***
Утром Альфред снова почти силой вытолкал Брюса из дома, заверив, что сумеет постоять за себя. Джокер притворялся паинькой, анализы показывали, что очистка идёт хорошо, и третьей процедуры должно хватить, чтобы полностью вычистить из организма наркотик и его продукты. Однако ближе к вечеру от Альфреда пришло тревожное сообщение: «Ваш гость не желает видеть меня на своём этаже». Брюс понимал, почему в таких сообщениях никогда ничего не говорится прямым текстом, но неоднозначность информации раздражала. – Что случилось? – коротко бросил Брюс в переговорник. – Ровно то, что я написал в сообщении, – голос Альфреда звучал удивлённо. – Ваш гость внезапно потребовал, чтобы я убирался из подвала и без Вас не появлялся. – Давно? – Меньше двадцати минут назад. Диализ он перенёс отлично, но через час его словно подменили. – Ладно, – вздохнул Брюс. – Постараюсь прибыть в течение часа. Освободиться удалось не сразу, но через час с четвертью Брюс, переодевшись в более удобную одежду (на случай драки, это же Джокер), медленно выходил из лифта. – Альфред, – надломленно прозвучало из камеры, – я же просил, не появляйся без Бэтса. Серьёзно, уйди. Исчезни, провались, испарись, что угодно, только проваливай отсюда! – к концу фразы Джокер уже кричал, дёргая прутья камеры. – Это я, – получилось как-то хрипло. Брюс пытался понять, что происходит, и приближался к камере медленно. Ответа на его слова не последовало, но, как только он оказался в зоне видимости Джокера, тот облегчённо выдохнул и стёк на пол. – Не пускай сюда Альфреда. Ты сможешь со мной справиться, он, хоть и храбрится, не так силён. – Что происходит? – Ничего нового, – голос изменился – исчезло беспокойство, какая-то тонкая, скрытая симпатия, с которой Джокер отзывался об Альфреде, теперь он говорил размеренно, спокойно, вальяжно. Словно маятник качнулся в сторону «маньяк», да так и застыл. – Просто, мой дорогой Мышонок, будет немножко грустно, если ты найдёшь своего дорогого дворецкого с вывалившимися наружу кишками. Кто же будет заправлять тебе кроватку и варить какао? Брюс сжал кулаки. Видимо, зря они так торопились очистить кровь Джокера от препарата. Его настроение было теми ещё русскими горками, но он хотя бы не задерживался ни в одной из фаз достаточно, чтобы устроить что-то разрушительное. А теперь задержался. Вот только ему хватило сил предупредить об этом Альфреда, заставив его держаться подальше. И это что-то значило. От размышлений Брюса отвлёк оглушительный хлопок. На щеке Джокера наливался пунцовый след от руки – он только что пощёчину себе влепил? Что происходит? Ухмыляясь, он поднял другую руку – второй хлопок получился тише, но взгляд, который после этого встретил Брюс, сильно отличался от того, что был секунду назад. Тяжёлый, будто умоляющий, почти неживой. Брюс сделал шаг к камере, чтобы войти, но Джей отшатнулся. – Не смей. Не приближайся. Оркестр разминается, Бэтси. Настраивает инструменты, и не факт, что я буду сегодня тем парнем с палочкой. Просто держитесь подальше, пока не пройдёт. – И как я пойму, что всё закончилось? – Брюс почти согласился уйти, переждать наверху, с Альфредом, ему хотелось лишь удостовериться, что Джокер может проконтролировать хоть что-то. – Я позову. По имени, – и уже совсем другой, тяжёлый, хриплый и озлобленный голос добавил, – Брюси. Не может. Он явно пытается взять себя под контроль, но успешность этого занятия почти равна нулю. Хмуро взглянув на Джокера, Брюс придвинул поближе стул и демонстративно сел прямо напротив камеры. – Я никуда не пойду. Если ты выберешься из клетки, нужен кто-то, кто не пустит тебя дальше. – Зачем же мне идти дальше, сладенький? Я так давно не был дома, к чему мне возиться с тобой и твоим старикашкой? Вы же никуда не сбежите, вас можно отложить и на потом. – Размечтался, – сделав голос максимально беспечным, Брюс сложил руки на груди. – Не пущу.***
Джокер бесновался – по-другому сказать было нельзя. Кричал, бился грудью о прутья клетки, умолял выпустить, обещал не прикасаться и не возвращаться, угрожал и пытался ужалить как можно больнее, снова и снова повторяя Брюсу, как он ненавистен и жалок по сравнению с Брюсом из сна. Последнее не работало от слова «совсем», потому что сильнее, чем на крыше, это ударить уже не могло. В какие-то моменты наружу проглядывал Джей (разделять «маньячную» и спокойную фазы на Джокера и Джея показалось неплохой идеей и разом решило горсть терминологических проблем), и Брюс только и мог, что показать, что он рядом, да спросить: – Зачем ты борешься? Это должно закончиться быстрее, если ты поддашься. Джей упрямо мотал головой и снова исчезал, уступая место более злобному и задиристому себе. В голову Брюса пришла мысль, поначалу показавшаяся безобидной: «Всё было бы куда проще, будь у него раздвоение». Но через секунду он сам ужаснулся тому, о чём предположил. Может, самому Брюсу сейчас и было бы чуть проще свалить всё на плохую половину и помогать хорошей, зато этот «хороший» провёл бы несколько лет в аду, не понимая, куда деваются огромные куски его жизни и за что его все так ненавидят. Из размышлений вывел тихий вскрик. Джокер (нет, Джей) сидел на полу, правой рукой осторожно придерживая вывихнутый большой палец левой. Это не выглядело случайностью. – С ума сошёл?! – рявкнул Брюс, отпирая камеру. Сухой лёд лежал в ящике на экстренный случай, и вот он настал. – Боль… отрезвляет, – выдавил Джей, почти падая на руки Брюса. Полные слёз глаза смотрели чересчур жалобно, но достаточно искренне, чтобы отложить скандал до анестезии. – Пойдём, – прижимая пакет льда к стремительно опухающей ладони, Брюс вздёрнул Джея на ноги и практически понёс за шиворот наружу, пока тот делал вид, что передвигает ногами, и пытался не мешать. Вколов порцию лидокаина, Брюс выпрямился и выдохнул: – Ногу себе отпилить не пробовал? Куда эффективнее – месяц будешь «трезвый», потому что обезболивать постоянно я тебе не позволю. – Долго, – даже давясь слезами и пытаясь терпеть боль, Дж… – Джей, раз уж так удобно было их разделять, стоит придерживаться и дальше – Джей умудрялся отвечать на шутки почти так же язвительно, как и в своей обычной форме, – и крови будет слишком много. – Скажи, когда подействует обезболивающее. Воспользовавшись паузой, Брюс мельком осмотрел Джея. Рёбра целы, несмотря на то, сколько он бился о прутья камеры, дышал практически ровно, активно смаргивая слёзы. Костяшки правого кулака кровоточили – точно, он колотился руками о стену, когда Брюс в очередной раз отказался открыть дверь. Нужно будет отмыть кровь с кулаков и со стены, но пока Джей нянчит левую руку, правую лучше не трогать. Если бы не их долгая предыстория, Брюса бы проняло сейчас – Джей держался очень здорово, не пищал и не скулил от боли, делал всё, чтобы не мешать. Но увы, Бэтмен знал, что Джокер способен отключать любой инстинкт, сохраняющий тело цельным, и потому терпение Джея сейчас больше напрягало. В тишине, нарушаемой только неровным дыханием, прозвучало хрипло-неуверенное: – Подействовало. Брюс оглядел распухшую, темнеющую ладонь. Слишком серьёзным вывих не выглядел, но нужно сделать снимок, целы ли связки. – Посмотри на меня. Ровно в ту же секунду, как Джей оторвал взгляд от собственной ладони и поднял глаза на Брюса, тот резко вправил палец. Щелчок последовал просто хрестоматийный – хоть проси повтора и записывай на аудио для юных интернов. Джей вздрогнул от звука, но боли явно не почувствовал. Как только в поднятом взгляде мелькнуло что-то, похожее на благодарность, Брюс с огромным удовольствием, облегчением и отчасти злорадством влепил больному подзатыльник. Добротный, с оттягом, у того должно было зазвенеть в ушах. – Идиот, – ровно проговорил Брюс, предположив, что звон утих, и принялся фиксировать повреждённую кисть. Джей поднял голову и нечитаемо посмотрел ему в глаза. – И часто ты себе пальцы выдираешь? – Третий раз в жизни, – помедлив с ответом, Джей хмыкнул почти весело. – Дважды, чтобы вытащить руку из наручника, и сейчас. – А что же ты обычно делаешь, чтобы… протрезветь? Кажется, ты так это назвал. – Ничего. Обычно меня устраивает быть «нетрезвым» – здоровой рукой он изобразил кавычки, – так что боли я в такие моменты стараюсь избегать. – Тогда почему… В смысле, ты раньше не… – Брюс запнулся, пытаясь найти подходящие слова, чтобы описать не самую простую идею. – Не пытался сдерживаться? Ни разу в жизни, – ровным голосом продолжил Джей, и только ему было известно, чего этот ровный голос стоил. – А зачем бы мне? «А зачем сейчас?» – едва не спросил вслух Брюс. Промолчал только потому, что знал – в ответ прозвучит язвительное «Угадай», и оно будет справедливым. Ответ лежал на поверхности, стоило только смахнуть с него тонкий слой предубеждений. Позволяя себе чуть углубиться в размышления, Брюс закончил с левой рукой и потянул к себе правую, чтобы обработать разбитые костяшки. Джей заботился. Как умел, как получалось из-за разболтанной головы и измотанного наркотиками тела, как позволял ему это делать сам Брюс. Только что он буквально спасал Альфреда от своей «злобной половины», пытался сдержать собственную жажду крови просто потому, что не хотел навредить. И ведь не только Альфреда он защищал от самого себя – даже видя рядом Брюса, который точно справится, он всё равно боролся, всё равно пытался отобрать контроль. Видимо, это и подкупило воображаемого Брюса, и Брюс реальный в кои-то веки не мог его в этом упрекнуть. Вот и сейчас – Джей молчал, понимая, что Брюсу нужно «переварить», тихо принимал помощь и только благодарно поджимал губы. Закрыв глаза, Брюс медленно вдохнул. Да твою ж мать, как так получается?! – Так, – возможно, получилось слишком резко, потому что Джей вздрогнул, – сейчас мы делаем снимок, чтобы проверить, не порвал ли ты связки, потом ты идёшь в камеру и сидишь там максимально тихо и неподвижно. Ясно? – Как скажешь, большой босс, – коротко усмехнулся Джей, поднимая руки вверх, – и в мыслях не было спорить. И он действительно не спорил, не сопротивлялся и не мешал. Слушался во всём, легко отзывался на шутки, хитро улыбался и флиртовал. Совершенно нагло, открыто, пытаясь довести Брюса если не до взаимности, то до нервного срыва точно. Будто бы не он тогда, на крыше, болезненно искренне выплюнул: «Я ненавижу тебя», будто бы не он запретил Брюсу пытаться. И как бы ни хотелось решить, что это и вправду был не совсем он – был не в себе, мешала ломка или маньячная фаза, какая разница – Брюс не мог себе этого позволить. Это был Джокер, в лучшую секунду или в худшую. Удобно было называть разные состояния разными именами, но человек был один. И этот человек пытался то прижаться теснее к Брюсу, то дотронуться до щеки или ладони, то говоряще вздёргивал брови, отпуская пошлости. В камере, плюхнувшись на кровать, Джокер попытался закутаться в одеяло, орудуя одной рукой, но только запутался. Беспомощно барахтаясь, он жалобно захныкал: – Ну помоги, что ли! Видишь, я сам не справляюсь! Закатив глаза, Брюс быстро расправил одеяло, укрыл, подоткнул, поправил подушку и сделал было шаг назад, как почувствовал пальцы на своей руке. Медленно повернувшись, он наткнулся на совершенно конкретный взгляд. Осторожно, не отводя глаз, Джокер большим пальцем огладил выступающую косточку на запястье и улыбнулся уголком губы. Это стало последней каплей. Брюс гневно задохнулся, вырвал ладонь из пальцев, резко отвернулся и вышел из камеры. Затормозив у двери, развернулся снова и подлетел к кровати. – Ты!.. – указующий перст ткнулся Джокеру практически в нос. – Я, – улыбаясь, как довольный кот, Джей, кажется, продолжал нарываться. – Заткнись! Ты!.. Ты требовал к тебе не лезть – я не лезу! Будь добр и сам держаться на расстоянии! Джей сдвинул брови, но Брюс уже снова вылетел из камеры, хлопнул дверью и запер её. Гнев сбил только очень холодный душ. Очень холодный и очень долгий.***
Утром Брюс в пещеру не спускался. Альфред передал, что гость с аппетитом позавтракал и был бы очень рад увидеться с Брюсом перед тем, как тот отправится в корпорацию. – Скажи ему, что я сегодня уехал пораньше, – буркнул Брюс, допивая кофе. Видеть Джокера сейчас совершенно не хотелось – что бы он за ночь ни надумал, Брюс не был готов слушать его соображения. – Что-то случилось, мастер Брюс? – Альфред был сама обеспокоенность, но привычный глаз заметил хитринку во взгляде, а тренированное ухо услышало короткую издёвку. – Ничего нового. Джокер снова Джокер, прекрасен в своей невыносимости, – Брюс особенно проследил, чтобы в слове «прекрасен» не прозвучало ни намёка на симпатию. Но Альфреду, видимо, было достаточно даже намёка на намёк. Коротко ухмыльнувшись, он вышел. Уже у двери Брюс снова увидел Альфреда. – Мистер Джокер сожалеет, что Вам пришлось покинуть дом слишком рано, и выражает надежду на встречу вечером. Если бы существовала номинация Оскара «За лучшую игру голосом», ни у кого не было бы ни единого шанса против Альфреда. Брюс услышал всё: и что Джокер ни на секунду не поверил в чушь про «уехал пораньше», и что его особо не уговаривали поверить, и что кое-кто уже откровенно стебётся над ними. – Я ночевать не приеду, так и передай. – Мастер Брюс, – строго начал Альфред, – я вам не почтовый голубь. В конце концов, обмен мгновенными сообщениями был изобретён специально для общения с людьми, которых не можешь или не хочешь видеть. – Извини, – Брюс и вправду устыдился. Но желания переписываться с Джокером не ощутил, потому великодушно оставил последнее слово за ним.***
Вечером вернуться всё же пришлось: Бэтмобиль с запасным костюмом внутри ещё можно было вызвать автоматически, но заставить его наложить шов на лопатку пока не получалось. Альфред уже готовил иглу и кетгут, когда Бэтмен выбрался из машины и, слегка прихрамывая, подошёл к столу. Обезболивающее, которое он вколол себе ещё в дороге, как раз подействовало в полную силу. Только стянув шлем, Брюс заметил, каким испуганным выглядел Джей, вцепившийся в прутья камеры и не сводящий с самого Брюса напряжённого взгляда. Кольнуло каким-то странным теплом, которое почти автоматически задавилось обречённым: «Ты вчера его оттолкнул. Напомнив, что, вообще-то, первым был он». Альфред, стоило признать его коварный план, расположил лампу и табурет так, что лицом Брюс был обращён прямо к пленнику. Правда, понял это Брюс довольно поздно. – Могу я пересесть? – терпеливо спросил он, пока Альфред готовился. – Нет, сэр, ни в коем случае. Я не слишком доверяю собственному зрению, особенно в случае отсутствия яркого света. – Я могу помочь, – робко прозвучало из камеры. – Нет! – Да! – два голоса слились в один. Брюс повернулся к Альфреду и молча поднял брови. «И ты, Брут?» Дворецкий в ответ не повёл и ухом. – Сэр, полагаю, опыт в наложении швов у мистера Джокера не меньший, чем у меня, а глаз куда острее. Если Вы опасаетесь доверить ему свою жизнь, позвольте мне стоять рядом с шокером и транквилизатором. – Ты будто бы всё заранее продумал, – буркнул Брюс, и его осенило. – Это заговор?! – Разумеется, сэр. И Вы его полноправный участник – не иначе, как по нашей договорённости, Вы подставились под столь неприятный удар. Пока Брюс возмущённо пыхтел, Альфред, не дождавшись согласия, выпустил Джея из камеры, продемонстрировал ему пистолет, заряженный дротиком со снотворным, и привёл к лампе. – Полагаю, Вам не нужно объяснять, что с Вами случится, сэр, если что-то пойдёт не так, как нужно. Джей примирительно поднял ладони. – Выкинешь на улицу по частям, я догадался. Слушай, Бэтс, тебе стоит иногда выпускать твоего дворецкого вместо себя. Кажется, ему тоже пойдёт на пользу иногда спускать пар. – А для чего, по-твоему, в пещере камера оборудована? – Брюс попытался огрызнуться, но прозвучало скорее понимающе-сочувственно. Запахло спиртом. Джей, оценивая масштаб работы, буркнул что-то похожее на «Какого чёрта у тебя шрамы неправильные?» Брюс переспросил было, но ответа не дождался. Пальцы Джокера были холодными, это чувствовалось через перчатки. Работал он молча, быстро, под одобрительное хмыканье Альфреда, только под конец, замедлившись, разомкнул губы. – Я хотел сказать. Извини… Брюс. Я не хотел тебя запутывать. Постараюсь впредь быть более последовательным. Звучало и вправду виновато. Сознательно отмахнувшись от мысли, что окружён грёбаными гениальными актёрами, Брюс пожал здоровым плечом. – Извинения приняты. Уж постарайся, – заминку перед именем он понял и принял, но сам факт – Джей назвал его Брюсом – слегка согрел. Очень захотелось увидеть лицо Джея, но как только Брюс попытался повернуться, заговорил Альфред: – Сэр, я бы не советовал Вам шевелиться сейчас. Мистер Джокер заканчивает стежки, и, должен признать, работа достойна называться ювелирной. Джей, явно польщённый, хмыкнул: – Тонкие пальцы, развитая моторика, опыт работы с бомбами. Да и позашивать тоже пришлось. Брюс почти услышал проглоченную шуточку о том, что ещё Джокер может делать своими тонкими пальцами, но тот благоразумно молчал. Держал обещание блюсти последовательность мыслей. Давление на спину прекратилось, на стол шлёпнулись тонкие перчатки. – Всё, можешь вести меня обратно в камеру, Альфред. – Как скажете, мистер Джей. Брюс ошарашенно смотрел им в спины. – И давно ему можно называть тебя «Джеем»? – «а мне всё ещё нельзя?!» – С момента знакомства, – хмыкнул Джей, – мы сразу понравились друг другу, верно? Альфред промолчал, но Брюс был готов поклясться, что промолчал он согласно.***
Через пару часов Брюс снова спустился в пещеру. – Анализы в норме. Твоей норме, я имею в виду, – подойдя к камере, Брюс спрятал глаза в планшете. – Так что завтра, если хочешь, можешь быть свободен. Я обещал тебя отпустить – я держу своё слово. Джей приблизился к нему. – Знаешь, я, пожалуй, воспользуюсь твоей любезностью, – знакомство с Альфредом явно сказалось на интонациях Джокера – голос звучал серьёзно, искренне, но Брюса не покидало ощущение, что где-то глубоко над ним всё ещё слегка подтрунивают. – У тебя довольно уютно, но хочется немного размяться. Какой бы комфортной ни была моя палата, это всё же в первую очередь клетка. Он демонстративно обхватил ладонями прутья камеры и медленно дёрнул, словно доказывая свои слова. В глазах Брюс снова видел что-то хищное, что-то Джокерское, если называть разные состояния разными именами. – Ладно. Утром я открою дверь. Постарайся за ночь ничего себе не повредить, хорошо? Джей резко дёрнул головой, словно просыпаясь, взгляд прояснился, и Брюсу коротко подумалось о том, что, возможно, сейчас он отчасти помог Джею остаться в себе. Хотя бы ненадолго. – Да, хорошо. Спасибо, – вот сейчас в голосе не было и тени издёвки, и Брюс просто позволил себе поверить в благодарность, которую услышал. Камера, которую Брюс вывел на экран в своём кабинете, показывала, как Джей снова боролся, но на этот раз ему хватило лишь напомнить себе о вывихнутом пальце, чтобы успокоиться. Коротко сжав повреждённую кисть, он тихо простонал и окончательно осел на пол, тяжело дыша. Брюс с трудом заставил себя остаться в кабинете – Джей знал о камерах и мог позвать, если бы была необходимость.***
Утром Брюс отпер дверь камеры сам. Лёгкий завтрак Альфред уже расставил на столе, но Джей только покачал головой. – Много дел накопилось, извини, Мышонок. Попроси Альфреда составить тебе компанию за завтраком. «И всё? И после этой недели мы просто разойдёмся по разным углам и притворимся, что ничего не было? Снова продолжим дурацкие кошки-мышки, продолжим разбивать друг о друга кулаки, ненавидеть друг друга и отравлять существование?» Брюс уже жалел о том, что взорвался тем вечером. У него был шанс изменить хоть что-то, и он собственными руками вернул всё на круги своя. Джей, с каким-то странным любопытством разглядывавший Брюса, шагнул ближе и протянул ладонь. Брюс, помедлив чуть дольше положенного – скорее удивившись несвойственному жесту, чем сомневаясь в собственных действиях – в ответ протянул свою и осторожно сжал. И задохнулся. Потому что Джей смотрел. И большой палец его руки снова медленно огладил костяшки, совсем не случайно, не просто так. Брюс вырвал свою ладонь из рукопожатия, сделал шаг назад и зарычал: – Ты… ты обещал! Да сколько можно изгаляться! Определись уже, чего ты хочешь, потому что я… Брюс понял, что продолжать не может. Физически. Потому что чужие губы только что заткнули его собственные. Правая ладонь Джея скользнула в волосы на затылке, левая, перевязанная, осторожно коснулась щеки. Брюс, слишком ошарашенный, на поцелуй не отвечал, но, казалось, Джею было совершенно наплевать. Он целовал приоткрытые губы самозабвенно, слегка улыбаясь, всем своим телом приникая к чужому. И Брюс сдался. Обхватил руками тощую спину, прижал крепче, ответил жёстче, грубее, но Джей только мурлыкнул. – Так понятно? – хрипло выдохнул Джей, первым оторвавшись от чужих губ. Прижавшись лбом ко лбу и закрыв глаза, он заговорил: – Тебе ли не знать, как непостоянно бывает моё настроение… – В этом и проблема… – вклинился было Брюс, но Джей продолжил, словно не заметив: – … но ты всегда был и остаёшься константой. Я могу быть чертовски обижен или рассержен, боги, Бэтс, я могу даже мечтать о твоей смерти, но не смей думать, что я когда-нибудь перестану быть одержимым тобой. Даже после всего, что ты устроил. Не позволив Брюсу произнести и слова, Джей вывернулся из объятий и повернулся к выходу. Весь вид Брюса должен был кричать: «Останься!» – в голове гудело только это слово, но произнести его вслух значило куда больше, чем Брюс был готов признать сейчас. Впрочем, Джокер умел читать между строк. – Я ненадолго, Брюс, – Джей шагнул к нему ещё раз и осторожно провёл здоровой ладонью по щеке. – Тебе нужно время. Мне, если честно, тоже. Когда будешь готов, просто дай знать. Они молча дошли до выхода из пещеры. Солнца из этой точки не было видно, но после тёмной пещеры оба щурились. Джей шумно выдохнул, словно попрощался, и зашагал прочь, в сторону города. Через рощу здесь было не больше пары километров, но от предложения подбросить он отказался. Глядя в худую удаляющуюся спину, Брюс набрал побольше воздуха в грудь. – Джей! Тот обернулся. Брюс только хотел проверить, можно ли, и тёплая улыбка была вполне прямолинейным ответом. Окликая, Брюс совершенно не думал, что хочет сказать, и потому проговорил то, что вертелось на языке с самого утра: – Постарайся никого не убить. Улыбка стала шире. Джей развёл руки и пожал плечами. – Сделаю, что смогу, Мышонок. Ничего не обещаю – я не так силён в самоконтроле, как ты.