Balance

Дрожь вернула Луи в сознание. Его зубы стучали от дикого холода, и он понимал, что еще немного – и он просто умрет от обморожения. Одеяло укрывало всего танцора, и он чувствовал его ничтожные попытки согреть тело, прежде чем открыл глаза. Его затуманенный разум потихоньку восстанавливался, подкидывая картинки произошедшего. Эйден прижал его к рампе, Гарри пришел в защиту, борьба, кровь. Голубые глаза в ужасе расширились, при виде картины, как закатывались глаза скейтера, как с его губ вылетал последний вздох. Как он умирал. - Гарри? – тихо позвал Луи, удивляясь своему хриплому и слабому голосу, будто он рыдал несколько часов. Хотя, быть может, так и было. - Ш-ш-ш, - мягкий голос успокаивал его, и чья-то рука дотронулась до его головы, взъерошивая мокрую челку. - Просто оставайся здесь, Лу. Лучше не двигайся. - Найл. Быстрый темп речи и легкий присущий только ирландцам акцент натолкнул его на эту мысль, и до тех пор, как взгляд Томлинсона сфокусировался на фигуру, он понял, кто говорил. - Ни? – спросил Луи и, пискнув, резко сел. Они двигались, скорее всего, на машине. Звуки бибиканья автомобилей и жужжание моторов достигли его ушей сквозь ватную голову. У него в горле как-то колюче пересохло, когда он заметил, в какой именно он едет машине. Он сидел в конце «Скорой», и они ехали слишком быстро. Пока он пытался найти водительское кресло, его взгляд наткнулся на носилки. На которых лежал Гарри. Он выглядел, мягко говоря, ужасно: бледно-синеватая кожа и абсолютно безжизненные, убитые черты лица. Сердце Луи упало в пятки. Даже когда скейтер крепко спал, в его привлекательной внешности словно была жизнь, иногда он даже улыбался, рукой машинально придвигая танцора к себе. Сейчас же, Гарри не двигался. Совсем. И Луи просто беззвучно заплакал. Прежде чем он смог придвинуться к своему парню и к одному из врачей, останавливающему кровотечение из раны, которую острым ножом нанес Эйден, сильные руки сжали его, оставляя на месте. - Что я только что сказал? – выдохнул Найл, изнеможение скользнуло в его намеренно-спокойном тоне. Он собирался читать Луи мораль, – только не сейчас, пожалуйста – но было ясно, что все это – издержки состояния Гарри, за которого ирландец очень сильно беспокоился. - Больно… Гарри… Ему больно… Все моя вина, - сбивчиво шептал Луи, его голос срывался на всхлипы, и он услышал, как водитель что-то тихо говорил врачу, сидевшему рядом со Стайлсом. - Это не твоя вина, - устало начал Найл, руки перемещая на зажатые плечи танцора, массируя их. – Сейчас уже ничего не поделаешь. А если ты будешь мешать, то значительно снизишь шансы на то, что он… ну, ты понимаешь… выживет? На этой фразе Луи резко замолчал, на секунду почувствовав, будто все кости в его теле были сломаны. Он прижался к Найлу, он хотел спрятаться в нем, нуждаясь в его поддержке, и в машине Скорой помощи как-то резко стало тесно, суета быстро наполнила ее, и Луи был готов разрыдаться с новой силой. - Гарри словно воин, - продолжал Найл. – Он, слава Богу, свел свои счеты с Эйденом. Не говоря уже о том, что перед этим разобрался с его дружками. Он был суперменом, так что сомневаюсь, что эта небольшая царапинка убьет нашего Хаззу. Лу, малыш, пожалуйста… Луи не замечал, как горячие слезы скатывались по его холодным щекам, пока свободной рукой Найл не смахнул их. Все, что он сказал, безусловно, было правдой. Гарри был почти как ангел мщения, сильный и властный, решительный и прекрасный одновременно. И Луи не мог потерять его, не сейчас. Он, наконец, должен сказать, как любит его, он хочет оставить слова на его коже, чтобы скейтер помнил это сквозь года. Найл продолжал бормотать фразы, которые могли бы успокоить Луи, пока его взгляд неотрывно следил за показателями на кардиомониторе. И он показывал, что Гарри жив. Пока Луи слышал громкие звуки стабильности сердцебиения Стайлса, он сам дышал. И если эта штука перестанет пищать, то танцора начнет трясти. И даже если Найл спрячет его в своих объятиях словно от дождя, это не поможет, потому что эмоциональное потрясение физически укрыть нельзя. Он позволил ритму сердца Гарри завладеть его подсознанием, оно удерживало его от того, чтобы уснуть, упасть в обморок или умереть. Луи не понял, как его телефон оказался в руках Найла, когда рингтон, стоящий только на Зейне, разрушил тишину Скорой. Найл нажал на кнопки и устало ответил: - Здорова, чувак? Ага… Не спит. Его немного, ну, это, трясет. Луи перевел взгляд с окровавленной фигуры Гарри на Найла. Танцор приподнял брови, всхлипнув, и протянул одну руку за телефоном, свитером другой вытирая мокрые глаза. Ирландец помотал головой, нервно покусывая нижнюю губу. - Он был с Гарри, как я и говорил. Все немного… Короче, они не очень хорошо выглядят сейчас, Зи. – Слыша в тоне Найла откровенность и беспокойство, Луи понял: несмотря ни на что он старался быть оптимистическим лучом яркого солнца в этой беспросветной ситуации. Но когда он говорил с Зейном, вся тревога будто вылезла на поверхность. Затем, как будто все боги мира захотели над ним поиздеваться, боковым зрением танцор кое-что заметил. Движение Гарри. И даже не вспоминая о словах Найла, Луи придвинулся к парню, и блондин уже ничего не мог с этим сделать, потому что слишком был занят разговором, чтобы схватить танцора за плечо. - Гарри? Гарри, слышишь меня? – спросил он, его голос звучал как-то приглушенно, пробиваясь сквозь головную боль. Фельдшер строго посмотрел на него, но было в его взгляде что-то такое, доброе, понимающее. Он, кажется, понимал, что Гарри очень важен для Луи, поэтому и разрешил танцору сесть с другой стороны от Стайлса, чтобы не мешать. - Погоди немного, дорогой, - тепло сказал мужчина. – Он еще не в том состоянии, когда сможет ответить. Ему все еще очень больно. - Томлинсон кивнул, но когда Гарри снова пошевелил пальцем, Луи не смог сдержаться. Он обхватил огромную ладонь скейтера обеими руками, сильно сжимая, отчего костяшки пальцев побелели. - Гарри, - вновь позвал он, почувствовав, как слезы снова застилают его глаза. Скейтер все еще не двигался. Его кожа все еще была мертвенно-бледной, как чистый лист бумаги. Луи показалось, что это – галлюцинации, что эти движения выдумал его мозг, когда Гарри невесомо подушечками пальцев коснулся тыльной стороны одной из ладоней танцора. Голубые глаза уставились на лежащего, а уголок сухих потрескавшихся губ Стайлса приподнялся лишь на мгновение. Затем его лицо сморщилось от боли. - Ты… Ты мой… ангел, что ли… Лу? – Первые слова Гарри заставили Луи разрыдаться – его слезы капали на их запястья – и широко улыбнуться одновременно. Он покачал головой, хотя глаза скейтера все еще были закрыты. - Боже мой, Гарри… Как же… как же так… Я так волновался, - плакал он, поспешно целуя ладонь Стайсла и прижимая ее к своей щеке. Он хотел расцеловать его. Мягко прикоснуться к его шее, щекам, губам. Но он не хотел мешать профессионалам делать свою работу: скейтер все еще нуждался в обезболивающем. - Такие… Такие м-милашки как ты не должны… волноваться, - слабо прохрипел он, и Луи видел, как больно ему говорить, - а то морщ… морщинки будут… Эй, Балерина… ты что… плачешь? – Веки Гарри затрепетали, брови нахмурились, будто это было чем-то ужасным, ага. Луи все еще продолжал лить слезы, но теперь это были слезы счастья. Гарри был жив, он не был в критическом состоянии, он мог двигаться и даже говорить. Томлинсон был уверен, что в такие ситуации – были бы они парой или нет – Стайлс все равно бы спас его. - Я думал, ты умер! – защищался Луи. Гарри снова попытался улыбнуться и, наконец-то, приоткрыл глаза. Они мутно-зеленые от боли и лекарств, вкаченных в него. - Может, это так, - еще не окрепшим голосом ответил он. – Потому что ты все еще выглядишь как ангел. Мой маленький плачущий ангелочек. Гарри попытался поднять руку, чтобы пальцами прочесать промокшие волосы Луи, прилипшие к бледной и очень холодной коже. Танцор прижал его руку, не позволяя делать резких опасных движений: вдруг это может повредить той огромной работе, проделанной врачами за мизерное количество времени. Автомобиль резко остановился, не дав Луи шанса отругать парня. Танцор взглянул на мужчину, сидящего на противоположной стороне; он кивнул. Беззвучно он попросил разрешения остаться здесь, с Гарри, хотя бы ненадолго. Найл по-прежнему разговаривал с Зейном, в основном о нормальном состоянии Луи, но все пролетало мимо его ушей. Все его внимание было сосредоточено на Стайлсе. Гарри жив. Носилки аккуратно выкатили из «Неотложки», и Луи все это время не отпускал руку скейтера. Даже несмотря на неудобство, он шел рядом с ним, он не собирался его отпускать. Ничто не может пошатнуть его мертвую хватку. Когда они зашли в больницу, на них обрушился слишком яркий свет и пищание аппаратов – Луи, между прочим, взгляд в машине отвести от одного такого не мог. Несколько медсестер и врачей приемного покоя сразу же подошли к Гарри, крутясь вокруг него и используя профессиональные словечки, которые Луи, к своему удивлению, понимал. Они уже приближались к дверям операционной, когда девушка обратилась к танцору: - Вход только для родственников, - невозмутимо сказала она. Томлинсон запаниковал, не готовый покинуть Гарри. - Он его жених, - быстро сказал мужчина из «Скорой», подмигивая танцору и повергая его в шок. Разумеется, только чтобы медсестра пустила его вовнутрь. Все это время Гарри был в сознании, уставившись на Луи. Может, он вспоминал что-то. А может, он пытался запомнить черты его лица. Танцор не хотел даже думать об этом. Они ждали главврача, когда Гарри неожиданно заговорил: - Луи, - серьезно начал он, немного морщась от боли. Томлинсон беспокойно посмотрел на него, озадаченный его тоном. Выглядело так, будто Стайлс собирается достойно встретить смерть, и танцор не понимал почему. Он уже собрался что-то возразить, но скейтер как можно сильнее сжал его руку, заставляя замолчать. Он пытался казаться сильным, но ему все еще было очень больно даже дышать. - Хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что, принцесса. Это очень важно, - продолжил он, смотря Луи в глаза. Танцор кивнул. – Мне нужно, чтобы ты ушел. Ушел от меня, ушел из больницы. Вернись в театр и танцуй, Лу… Почему ты не на представлении вообще? Танцор нахмурился, большим пальцем поглаживая разбитые костяшки парня. - Но Гарри… Я должен был найти тебя? – сдавленно протестовал он, но Стайлс покачал головой, ослабив хватку. - Ну, все, ты нашел меня. И со мной все нормально. Обещаю, мне будет намного лучше, если ты пойдешь и порвешь там всех своим талантом. И я знаю, ты можешь сделать так, чтобы все аплодировали стоя. Пожалуйста, Луи. Я не хочу, чтобы ты потерял любимую работу из-за меня. Это твой шанс, и тебе не стоит рисковать. Я хочу, чтобы ты стал звездой. Голос Гарри был убеждающе-мягким. Звучало так, словно он вот-вот расплачется, как Луи весь вечер. - Пожалуйста, иди и танцуй, Луи. Танцуй для меня, - и Гарри знал, на что надавить. Гарри знал, как Луи увлечен балетом. Он знал, как много танцы значат для Томлинсона, как он хочет построить карьеру. Он столько всего прошел, сквозь боль и унижения, не для того, чтобы в один миг все потерять. - Гарри… - голос танцора сорвался. Доктор подошел к ним, жестом показывая, чтобы Луи вышел: они собирались зашивать его глубокую рану. - Луи, пожалуйста, - прошептал Гарри, и Томлинсон не мог ему перечить. По крайней мере, сейчас, когда он корчился от боли, пытаясь показать, что вот, с ним все в порядке, его голос тихий и болезненный. И Луи отдал бы все, что у него есть, лишь бы никогда больше не видеть Гарри таким слабым. Луи не мог возражать, Луи должен танцевать. - Хорошо, - выдохнул танцор, с тяжестью на сердце отпуская руку Гарри и позволяя увезти его в операционную отработанными движениями. – Я люблю тебя, - добавил он. – Я очень сильно люблю тебя. Скоро вернусь. Гарри не ответил, но Луи и не заставлял. Ему уже вкололи анестезию, и он спокойно провалился в сон, когда танцор покинул коридор. Как только они разлучились, на плечи Томлинсона легла непосильная тревога, став причиной тяжести ватных ног, обремененных беспокойствами и стрессом. Его горло пересохло, словно он не пил уже трое суток, а слез в глазах уже совсем не осталось. Найл ждал его на скамейке около выхода, зная, что нужно танцору, когда тот, шатаясь, дойдет до него. Ирландец крепко обнял его, прижимаясь губами к макушке, будто поддерживая. Блондин прошептал что-то успокаивающее, между ними даже миллиметра не оставалось. Если и Найл говорит, что все будет хорошо, и Гарри, значит, все действительно наладится, верно? Все будет хорошо, думал Луи, если, как и сказал Гарри, он уйдет, поэтому… - Найл, - начал Луи, и его голос, наверное, был слишком неуместно-громким для этой тишины. Звук резал его уши, хотя Найл не обратил никакого внимания, на его лице отражались только безмерная забота и усталость. – Мне нужно назад, в студию. Черт, сколько времени? У меня скоро представление. Найл нахмурился, смутившись, и покачал головой. По его лицу было четко понятно: Как ты вообще сейчас можешь думать о танцах? Луи тяжело выдохнул. - Меня Гарри заставил, Ни, - спокойно объяснил он, зная, что парень поймет. Блондин кивнул, доставая телефон Луи из заднего кармана джинс, и что-то быстро напечатал. – Останешься тут? – спросил танцор, совершенно не желая отстраняться от теплого тела и уходить в холодный ветреный мир. - Разумеется, - не колеблясь, ответил он, кивнув на дверь палаты. – Кто-то же должен составить Гарри компанию, когда он, немножко тупенький, будет отходить от наркоза, - Найл широко улыбнулся, и на душе Луи стало немного спокойнее. – О, кстати, я могу снять видюшку, как он очухивается, если хочешь, конечно? – Ирландец протянул танцору телефон, хихикая, на что тот покачал головой: конечно, он бы очень хотел, чтобы Найл звонил ему, или писал, рассказывая, как чувствует себя Гарри. - Только не публикуй нигде, а то смутим еще бедного малыша, - ответил Луи. Блондин открыл рот, чтобы возразить, но Томлинсон прервал его. – Кажется, это работа бойфренда, да? Луи все еще чувствовал слабость, но он улыбался, даже пытался шутить. Гарри был жив, и это давало ему силы. Осталось только вернуться в театр и начать шоу. После пары минут прощания, множества обнимашек и пожеланий, Луи все-таки ушел, садясь в такси и направляясь в студию. Зейн встретил его в дверях, конечно же, безумно злой и требующий объяснений. Но Луи его не боялся. Объятия Малика были куда более костоломными, чем Найла, и танцор почувствовал, как все его тело теряет воздух. - Зейни… Зи, молю тебя, - пытался дышать он, стуча его по плечу, намекая, что как бы, эй, если ты хочешь убить меня, то ты на верном пути. - У меня столько слов для Вас, мистер Томлинсон, и большинство из них, мягко говоря, дерьмовенькие, - он строго посмотрел на него. – Но все потом. Мариус ждет тебя в гримерке. Знаешь, он задержал начало для тебя. – Луи не знал, как будет благодарить друга и наставника за все, что они делают для него. Томлинсон, для начала, смущенно пожал руку Мариуса, посмотрев на свое отражение в большом зеркале. Бледная кожа, мешки под глазами, уставший вид; над лицом придется хорошенько поработать. - Уверен, будешь превосходен на сцене, - пробормотал наставник, обнимая танцора. – Я так рад, что с ним все в порядке. – Луи не ожидал услышать такое от Мариуса. Он беспокоился за скейтера, и у Томлинсона в животе почему-то запорхали бабочки. Он чувствовал поддержку. Гарри в безопасности, он в надежных руках, а Луи готовится к очередному выступлению. Гарри в безопасности. Критики особо оценили это шоу, говоря, что танцор был не просто на высоте. Он словно знал, что танцует, словно прочувствовал все на себе, перенося эмоции в движения, аккуратные шаги и немыслимой красоты повороты. Он затмил богов, он был мистически красив, и он определенно достоин самых громких аплодисментов. Шоу было у всех на слуху, даже больше, чем премьера. Может, потому что зрители знали, что они одержали победу там, за стенами театра, и поэтому так бурно реагировали. Ну, или Луи, на самом деле, был настолько хорош, вдохновленный произошедшим и спокойный за скейтера, укравшего его сердце несколько месяцев назад. В любом случае, Луи был счастлив выходить для поклонов и получать букеты ароматных бутонов. Он уже даже знал, какие из них принесет в больницу к его Гарри. И Луи надеялся, что, несмотря на то, где находится скейтер – в операционной или в палате – он услышит шум успеха своего парня, и это поможет ему поскорее выздороветь.