Зерна от плевел

Утром Брок проснулся от того, что стало прохладно. Чертов газон колол не поместившиеся на футболке ноги, а его личная грелка во все тело убралась красиво пиздострадать на бортике ограждения крыши. Прекрасная, чуть исхудавшая грелка, по-прежнему идеальная. Стоило привыкнуть к тому, что некоторые вещи не меняются: Роджерс и его идеальность, Роджерс и его порядочность, Роджерс и его чувство ответственности за все на свете. Перевернувшись на спину, Брок отыскал комок своей одежды, в этот раз целой и невредимой, достал из кармана пачку сигарет, свернул из штанов и футболки удобный валик и, устроив на нем голову, закурил. По напряженной линии спины своей личной головной боли Брок сделал вывод, что его пробуждение не осталось незамеченным. — «Рассвет — это время, когда «желтые цветы», насытившись сном и любовью, где-то далеко-далеко открывают свои счастливые глаза…»* — налюбовавшись видом, не выдержал Брок. — Как дела, спрашивать не буду, знаю, что хреново. Чего не улетел, пока я «насыщался сном» — тоже глупый вопрос. Кофе? Тут недалеко. Роджерс обернулся, розовый, прекрасный в лучах рассвета, на роже застыло выражение страдания и борьбы долга с совестью, и Броку вдруг стало его по-настоящему жаль. Впервые в жизни. Как тот жил все эти месяцы? Как ложился, засыпал, просыпался, находясь на изломе, каждую минуту опасаясь потерять контроль, снова кого-нибудь убить, затрахать до смерти и... чем там еще занимаются внутренние демоны? — Ты читал Гюнтекина? — спросил вдруг Роджерс, разворачиваясь к нему окончательно, и Брок разглядел шоколадную каплю родинки около его пупка. Маленькое пятнышко, прочно связанное с удовольствием. — Ну да, я ж вообще не умею читать. Только в интернетике порно смотреть и инструкции к новым видам вооружения по картинкам изучать. — Не ерничай. — Не командуй, — все катилось к черту, и Брок, философски рассудив, что кто-то из них должен быть умнее, поднялся с чертовой футболки, с удивлением обнаружив, что та свежа, как майская роза, хотя что они ночью на ней только не вытворяли. — Ладно. Пою тебя кофе, потому что без него с утра ты не человек и я не человек. А потом съебывай пиздострадать куда-нибудь в другое место. Идем. Он подхватил свою одежду, оглядел масштаб разрушений, постигших место для познания дзена, прикинул, сколько придется заплатить риелтору, чтобы тот не поднимал из-за этого скандал, и, вздохнув, загасил окурок в спрятанной среди листвы пепельнице. Все решаемо, пока ты жив. Ставя турку на огонь, он почти не рассчитывал на то, что Роджерс примет предложение, но к своему удивлению вскоре услышал легкие знакомые шаги с террасы. Роджерс был одет в тонкие штаны и все ту же футболку, заметно уменьшившуюся в размерах. Слава гению Старка и его наноботам. Оглядевшись по сторонам, Роджерс занял стул Джека у барной стойки, служившей им всем обеденным столом, и уставился на свои руки. — Я не хотел, чтобы так вышло, — наконец с явным усилием произнес он. — Тогда и теперь. — Проехали. И тогда, и теперь. Брок поставил перед ним кружку и заныканный Солдатом на утро круассан. Роджерс сделал глоток кофе, растер лицо руками, будто отгоняя невеселые мысли, и, наконец, взглянул прямо на Брока. — Наташа все мне рассказала, — произнес он, будто гвоздь в гроб забил, и у Брока внутри вдруг стало холодно, как в ебаной снежной пустыне. — Про то, как ты пытался… — он постучал пальцами по столешнице, мучительно подбирая слова, и Брока омыло облегчением — о ребенке он не знает. — Я понимаю. Стараюсь. — Вранье. — Стараюсь, — с нажимом повторил Роджерс. — Чего я понять не могу, так это почему ты пришел к ней, а не ко мне. С этим со всем. Ты настолько мне… настолько меня… Почему, Брок? — Потому что актер из тебя никудышный. Ты сейчас не понимаешь и тогда бы не понял, в какой жопе мы все были. — Надо уметь чем-то жертвовать. Да, Брок? Личным ради общего. Частью ради целого. — Ни ты, ни я не смогли бы жить с этим. Все равно. А если бы еще и ребята погибли, то мне хоть в петлю. Роджерс вдруг поднялся во весь рост, оказался так близко, что почти опалил своим жаром, и положил руку на плечо. — Ты молодец, Брок. Ничего личного. — А ты дурак, — устало ответил Брок. — Что, впрочем, не новость. — Я пойду, — Роджерс на мгновение замер, всего на долю секунды, будто хотел, чтобы его остановили, но Броку больше нечего было ему сказать. — О разгроме не беспокойся, я все решу. Надеюсь… «Больше никогда тебя не увидеть» так и не прозвучало, но уже оттого, что Стив хотел это произнести, на душе стало погано. — Тебе больше никто этого не скажет, — в спину ему все-таки заметил Брок, — но ты никому ничего не должен, Роджерс. И если вдруг они захотят надеть на тебя ошейник, ты со спокойной совестью можешь послать их нахер. — Наташа сказала то же самое, — Роджерс обернулся от двери на террасу, и на мгновение по его лицу скользнула тень усмешки. — Но на меня, как оказалось, почти невозможно надеть ошейник. Я не простил, — вдруг добавил он. — Не смог. — Мне нахуй не нужно твое прощение, — заверил его Брок. — Не пиздострадай. Собери себя в кучу и вали причинять справедливость на свой лад. Карраху привет, он отличный парень. Роджерс замер, будто его оглушило на миг, еще раз коротко обернулся и наконец ушел. По взметнувшейся занавеске Брок понял, что остался один. Посмотрев на часы, он подавил желание схватиться за голову — до вылета оставалось меньше пяти часов. *** Джек ответил после первого же гудка, сообщив их местонахождение, а Брок вдруг подумал, что тот ни разу не спросил его о том, что происходило. Тогда, после бункера. Когда Каррах, разгромив все на свете, унес его в мир любви и опасной для жизни ебли. Брок бы не стал рассказывать, и Джек это понимал. Как сам Джек никогда не рассказывал о скандалах перед разводом с любой из своих жен. Так было правильно. — Буду через полчаса, только риелтора выпровожу, — пообещал Брок, получив заверения, что с обоими подопечными все в порядке. Солдат, по словам Джека, как раз устраивал Джея на второй сон на балконе отеля, раз уж гулять им запретили. Брок выдохнул, взлохматил еще влажные после душа волосы и, перепроверив сумку с оставленными впопыхах вещами, пошел открывать дверь — консьерж сообщила, что «Азуми-сан» уже поднимается. Оставалось надеяться, что та согласится принять компенсацию за разгромленный сад камней и не потащит его в суд или еще куда. С риелтором все решилось подозрительно быстро: Азуми-сан просто подписала все акты одним махом и, сообщив, что уже в курсе «досадного недоразумения» с садом, приняла ключи, не став ничего выяснять. Даже посуду не пересчитала. И полотенца. Или как там делается? — Счастливого пути, — учтиво поклонившись у самой двери, попрощалась она, вернув залог за порчу имущества в полном объеме. — Спасибо, что воспользовались услугами нашего агентства. Брок, готовившийся к нудно кровопролитной схватке с этой тигрицей рынка недвижимости, офигел настолько, что поклонился в ответ, молитвенно сложив руки у груди, — традиционный жест вежливости. — Позвольте выразить надежду, что во время следующего визита в Токио вы снова воспользуетесь услугами нашей компании, — она вручила Броку визитку и испарилась. Брок, не глядя, сунул визитку в карман чемодана и подумал, что вот проблемы Роджерс умел решать как никто. Любые, кроме личных. *** Джек смотрел на него, будто жег взглядом, так явно выискивая на нем следы повреждений, что Броку хотелось встряхнуть его и посоветовать не загоняться из-за ерунды. Джей спал у него на руках, а потому ссориться и выяснять отношения, да еще в зале ожидания огромного аэропорта, не было никакого желания. Тем более что Солдат тоже смотрел. Чуть иначе, с подспудным уважением, и объясняться при нем не хотелось. — Со мной все нормально, — в который раз повторил он. — И с Токио все в порядке, что немаловажно. Мы летим в рай. Расслабьтесь, парни. Майкл, — обратился он к Солдату. — Повтори, что скажешь по прилете, когда тебя спросят о цели визита. — Туризм, — мрачно сообщил ему тот. — Теплая вода и акулы. Дайвинг. — Молодца. Только лицо попроще, а то тебя примут за истребителя этих самых акул. Или за контрабандиста жемчуга или что они там добывают. Солдат вдруг преобразился, будто маску натянул: улыбнулся, показав белоснежный ряд влажно блеснувших зубов и неожиданно проступившие ямочки на щеках, отбросил с плеч сияющие волосы и выдохнул: — Да-айвинг, мисс. Слышал, у вас тут просто рай для ценителей подводной красоты. И подмигнул Броку. А потом это все сползло с него, как кожица с ошпаренного кипятком помидора, и он снова стал угрюмым мужиком. Даже смазливость куда-то делась. Брок переглянулся с Джеком и похвалил: — Молодец. Вот просто пять баллов. Никогда не хотел быть актером? Солдат нахмурился, будто копаясь в своей дырявой памяти, и не очень уверенно ответил: — Кто-то когда-то говорил, что я мог бы. Но я не… не помню, кто и когда. Можно мне? — он протянул руки, чтобы забрать Джея, и Брок, уже минут пять мечтавший о посещении уборной, его ему отдал. Об этом стоило подумать. О таком Солдате, который совершенно точно когда-то был живым. Родился у мамы с папой, подмигивал девчонкам, умел быть очаровательным. А теперь выражения на его лице сводились лишь к «а вот это, Джей, цветочки, потрогай», «норм пиздец», «пиздец побольше», «совсем пиздец» и «попробуй тронь ребенка». Они с Джеком не оставляли Солдата с Джеем наедине, все еще опасаясь каких-нибудь сюрпризов, из страны должны были выбираться тоже не так, но появление Солдата, которого одного не бросишь, все спутало. Брок, умываясь, подумал, что чувствует себя стариком из детской загадки, которому на одной лодке нужно перевезти козу, капусту и волка. Козу нельзя оставить с капустой, волка — с козой. И он как дурак мотается по реке туда-сюда, наверняка вызывая тихое охуение у окружающих. В Токио вообще всем было посрать друг на друга. Особенно на иностранцев. Воспитание не позволяло японцам лезть в чужую частную жизнь, но отсутствие прямых вопросов и приставаний на улице не избавляло от взглядов. Брок примерно представлял себе, как смотрятся три габаритных мужика с младенцем, передающимся из рук в руки, как фляга с коньяком на долгом привале. А уж с учетом обвеса Солдата так и вообще экзотика. Будь в их компании хоть одна женщина, все стало бы в разы проще, но взять ее было негде. Даже напрокат. А потому они все трое забились для ожидания в самый дальний угол VIP-зала, отгороженный от остального пространства ширмой. Приехали в аэропорт тоже отдельно: Брок с Джеем, Солдат с Джеком. Вряд ли этого было достаточно, если бы их принялись искать целенаправленно, но всех прилетающих-улетающих и так щелкали при прохождении досмотра и на паспортном контроле. Хорошо еще, что сплав, из которого была сделана рука Солдата, не обнаруживался металлодетектором. Потому что у того хоть и были документы, подтверждающие инвалидность, но светить такой протез все равно не хотелось. Брок нервничал. Слишком много «но» и «если», просто катастрофически много. Если никто их не запомнит, троих огромных мужиков. Если Солдат пройдет контроль. Если документы действительно стоят своих денег. Если тот паспорт, по которому летит Солдат, не внесен в какой-нибудь черный список персон нон-грата или еще куда. Если их лица не засвечены и не попали в особые реестры — «международный терроризм» или еще какие, похуже. Если сам Роджерс не передумает их не искать. Если он так и не соизволит проследить, куда полетел бывший любовник и кого вез в багаже. Только бы Роджерсу действительно было не интересно, что с ним будет. А Каррах — Брок это чувствовал — и так его найдет. Альтер-эго Роджерса, искреннее в своих желаниях. Кристально честное, признающее свои привязанности. Брок пока не хотел думать о том, что будет дальше. Он мечтал убраться из остопиздевшего Токио. От камер, от душной технологичности, от иероглифов, незнакомой раздражающей речи и всего прочего. Он хотел к океану. Нафиг. На пляж, к солнцу. Чтобы минимум людей и максимум тепла и комфорта. Потом можно будет стащить всех своих в одно место. Нужно только правильно это место выбрать. ____________________ * — «Королек птичка певчая» Решад Нури Гюнтекин