Он горел изнутри. Маливор выжигал сам себя, а вместе с ним горела и пустота внутри него. Как и монстры, которых он успел поглотить. Хоуп слышала крики и вопли со всех сторон, но так и не смогла никого найти. Зная, что Рик не подвёл её, она просто ждала, пока огонь доберется до неё и она умрёт вместе со всей этой чернотой. Было совсем не страшно, она шла к своей маме, нежной и самой прекрасной маме в мире, и к отцу, который, как и десять лет назад, был её сказочным принцем.
Она была готова уйти к семье.
***
Здесь было всё, как в Мистик Фоллс. Те же здания, те же названия улиц, школа. Хоуп стояла посреди дороги и озиралась по сторонам. Кроме неё тут не было ни единой души. Первая мысль, самая ужасная: она не обретет покой с родителями и будет вечность бродить по пустынным улицам этого проклятого городка. Вторая: она вернулась обратно. — И ни разу ты не угадала, крошка, — голос был такой тихий, что Хоуп бы и не услышала его даже если бы в эту секунду просто подул ветер. — Кто здесь? — Пришла в гости и даже не знаешь к кому? Что за манеры, юная леди? — парень ухмыльнулся и фыркнул носом. Хоуп не видела его, но представила себе именно это. — Выходи, Чешир, я тебе не Алиса, чтобы гадать, на какой ветке ты сидишь. Хоуп сложила ладони лодочкой и что-то шепнула. Двери бара Мистик-гриль вшибло сильным порывом ветра, и паренек театрально взвизгнул и, кажется, подпрыгнул на стуле. — Кай Паркер, — выдохнула Майклсон, когда увидела лицо парня, сидящего за барной стойкой. — Добро пожаловать домой, крошка.***
Рафаэль смотрит на свой портрет и представляет лицо девушки, которая его написала. Они болтали почти до утра, пока Хоуп не захотела запечатлеть лицо друга на бумаге. Бронзовые волосы, собранные в растрепанный пучок, отпечаток краски на щеке, оставленный, когда Хоуп решила почесаться и сего-голубые глаза, сияющие от радости. Ему было страшно от одной мысли о том, что образ Хоуп, её смех и голос могли просто исчезнут из его жизни, реши он обратиться чуть позже. Но сейчас он даже не знает, что хуже: забыть её навсегда или помнить и знать, что ничем не может ей помочь. — Опять думаешь о своей Хоуп? — Лиззи листает страницы учебника и косится на Рафа. — Ты пришла поиздеваться? — Уайт даже не смотрит на неё. Она и не требует. Просто отсиживается у него, пока они с Джози в очередной раз поцапались. Вся эта ерунда с проклятием и слиянием выводит их обеих из равновесия. Обе слишком напуганы и слишком любят друг друга. А информации слишком мало. Слишком. — Я пришла пересидеть бурю. А ты сходишь с ума. Сколько уже прошло? Месяц? Два? Посмотри на себя, ты превратился в отшельника. Джед, конечно, не против снова на время побыть альфой, но это уже переходит все границы. — Слушай, Хоуп — не глюк, ясно? Перед тем, как вы все забыли её, она была твоей подругой. А еще раньше, ты ненавидела её за то, что доктор Зальцман проводил с ней кучу времени. Лиз, Хоуп Майклсон — была вам с Джози как сестра. Ну и… как заноза в заднице, — Раф потирает руками лицо и падает на кровать. Зачем он объясняет это ей, если даже Лэндон ему не верит? Ведёт себя с ним так, будто Раф душевно больной. Глаза начинают невыносимо сильно щипать, когда он смотрит на кольцо, которое она ему отдала. Это всё, что у него осталось. — Рафаэль Уайт? — девочка лет двенадцати стучит к нему в комнату и сразу же открывает дверь, — Тебя вызывает директор. Это срочно. — Моя мама здесь? — Лиззи подлетает на месте и швыряет книгу на стол. — А разве не доктор Зи тут главный? — Эта школа… она была маминой идеей, мама — директор. Папа вроде как директор версии 2.0. Хороший, но запасной. Мне пора, надо обрадовать Джо, удачи. Зальцман скрывается за дверью вместе с этой девчушкой и Раф остается один. Скорее всего, ему сейчас скажут, что он должен уехать или что-то вроде того. Он и сам понимает, как глупо выглядит в их глазах, но поделать с этим ничего не может. А сейчас на одного человека, решившего, что он чокнутый, станет больше. — Добрый вечер, директор… директора, — Уайт садится в кресло. Возле окна, за спиной Рика стоит блондинка, жутко похожая на Лиззи, только старше. — Твоя одержимость Хоуп… Майклсон. Расскажи о… — Расскажи об этой девочке, — Кэролайн выглядит холодной и строгой. Её выдают только глаза, как и Рика. Глаза у неё добрые и взволнованные. — Ей семнадцать лет. Она первый в мире трибрид. И она прекрасна. Она всегда говорила, что её отец, Клаус, считал, что доброта в ней от матери, Хейли, кажется. Но глаза — его. Она гордилась тем, что она похожа на родителей и ненавидела себя за то, что из-за неё они погибли. Хоуп была близка с Алариком. Он направлял её, был рядом, когда она нуждалась в нём. Хоуп помогала вам в школе, могла прийти сюда, как в свою комнату. И… — Какого цвета были её глаза? — голос Кэролайн дрожал. — Что? — Раф слегка нахмурился и инстинктивно подался вперед, будто не расслышал. — Ты сказал, что у неё глаза её отца. Какие они были? — Как у ребенка ангела и дьявола. Серо-голубые, как пасмурное небо, но, если приглядеться, в них пылал адский огонь. На глазах Кэролайн проступили слёзы, и она прикрыла рот ладонью. Опустив левую руку на плечо Рика, она крепко сжала скулы и постаралась успокоиться. Если всё, что он говорит — правда, то смерть Клауса и Хейли приобретает смысл. Тогда появляется объяснение и тому, почему она чувствует себя так, будто тоже потеряла дочь. Она бы никогда не бросила ребёнка Клауса. Опустошенность внутри Рика… если на секунду поверить, что Хоуп Майклсон — не выдумка оборотня, который после раскола в его голове сошел с ума, то всё встает на свои места. — Он никогда не видел Клауса, Рик. Он не может знать… — Я понимаю, милая, я понимаю, — Аларик кладет свою ладонь, на её руку, а затем встает и обнимает мать своих детей, просто чтобы дать ей понять — она не одна. Рик никогда не скорбел по Клаусу, но всегда разделял чувства девушки, ставшей его семьёй. — Если никто не помнит о ней, вывод только один… — Она шагнула в Маливор, спасла всех нас и закрыла портал. — Что если она… — Она не умерла, — Раф перебивает Кэролайн прежде, чем она озвучит его самый большой страх, — Хоуп просто не может умереть. Это не справедливо, ясно? — его глаза загораются желтым светом и Кэролайн старается успокоиться. Он прав, бездействие — не лучший способ вернуть девочку. — Возьми себя в руки, волк, я тебе не ровесница. Я — твой директор, — Кэролайн отходит от Рика и скрещивает руки на груди. После всего, что она пережила, один маленький волк её не испугает. — Осторожно, у нас больше нет лекарства, Кэр, — Аларик делает шаг вперед, стараясь закрыть собой блондинку, но Кэролайн ловко уворачивается и впечатывает Рафа в стену. — Я сказала, возьми себя в руки. Потому что если ты не сможешь, это сделаю я, — под глазами Кэролайн пробегают вены и почему-то сейчас человеческая часть Рафаэля начинает паниковать настолько, что волк отходит на второй план. — Я понял, простите, мисс Форбс. — Прекрасно. А теперь иди в свою комнату, прими лекарство и ложись спать. Завтра у нас трудный день. — Не самый разумный поступок со стороны директора, — Рик садится в своё кресло и потирает лицо руками, — и со стороны матери тоже. Он мог укусить тебя, как бы я объяснил девочкам, что их мать умирает от укуса их друга и я ничем не могу ей помочь? — Я не была бы хорошей матерью, если бы боялась всего на свете. За этот год на моём пути побывало столько разных… людей, что один подросток — просто игрушка. К тому же, как мать, я должна защищать своих детей. И судя по тому, что мы оба чувствуем, после смерти Хейли, Хоуп была нам как дочь. — Самое время позвонить Бонни.