Зерна от плевел

Всю следующую неделю Брок был на взводе — неусыпно, неустанно следил за Солдатом, анализируя его поведение. Тот ни разу не сорвался в режим «я готов убивать», но Броку и раньше казалось, что тот неагрессивен по сути, как неагрессивна винтовка, которой в равной степени успешно можно сносить головы и подпирать дверь. Все зависит от рук, в которые она попадет. Брок все время дергался, когда Солдат делал шаг к Джею. Подбирался, зная, что если тот захочет открутить им всем головы, они все равно не успеют даже достать оружие. Но Солдат никому ничего не хотел откручивать. Просто брал проснувшегося ребенка на руки, едва тот начинал ворочаться, прижимал к груди живой рукой, давая тому почувствовать, что он не один, и принимался за регламентное техобслуживание: снять подгузник, сполоснуть под краном жопку, проверить ее на покраснения, фигануть присыпки, натянуть новый подгузник, переодеть, если нужно, накормить и собрать на прогулку. Брок его одного не отпускал. До появления Солдата, даже после курсов он считал, что при наличии выхода на террасу гулять с чадом не обязательно. Какая ребенку разница, будет он спать в колыбели или в постоянно движущейся коляске, если воздух везде одинаковый? Да, остров, на котором они поселились, имел шикарный пляж с набережной, вечером заполнявшейся гуляющими парочками и родителями с детьми. Как ни странно, одиноко катающих коляску мужиков было предостаточно, иногда они сбивались в отряды по пять-семь человек и бродили такими стадами, чирикая на своем птичьем языке. Брок же гулять не любил. На него страшно давила эта пастораль: затихающий к девяти вечера город, вылизанность дорожек, идеальные газоны, деревья, растущие по линейке. И тишина. Такая тишина, будто они где-нибудь в Киото, а не в спальном районе огромного мегаполиса. Ему все казалось, что выстрелы будут слышны аж на материке. Если вдруг что. Солдат был упрям в вопросах, касающихся Джея, и Брок, и так бравший сына с собой буквально везде, даже за хлебом, теперь еще таскался на двухчасовой забег по относительно небольшому острову. Джек с ними не шел, хотя, судя по хмурой роже, ему хотелось. Брок медленно толкал навороченную коляску, стоившую как аренда хорошей машины на месяц, Солдат тащился в двух шагах позади, как какой-то охранник. Даже в гражданской одежде, в которую пришлось его переодеть, без маски и боевой раскраски он выглядел ебаным киборгом, а не человеком. Благо в Японии вообще и в Токио в частности чудиков всех мастей хватало, и они с Солдатом если и выделялись, то цветом кожи и чертами лица, а не чудаковатостью. — Надо вот такое, — сказал вдруг Солдат, хотя редко заговаривал первым. Брок посмотрел в указанном направлении и увидел там высокого для японца мужика, выгуливающего свое чадо привязанным к себе какой-то длинной широкой тряпкой. Занятие по слингоношению Брок с Джеком пропустили — проспали, когда Джей вдруг вспомнил, что суперсолдат только наполовину, а вместе с этим и о коликах. Брок наполнял грелку, постоянно промахиваясь с оптимальной температурой, Джек пытался сделать массаж животика и влить в орущее чадо специальные капли. То ли капли не помогли, то ли на курсах наврали про массаж, то ли температура грелки так и не стала оптимальной, но вырубились они только к утру, вповалку на кровати Брока, устроив Джея в специальном мягком гнезде, напоминающем собачий матрас, между собой. — Это слинг, — с умным видом ответил Брок. — По мне, так в коляске ребенку удобнее. Отдельная кровать, а не вечно перетянутое все на свете и примотанное к огромному мужику, и так загибающемуся от жары. — Бежать удобнее, — флегматично заметил Солдат. — И стрелять. Обе руки свободны. Ну, или ножами можно, — подумав, поправился он и пояснил специально для охуевшего Брока: — Чтобы не разбудить. Глушитель навинчивать — семь секунд. Долго. — Аргумент, — затолкав охуение поглубже, согласился с ним Брок. — А от скачков по крышам машин он не проснется? И от пируэтов твоих обычных? — Можно без пируэтов, — Броку казалось, еще чуть-чуть, и Солдат пожмет плечами. — Не разворачивать корпус, чтобы... — он нахмурился, будто просчитывая варианты, — чтобы не попали. По нему, — уточнил он. Брок крепче сжал зубы, оставив падение челюсти метафорой, а не суровой реальностью, и кивнул. — Хорошо. Поехали купим. С гулянием один фиг не складывалось. *** Слинг стал любимым местом Джея. Солдат споро прикручивал его к себе и следовал за Броком, как тень, увешанный толково распределенными по телу бутылочками, игрушками, сменными подгузниками вперемешку с ножами, гарротами, сюрикенами (Брок понятия не имел, откуда тот их взял) и несколькими стволами. В слинге он делал все, даже поперечный шпагат по стене, будто привыкая к «заданию», перестраиваясь под новые параметры. — Он еще более ебанутый, чем на первый взгляд, — сказал как-то Джек, но Брок не уловил в его тоне недовольства. — Мы все тут… того, — пожал плечами он, глядя, как Солдат подтягивается на одной живой руке, а Джей гулит, пуская ему слюни на футболку. — Думаешь, это все пригодится? — Лучше бы поздно, чем рано, — предрек Брок. И был не прав. *** Они получили паспорта, обчистили конспиративную квартиру, забрав наличку, документы и оставив оружие, препараты для поддержания Солдата в «боевом режиме» и все прочее, что нельзя было вывезти из страны. Они собирались направиться в Микронезию, у них даже билеты до Паликира были (родной доллар в качестве валюты, десятки островов, на которых можно запросто затеряться, жаркий климат и английский язык значительно упростили выбор). Им не хватило всего ничего — дождаться утра, сесть в такси и навсегда покинуть гостеприимный Токио, к которому Брок даже начал благодушно привыкать. Ну он вообще умел приспосабливаться и всегда гордился своей живучестью. Он был на крыше, вышел с личной открытой веранды в небольшой садик с фонтанами, объединявший их пентхауз с соседним, пустовавшим. Солдат следовал за ним по пятам, как служанка за гейшей, только вместо зонтика и веера тащил Джея со всем его добром — это называлось вечерней прогулкой. Брок в домашних штанах и футболке спокойно курил у фонтана, Солдат ходил по насыпным дорожкам, вооруженный до зубов, и повторял неспящему Джею, пытавшемуся сосать палец: — Нельзя, нельзя. Смотри, цветы. Вот этот красный — гибискус. Это бонсай. Он не цветок, а извращение. Это вода, она течет вот отсюда. Потрогай. Брок был уверен, что малой ничего не понимает, но куратор с курсов для молодых родителей была на стороне Солдата (пора привыкать его звать Майклом Коллинзом, так значилось в его новых документах), и Брок не вмешивался. Сам он чувствовал себя дураком, когда говорил что-то подобное, потому что был уверен, что Джей не понимает. От слова совсем. Солдат перешел на изложение Джею окружающей обстановки (это небо, оно темнеет, потому что скоро ночь, это океан, а вот это мост светится, завтра по нему поедем), когда в воздухе вдруг знакомо заревело, будто джет вышел из режима стелс. — Вали! — рявкнул Брок. — Джека забрал, малого забрал, и валите! Солдата хорошо обучили слушаться приказа. Он выстрелил кошкой троса, дернул пару раз на пробу и прыгнул с площадки вниз, удерживая скользкую змею страховки металлической рукой. Джей даже не заплакал. За последний месяц Солдат что только не делал вместе с ним, и вот пригодилось. Брок надеялся отвлечь тех, кто там прилетел, чтобы дать своим уйти, надеясь, что Джек не станет залупаться. Джет не особо ловко плюхнулся прямо в середину небольшого сада камней («Их располагают так, Джей, чтобы люди поняли, что невозможно постичь Бога», — Брок не знал, откуда Солдату известны такие подробности). Он еще гудел, когда из люка вывалился тот, кого он не ожидал больше увидеть. Никогда. — Каррах найти, — трехметровая дура кинулась на него, подняла за жопу и прижала к широченной груди, обтянутой футболкой из странной ткани. — Каррах найти скво. Моя глупая. Моя Муграх. Теперь Брок знал, как выглядит пиздец. У него вид неровно раздутого во все стороны Роджерса, принимающего его за свою потерянную самку. Он гладил и гладил Брока, нежно, разве что не плача, тискал, как плюшевую игрушку, как Джек иногда тискал Джея. — Каррах искать. Каррах так долго искать! — Да понял я, — примирительно произнес Брок, даже не думая вырываться — Токио не заслужил разрушений. Оставалась еще надежда, что режим стелс, разработанный Старком, убережет их обоих от пристального внимания местных властей — международный скандал никому сейчас не был нужен. — Понял. — Глупая скво, — Каррах потерся огромной мордой о живот Брока, легко приподняв его за задницу. — Глупая. Моя, моя. Брок знал, что его снова выебут. Чувствовал это всем собой и смирился заранее, малодушно радуясь, что в Токио так быстро темнеет и на крыше, в этом углу для философствований и познания дзена, точно нет никаких камер — Солдат умел их отыскивать, как никто. Он скучал, но понял это только сейчас. По вот такой непосредственности, по детской радости второго «я» Роджерса, не приправленной сейчас агрессией и желанием заломать о колено и показать, кто тут большой и сильный самец. В твари было от Роджерса больше, чем казалось на первый взгляд. Та же привязанность, прочная, ничем сейчас не омраченная, те же нежности на грани слащавости, та же непоколебимая вера в то, что все наладится, если они вместе. Вместе. По этому, пожалуй, Брок тосковал больше всего. По укоренившейся привычке быть чьим-то. — Твоя, — произнес он, запуская руку в светлые жесткие волосы, покрывающие площадь размером с небольшой газон. — Какой же ты придурок, Роджерс. Мало тебе вони в СМИ? — Каррах любить свою Муграх. Каррах всех победить. Каррах убить всех, кто приходить! — Никто не придет, — Брок успокаивающе погладил его по голове, гадая, каково было Романовой, у которой монстр повернут не на ее прелестях, а на агрессии? На желании сворачивать головы, а не просто трахать существо, которое считает своим? В этот раз все было иначе. Почти романтично — звезды, газон, покрытый огромной футболкой, страстные вылизывания, утробное, жадное ворчание, удовольствие — острое, почти неожиданное, когда большой, мягкий, как у щенка, язык прошелся по мошонке особо удачно, огромные руки на всем теле, горячие, нежные и аккуратные. Полное отсутствие страха и отчаяния — один раз он уже это пережил. Его не собираются убивать. Каррах просто истосковался, он не Роджерс, который наверняка запер все неуместное глубоко внутри, так крепко и надежно, что его внутренний демон явно прорывался с боем, подняв со дна души все обиды, всю тоску. Отравив так и не случившимся разговором. Вырвался на свободу и пришел к скво, которую считал своей. Не помня плохого, кроме того, что он остался один, не требуя объяснений, не заставляя оправдываться. Стив так не умел. Наверное, поэтому здесь и сейчас был не он. Пусть так. — Моя, моя, хочу себе. Любить, защищать, — в низком голосе Карраха проскальзывали знакомые интонации, от которых у Брока горячо дергало внутри. — Моя, моя красивая, сильная. Моя одна такая. Для Карраха одна. Всегда. Муграх для Карраха навсегда. Брок, подставляясь под широкие, влажные мазки огромного языка, подумал вдруг, что было бы, если бы он все-таки нашел в себе силы перепихнуться с кем-то за эти три месяца? Почуял бы это его странный любовник? Можно было с уверенностью заявить, что да. Почуял бы. И вот это было бы личным между ними двумя. Настолько личным, что Броку попросту оторвали бы голову. Брок мог сколько угодно раз предать Стива в прошлом, но для Карраха его скво была чиста. Все плохое случилось до его рождения, не с ним и не по его недосмотру. Ненасытное чудовище крутило Брока так и эдак, не спеша натягивать на огромный хуй, и, откровенно говоря, это радовало даже после двух неожиданных, но ярких оргазмов. Брок и не знал, что тащится от этого, как тащился с Роджерсом: от того, что рядом тот, кто сильнее. От контроля над этой мощью, от осознания, что эти самые руки запросто могут вырвать ему позвоночник через задницу, но почему-то вместо этого так нежно касаются, трогают везде. — Каррах не вредить. Каррах не вредить, — задыхаясь, обещало чудовище, все отчаянней вжимая свою добычу в себя, скользя огромным членом вдоль живота, спины, между бедер. — Каррах любить. Лю… бить… Между бедер стало горячо, огромное тело с задушенным рыком содрогнулось, заливая Брока горячим семенем, и он, додрачивая себе, думал о том, как это все поместилось в нем тогда, в самый первый раз. Потому что спермы было много. Полпинты точно. — Моя, — снова повторил Каррах, принимаясь его вылизывать, смакуя его вкус, жмуря глаза от удовольствия. — Муграх хорошо? Не как тогда? — он тревожно заглянул в глаза, с очень роджерсовским выражением требуя ответа. — Хорошо, — успокоил его Брок, погладил по огромной морде, с ужасом узнавая и едва заметный шрам на виске, и растянутое пятно родинки на шее, и знакомую темную каплю около пупка. Это Стив. Это все еще Стив, что бы там ни говорили глаза и остальные органы чувств. — Хорошо. Мне всегда было с тобой хорошо, Стив. Наверное, не стоило этого говорить, и Брока окатило паникой, всего на мгновение, но когда Каррах нахмурился, сведя к широкой переносице темные брови, Брок был готов к тому, что вечер перестанет быть томным. — Тот, Второй, — отчаянно подбирая слова из явно небогатого запаса, начал Каррах, — Второй я, он твой? — Ты знаешь о нем? — Брок понятия не имел, как две личности уживаются в настолько цельном Роджерсе, но узнать хотел. — Он твой? — чуть подпустив в голос низких рычащих нот, повторил вопрос Каррах. — Был моим. Теперь нет. — Он твой, — чудовище, бывшее Роджерсом, ткнулось губами ему в шею, — и Каррах твой. Он знать. Тот, Второй. Он не хотеть сюда. А Каррах да. Каррах всегда хотеть к тебе. Мое. Мое! Его снова вылизали до кровавых мушек перед глазами, и Брок, обхватывая губами огромный член, вдруг решил, что ему феерически похуй, какие там у Роджерса заебы. Каррах сказал ему главное. Тот все еще принадлежит ему. Обеими своими частями.