CountryHumans: Полосатые проблемы

      Этот день так хорошо начинался, зря только что Россия на перемене между уроками зашёл в столовую, где его настигла Япония, всё допытывая его насчёт своего подарка — светильников. Несомненно, вещицы забавные, но если по-честному, уже на второй день триколорный перестал обращать внимание на внезапно загорающийся цвет на светильнике. — Кому хоть вручил второй светильник? — спрашивает японка, садясь за один столик с русским. — Да так, пока у себя оставил, — а на деле не собирался говорить, что поделился подарком с Германией, мало ли что эта нэко-шиппер ещё подумает.       «Интересно, откуда у тебя уши появились? Ты же была обыкновенным шаром с телом как все мы…» — не по теме задумался Раша, глядя на Японию, следя за её жестами, а потом вспомнил, что ещё с начальных классов у неё были уши, маленькие такие, пушистые. А пока Россия вспоминал о былом, подперев ладонью щеку, эта любительница хентая без умолку трещала. — …Не забудь, Россия, не сегодня так завтра у нас будет новый предмет — танцы! — напомнила Япония. — Интересно, с кем я буду танцевать в паре? — мечтательно спрашивает японка. Россия уже терпеть не мог этот предмет, хотя ещё ни разу не ходил на него, но что поделать, прогуливать занятия тоже нежелательно. — О нет, я же ничего такого в жизни особо плохого не сделал. За что мне танцы? В какой из прошлых жизней я так сильно оплошал? — и всё же триколорный надеялся, что справедливость восторжествует и физ-культуру вернут, ан-нет.       Тут Россию решила подбодрить Япония, она никогда не видела, чтобы парень так сильно переживал из-за пустяков. — Ничего такого в этом нет, уж поверь мне! Ну хочешь, тебе на уроках танцев будет помогать, эм… — она огляделась по сторонам, заметив, как в столовую прошёл Германия. — О, Германия тебе и поможет! Он умеет танцевать что-то из классического!       Интересно, она-то откуда об этом узнала?.. — Вас как всех послушать, так Германия умеет всё! — с возмущением высказался Россия и тут же остыл, ведь друг хоть и слегка робел, но подходил к столику русского, судя по всему полон решимости преподнести какую-то новость. Япония же куда-то тактично смылась, видать читать мангу в туалете на пару с Южной Кореей, короче как всегда.       Немец, прежде чем начать диалог, кашлянул в кулак, и только потом говорит, глядя на друга, что сидит за столиком: — Послушай, Россия, я хотел тебе кое-что сказать… — и положил какой-то список рядом с Россией. Кажется, это что-то важное, и это нужно подписать.       Раша только открыл рот, чтоб спросить встречно, но его тут же перебили. Удивительно, что всегда собранный и невозмутимый Германия неловко оттягивал накрахмаленный воротничок рубашки от шеи, запинался в словах, метал смущённый взгляд куда угодно, но только не на Россию, ибо посмотрев на него, становится ещё хуже, и это сказывается мелкими капельками пота на ладонях. — П-прошу, не перебивай, мне и так неловко. Просто слушай и ничего не говори. Ну вот, т-тишина. Наконец-то.       То сбивчивая речь, то короткие быстрые фразы. Никто ещё не видел Германию таким.       Россия с подозрением и толикой боязни посмотрел на Германию. Новый лучший друг и вправду бывает непредсказуемым, но это бывает за большим исключением. — Послушай, Россия! Я страна слова! Точнее человек слова… Короче говоря, я не привык бросать слова на ветер, и уж если я что-то решил, то буду идти до конца! Напролом, напропалую! Ты меня знаешь! — наверное, это прозвучало слишком резко, даже немного враждебно. — Германия… — Россия, проще говоря, я хотел сказать, что я тебя с некоторых пор, ну как, с некоторых, едва ли не с самой нашей первой встречи очень сильно… Ну это самое… Типа, ну знаешь…       На этом моменте Раша подумал, что Дойчланд сломался, и потому предложил: — Корвалолчику, Герман? — Я же попросил меня не перебивать, — кажется да, сломался. — Короче, я хотел сказать, что я тебя очень сильно… Ну это словно на букву «Л». — Ламинат?       Очень в тему. — Д-да, ламинат, — по причине некого разочарования немец даже опустил взгляд вниз. А может ему стало стыдно, что-таки решил признаться. — Я тебя очень сильно… Ламинат. Именно.       Настораживающая пауза, после которой Россия прерывает молчание, спросив: — С химией мне поможешь? Скоро экзамены. — С химией? — Германия взял из рук триколорного учебник названого предмета и прилагающуюся к нему тетрадь. — Да, конечно помогу, куда я денусь?..       Германии до того стало гадко на душе, что он готов был проклясть чувство именуемое влюблённостью. Однако очередную паузу прервала Япония, опрокинув столик России, громко и весело завопив: — Любитесь, триколорные! — Мой чай! — завозникал Россия, видя осколки белой кружки на полу. Собственно, теперь Раше не особо хотелось чаёвничать, Япония как всегда могла испортить момент и пустить всё в тартарары. Иногда она это делала неосознанно, не зря же у неё имеется настоящая справка из псих-больницы. — Мой л… — хотел произнести Германия, но Япония как затычка в каждой бочке, всё-то ей нужно вставить свои пять копеек. — Твой ламинат? — Д-да, мой ламинат…       Вообще-то Германия хотел сказать «мой лист заявок», но окружению лиц, в котором он находится, видимо, невдомёк вся важность этой бумажки, которая окрасилась в цвет разлитого чая.       Не выдержав того стыда, которым горел, Германия стремительно ретировался вон из столовой, но и на том молчание не окончилось. Пока Россия собирал осколки разбитой кружки с пола, в столовую явился Польша. Польша не являлся учеником в школе, но зато был уборщиком, и по обыкновению начал причитать, видя, что порядок и чистота вновь нарушена: — Курва! Опять убирать за вами, свиньями! — ну и далее по списку. Вообще, Польша очень спокойный, слова лишнего не скажет, ходит себе убирается, но в некоторые моменты его нелёгкой жизни, его пробирает на такие ругательства, что если бы у на тот момент собирающего осколки России были уши, то они, скорее всего бы, свернулись в трубочки, и слух бы к триколорному не вернулся. Но послушав Польшу, Россия словно отца наслушался. Хотелось одновременно плакать, смеяться и застрелиться.       А тем временем, Германия, который никак не мог успокоить своё вырывающееся из груди беспокойно колотящееся сердце, медленно скользнул спиной вниз по стене, сам не веря в то, что почти признался России в том, что долго скрывает. Никто в школе не знает про пристрастия сына нациста, но судя по тому, что устроила Япония в столовой, она уже шипперит двоих триколорных, и, что скорее всего, уже завтра вся школа будет знать правду и неправду. Такая вот Япония, такой вот Германия, последний который то и дело шёпотом успокаивал себя, при этом ненавидел за то, что влюбился в парня, в своего одноклассника. Но есть и плюс, ведь если чаще заниматься с Россией такими уроками как химия, алгебра и геометрия, то вполне вероятно, что скорому сближению быть, и тогда, сломавшись, Германия признается России во всём, однако зная гомофобные настроения Раши, лучше не рисковать. — Ну и ладно, один раз живём, — решил Германия, и во что бы то не стало, принял для себя решение обязательно добиться своего, пусть знал наперёд, что всё это будет вести за собой последствия.       Конечно, ничем хорошим такие отношения не закончатся, стоит им, казалось бы, начаться. Понимая, и принимая близко к сердцу тот факт, что чувства будут не взаимны, на глаза Германии накатили слёзы, но это не от горя, а от душащего кашля, что будто волной накатил на него. И чтобы не привлекать внимание других учащихся в коридоре, Германия стремительно скрылся в мужском туалете, благо до него было рукой подать.       Кашель был сухой, словно при ангине, и вопреки логике и суровой реальности, выкашливалось это ярко-синими лепестками васильков. К такому Германию жизнь точно не готовила, и эта аномалия его серьёзно напугала. Взяв себя в руки и пытаясь держаться, чтобы не закашляться при других учениках, Германия решил ретироваться в библиотеку, в надежде там отыскать информацию об этом загадочном недуге. Предварительно он убрал лепестки со рта, и только потом скрылся за дверьми библиотеки, надеясь найти какую-нибудь медицинскую энциклопедию. И вскоре, поиски увенчались успехом, нужная книга едва не упала немцу на голову, но у того была хорошая реакция, и книга попала точно в руки.       Полистав страницы, читая симптомы, Германия натыкается на описание таких же симптомов болезни как и у него: непроизвольно появляющиеся слёзы на глазах, кашель с лепестками каких-либо цветков — и имя этой болезни Ханахаки.       Никогда прежде Германии не приходилось слышать об этом, но теперь все «прелести» этого недуга ему пришлось ощутить на себе. А лечение, казалось бы, простое: предмет воздыхания больного Ханахаки должен ответить взаимностью на чувства, иначе страдающий может и вовсе умереть. Хотя конечно можно спастись и хирургическим путём, однако после такой операции вылечившийся ничего не будет чувствовать. По большей части не будет чувствовать в любовном плане.       Этого-то и боялся Германия. Ему нужно поскорее признаться во всём России, ведь болезнь прогрессирует, и чем больше с ней затягиваешь, тем плачевнее последствия.       И вот захлопнув книгу, поставив её на полку, немец стремглав бросился бежать к двери, как тут же остановился, вспомнив, что добром это не кончится. Узнав правду Россия перестанет с ним общаться, и это ещё больше усугубляло ситуацию. Так Германия и остался стоять на одном месте в раздумьях, пока не прозвенел звонок на урок.