это всё потому, что сказанное прозвучало на удивление спокойно.
Советский союз даже перестал на время читать газету, убрал её, убрал со рта курительную трубку, и вопросительно поглядел на Россию, что сидел напротив.
— Ты спас слабого от обидчика, и я горд тем, что ты не прошёл мимо. Именно в такие моменты я понимаю, что дал тебе правильное воспитание, — коммунист в общем-то не сомневался в смелости и самоотверженности своего сына, но будь воспитание другим, возможно бы и Россия вёл себя иначе.
Едва Совет договорил свою речь, как начались излишние комментарии. Не унимался Армения, и пусть порой он отдалялся от Раши, но тем не менее к нему он так же тянулся, осыпая его болтовнёй с пустого в порожнее.
— Ты говорил, что получил «4» по физике. Ты раньше не получал таких оценок по этому предмету. Завтра снег пойдёт по этому поводу.
— Но это как бы не совсем моя заслуга, — Россия слегка порозовел. — Мне Германия помог, без него бы я провалил тест.
За столом снова повисла тишина, Советский союз повторно убрал и газету и трубку, чтоб поглядеть на Россию, другие республики просто смотрели и молчали, и тогда Россия решил прервать эту паузу, разведя руки в стороны, словно не при чём:
— Ладно-ладно, да, я подружился с Германией, и ввиду некоторых обстоятельств мы стали не просто друзьями…
Республики, ни слова не говоря, ожидали услышать то, что подумали.
— …А лучшими друзьями. Вы вообще о чём подумали? — прищурился триколорный.
— Да, мы так и подумали, что лучшими, — отрезала Беларусь и вновь началась оживлённая болтовня за столом.
Россия вздохнул с облегчением, и со спокойной душой, ничего более не тая, мог доедать свой суп в тарелке.
Ну и то, что Раша подружился с Германией, этому Советский союз никак не возражал, и препятствовать не стремился, даже наоборот, рад, что так получилось. Совет знал, что дружба с этим парнем будет крепка, и он никогда не предаст, ведь когда-то давно коммунист и воспитывал Германию, на некоторое время взяв его под своё опекунское крыло. Другие республики этого не знают, либо не помнят, и может даже это к лучшему, так как опекунство в дальнейшем оставалось в тайне, вплоть до того времени, когда Германия перешёл с восьмого класса в девятый, когда более или менее мог быть самостоятельным, но это уже семейные тайны и интриги, вникнув в которые заблудишься как в тёмном лесу.
Половину ночи Россия переписывался с Венесуэлой и умудрялся отвечать Германии. Раша так замечательно с ним спелся, что даже забыл отправить сообщение Венесуэле, и только потом начал оправдываться в переписке, что, мол, на что-то отвлёкся… А девчонка-то поверила, думая, что у её парня друга много дел, что учит он какие-то конспекты, готовится к экзаменам… Да куда там! Готовится он как раз к завтрашней встрече с Германией, а про Венесуэлу, кажется, благополучно забывает.
Уже следующим утром Россия шёл в школу пешком, так как машина Германии оказалась на ремонте, и встретились друзья уже только в школе, снова вместе пройдя в класс, сев за одну парту.
Между уроками Россия замечал, что США нет на занятиях, задние парты непривычно пустуют, никто позади не бросается колкими фразами, а это значило только одно, что штаты отлёживается дома после вчерашней «поджарки» электричеством. Да так даже лучше, школа хотя бы отдохнёт от звёздно-полосатой занозы. Но заноза обязательно вернётся с более твёрдым и решительным намерением претендовать на внимание Раши.
Перед последним уроком Россия наведался к Греции, тому самому школьному психологу, и этот самый психолог снова устроил кутеж, налив себе в бокал красного вина.
— Док, я к тебе по делу! — Раша закрыл за собой дверь, чтобы мало ли кто не подслушал.
— И тебе не хворать, — отставил бокал в сторону и перевёл нетрезвый взгляд на рослого ученика. — С чем ко мне пожаловал?
— Твой этот ошейник, что ты выдал мне, кажется, с каким-то браком. Электричество, которое было в нём, может выходить наружу и поражать того, что может быть мне неугоден.
— Странно, — хмыкнул Греция, поставив локоть на край своего стола, — пью я, а белая горячка у тебя.
— Но я не шучу! И я понял в чём дело. Когда я злюсь так, что это заметно, то конечно получаю разряд электричества на себе, но стоит мне гнев держать в себе, и негодовать в душе, как электричество выходит из-под контроля! Я даже могу показать! — Россия встал в центр кабинета, раскинув руки в стороны. — Ну давай, позли меня.
— Каким образом?
— Ну скажи что-нибудь, что может вывести меня из себя!
Греция очень не хотел этого делать, но кажется его юный пациент полон энтузиазма на грани безрассудства, вот только было некое тревожное чувство, что всё это не увенчается успехом, единственное, что сейчас может произойти, так это то, что Россия может получить очень сильный удар током.
— Ну давай! — требовательно попросил Россия, сдерживаясь, чтобы сейчас топнуть ногой.
— Видит Бог, я не хотел этого, — Греция нехотя упирается ладонями о колени, после встаёт с места. Кашлянув в кулак, резко высказался: Ты — алкоголик-тунеядец!
— Док, по себе не судят, чтоб ты знал, — Раша и на это нашёл что сказать.
— Ах, да, ну ладно. Страна-бензоколонка!
А вот это уже задело, но не так сильно, из-за низкого уровня агрессии, ошейник не сработал, и электричество никак не проявляло себя.
— Не сработало. Ну ты что, нормально позлить не можешь? — Россия бы отчаялся, но это не совсем в его стиле, и тогда Греция перегнул палку, выдав, сжав кулаки:
— Ты никогда не станешь таким, как твой отец!
На этом моменте Россия должен разнести этот кабинет, но внезапно, он просто поник плечами, ошейник вновь не показал себя в деле, и триколорный впал в мнимую депрессию, на самом деле очень хорошо понимая, что до Совета ему как до луны пешком. В этом вся проблема — пока отец жив, пока в здравии, можно было поучиться какому-либо ремеслу, но чтобы Россия не делал, всё у него получалось в виде танка, образно говоря.
Смотря на расстроенного ученика, психолог покачал головой, как бы понимая его, но и одновременно не доверял парню, думая, что тот просто выдумывает небылицы.
— Послушай, — Греция подошёл ближе, — если ты просто хотел взять у меня опять отгул от занятий в школе, то на этот раз не получится, второй раз за неделю многовато.
— Я просто хотел доказать, как всё было на самом деле. Я не вру! — вот с этим последним высказыванием Россия как раз-таки получает разряд электричества по телу, лихорадочно дёрнувшись.
— Понимаешь, я придерживаюсь правила: «Не увижу — не поверю», а вообще знаешь, как говорил один великий древнегреческий философ Платон: «Ничто в мире не заслуживает больших усилий», — психолог положил ладонь на плечо парня. — И ты не трать силы на то, чтобы что-то мне доказать. Я читал инструкцию к этому ошейнику, и никаких сбоев не может быть, это очень качественная штука.
Россия смерил Грецию уставшим взглядом, но и доказать свою правоту никак не мог, и кажется, на этом сеанс у школьного психолога можно бы завершить.
— Ладно, спасибо что хоть не воспринял меня за сумасшедшего. Пока, док, — Раша даже не посмотрел на Грецию, и ни с чем ушёл за пределы кабинета. Закрыл за собой дверь, и прислонившись к ней спиной, медленно сполз вниз, после обхватил руками колени. Явное отчаянье брало верх, и наверное уже потому, что сказал Греция, а не от того, что не смог показать всю силу ошейника.
— Кто же знал, что это окажется правдой, — а это уже настоящие эмоции, мысли о наигранности будут неуместными, переживания бушуют в самой душе.
К слову говоря, свет часто перегорал у кабинета школьного психолога, и редко когда освещение здесь могли починить так, чтобы свет продержался хотя бы неделю, но то, что произойдёт прямо сейчас, невозможно будет объяснить.
Переведя тяжёлый и медленный взгляд на тот самый потухший источник света, Россия во мгновением ока внезапно для самого себя заставил электричество снова выйти из-под контроля, но теперь оно не принесло кому-то вреда, на этот раз, искристая ветвь, напоминающая уменьшенную копию молнии, проникла в лампу в потолке, и таким образом теперь у кабинета Греции есть свет.
То, что сейчас произошло, не понял и сам Россия, смотря на это, приоткрыв рот. Вот если бы сейчас это увидел Греция, то точно бы поверил, но уже нет смыла опять врываться в кабинет, чтобы что-то доказать.
— Лучше я пойду отсюда, от меня одни неприятности, — в удивлении, триколорный медленно поднялся с пола и постарался уйти с места, иногда оглядываясь на яркое свечение в потолке, именуемое исправной лампой.