Teenage Summer Days

За окном закричал петух, и Миша немедленно соскочил с кровати. Нежиться и лениться было нельзя. Он накинул шлафрок поверх пижамы, взял полотенце и банные принадлежности, на ходу прошептал молитву и побежал в душ. Дима, как и всегда, встал раньше всех и уже рубил дрова во дворе. Хотя ему было уже за пятьдесят, мужчина выглядел лет на десять моложе — этим он был обязан физической активности и благочестивому образу жизни. Миша поздоровался и помчался в серое бетонное строение, где размещался лагерный душ. Найдя свободную кабинку, Миша разделся и встал под шланг. Вода была достаточно теплой, чтобы не заболеть, но достаточно холодной, чтобы гигиеническая процедура не превратилась в гедонистическую. Миша быстро растер жесткой мочалкой худое тело, закрывая глаза, когда дело доходило до неупоминаемых частей. Вернувшись в дом, Миша столкнулся с Димой, облаченным в парадный костюм. — Миша, у меня важное поручение. Они пошли в кабинет, Дима закрыл дверь и принялся собирать портфель. — Я должен срочно ехать в город за подшипниками для свеклоуборочной машины. Кроме того, есть еще дела — задержусь до вечера, поэтому остаешься за старшего. — Хорошо, папа. Дима вздохнул. — Миша, я же просил — не называй меня так даже наедине. Помни, что все гости нашего лагеря — несчастные заблудшие души, и у многих из них нет семьи. Негоже кичиться своими привилегиями. — Прости, отец. — Вот так-то. Вы все — мои сыновья на это время, я ко всем отношусь одинаково. И сегодня к нам присоединился новичок. Я его уже записал, но тебе придется взять над ним опеку на весь день. Надеюсь на тебя, сын мой. — Хорошо, отец. — Он сейчас на кухне. Все, мне пора. Благословляю тебя. Миша поцеловал Димину руку и покинул кабинет. Протирая очки полой рубахи, он пересек коридор и на пороге кухни остолбенел. Там, за столом, грубо выкрашенным синей краской, сидела прекраснейшая девушка и ела кашу из глиняной миски. Исправительно-трудовой летний молодежный лагерь «Бончинче» с самого дня основания был исключительно мужским, поэтому Миша испытал настоящий шок. Впрочем, надев очки, он понял, что ошибся. Девушка оказалась изящным юношей, но таких красавцев, как он, Миша видел впервые — у него были длинные волосы, заплетенные в косички, серьги в ушах и носу, множество колец на пальцах и невероятно привлекательное лицо. Увидев Мишу, он кивнул, но не прекратил есть. Когда в миске не осталось каши, он с наслаждением облизнул ложку, встал и протянул руку. — Никита. — Миша. — О чем думаешь? — неожиданно спросил Никита. Миша смутился, но быстро придумал ответ. — Никогда не видел никого такого же высокого, как я. Может, даже выше. Никита столь же неожиданно подошел и плотно прижался к нему. — Выше, — сказал он, жарко дыша Мише в лицо. От него пахло кашей и чем-то запретным. Миша отодвинулся. — А знаешь, о чем думаю я? — продолжил Никита. — Нет. — Когда это случится, скажу. Но ты и сам поймешь. — Пойдем, выдам тебе одежду, — сказал Миша, который уже был сыт по горло Никитиной эксцентричностью. — А это что, разве не одежда? — возмутился Никита, указав на свои узкие рваные джинсы и черную футболку. Оказалось, что он картавил. — У нас униформа. Ты сейчас — Бончинче, поэтому должен подчиняться правилам. — Хуйчинче, — злобно сплюнул Никита. — Немедленно извинись! — потребовал Миша. Такое святотатство его неприятно поразило, но он понимал, что следовало быть снисходительным — кто знает, в каких трущобах жил этот парень. — Прости, пожалуйста, — Никита внезапно сделался милым и покладистым, — прости, что подумал, будто у тебя такой плохой вкус, что ты сам выбрал себе эту одежду. Я не знал, что это униформа. Миша молча проглотил обиду, но холщовые штаны и рубаха, которые были его привычной летней одеждой, стали казаться ему очень безобразными. Получив в кладовой свою униформу, Никита уныло вздохнул и принялся стягивать футболку. Миша сдавленно пискнул и отвернулся. — Ты чего? — удивился Никита. — Грешно видеть нагое тело. — Ну и порядочки у вас! — проворчал Никита, но удалился за штору. Когда он вышел оттуда, Миша уже поджидал его с портновскими ножницами. — Садись, буду тебя стричь. — Ну уж нет! Мои волосы никто не тронет. Может, это связь с космосом. Миша не стал спорить. Они вышли во двор. Большие буквы «Труд искупает вину», украшавшие забор, празднично золотились под солнцем. — А ты за что сюда попал? По тебе и не скажешь, что малолетний преступник, слишком чистенький. — Мне уже девятнадцать, — обиделся Миша. — И у нас все взрослые. Никита присвистнул. — На год старше меня, а такой... — он не стал договаривать и посеял в Мише новые комплексы. — Так за что срок мотаешь? — У нас все анонимно, поэтому не скажу. — Как хочешь. Когда-нибудь скажешь. Но я все вижу. — Что видишь? — испугался Миша. Никита пристально посмотрел на него. — Ты можешь выглядеть раскаявшимся. Можешь обмануть всех — даже начальника… — Отца, — машинально поправил его Миша. — Отца. У вас тут секта? Господи, куда я попал? — Не богохульствуй. — Так вот, ты можешь обмануть всех, себя в том числе. Но рано или поздно все вырвется наружу. Если ты такой — ты всегда таким будешь. Поэтому не думай, что ты лучше, чем я. Мы одинаковые, но я честный, а ты — пока нет. Никита положил Мише руку на плечо. Казалось бы — простое дружелюбие, однако Миша чувствовал, что ему угрожают. Но руку он не сбросил — почему-то ему был приятен контакт с этим ершистым парнем. — Я не думаю, что я лучше, но я не такой, как ты. — Посмотрим, как ты заговоришь уже к концу этой недели. Причем ты все сделаешь сам, без моего влияния. Миша не понимал, что имеется в виду, но сказал: — Ты ошибаешься. Кстати, сегодня суббота. — Я знаю. Слушай, я уже проголодался. Когда обед?