Позволь тебе помочь

      Было странно, когда Октавия вдруг исчезла. Просто перестала появляться на работе и отвечать на звонки Кларк. Дома ее тоже не было, Гриффин и это проверила. Лишь от своего шефа блондинка узнала, что Блейк якобы связалась с ним и взяла срочный отпуск за свой счет на неопределенное время, чтобы поехать навестить больную бабушку. Вот только не было у Октавии никакой бабушки, Кларк это точно знала. Даже Беллами ничего толком не мог ей объяснить, так как сам мало что знал, сказал лишь, что сестра позвонила ему среди ночи и попросила присмотреть за квартирой пока ее не будет.       Конечно Октавия никогда не отличалась особой дисциплинированностью, как-то, еще в студенческие годы, она выкрала забальзамированный труп из учебного кабинета и отвезла его прямо к дому профессора, который предлагал своим студенткам сдать его экзамен через постель, оставив у порога с подписью: «Эта точно даст». Эта история превратилась в настоящую легенду, Кларк и сейчас частенько слышала ее от новичков. Блейк тогда вычислить не удалось, но в узких кругах она стала героем.       Октавия и сейчас могла позволить себе какую-нибудь выходку, но тем не менее она никогда не ставила под сомнение свой профессионализм. Так что вот так бросить работу для нее было чем-то из ряда вон выходящим, тем более ничего не сказав Кларк. Они ведь рассказывали друг другу абсолютно все. Боже, Блейк писала ей сообщения после каждого своего свидания, комментируя все косяки очередного претендента на ее сердце. Она даже как-то позвонила ей из магазина, чтобы посоветоваться насчет лучшей плотности туалетной бумаги. Как она могла вот так исчезнуть?       Кларк не находила себе места больше недели. Лекса поддерживала и успокаивала ее как могла, заверяя, что наверняка все хорошо. Гриффин смогла успокоиться, лишь когда от подруги пришло несколько сообщений, в которых она просила не переживать и говорила, что решила уйти в небольшой загул с новым другом. То что Октавия дала о себе знать, немного остудило Кларк, да и Лекса постоянно успокаивала ее, говоря что она паникует из-за пустяка, но напряжение никуда не делось.       Постоянная внутренняя паника вообще стала главной спутницей Гриффин. У нее из головы никак не выходил подслушанный разговор, не сулящий ничего хорошего, но она боялась поднимать эту тему. Почему? Возможно ей было неловко признать перед Лексой то, что она подслушивала. Но скорее всего, все гораздо банальнее. Кларк боялась узнать правду. Как бы нас не заверяли, что горькая правда всегда лучше, чем сладкая ложь, но на деле все это херня полная. Абсолютное большинство из нас боится знать правду, ведь куда проще верить в красивые иллюзии. Гриффин чувствовала себя так, как чувствуют себя женщины, которым изменяет их муж. Они вроде как все осознают, есть доказательства и все очевидно, но они отказываются признавать факт, тая надежду, что ошибаются, что он действительно начал больше работать и чаще рыбачить с друзьями. А когда закрывать глаза уже не получается, приходит настоящая боль предательства. Кларк боялась боли, но в то же время боялась неведения. Ее разрывало на кусочки всякий раз, когда она заглядывала в заботливые изумрудные глаза. *** — Кларк, все хорошо? Ты в последнее время какая-то тихая, — Лекса уже какое-то время наблюдала за задумчивой блондинкой, которая бесцельно смотрела в окно. — Что-то случилось? — Нет. Конечно нет, все хорошо, — выныривая из размышлений, тут же затараторила Гриффин бодрее чем требовалось. Она попыталась непринужденно улыбнуться, но стоило ей взглянуть на свою девушку, как все ее напускное веселье улетучилось. Как же она устала пытаться прятаться от собственных мыслей. — Ты задумала что-то ужасное? — прямо спросила девушка, заставляя Лексу начать нервничать. — Что для тебя «ужасное»? — чуть помедлив уточнила шатенка. — Убийства, насилие, — начала перечислять блондинка, понимая, что дальше и сама не знает, как сформулировать мысли. — Я не знаю… все, что противоречит морали. — Дело в том, что у каждого своя мораль, Кларк, — усмехнулась Лекса. — Иди сюда, глупышка, — мягко позвала она девушку, хлопая рядом с собой по дивану. Гриффин немного колебалась, но все же осторожно присела рядом, тут же замечая недовольный вздох шатенки. Без раздумий Лекса притянула девушку к себе, вынуждая погрузиться в ее объятья. — Что тебя так беспокоит? — тихим, успокаивающим голосом спросила Лекса, едва заметно раскачиваясь с девушкой в своих руках. — Ты, — прикрыв глаза, выдохнула Кларк, чувствуя одновременно облегчение из-за того, что этот разговор наконец начался и страх из-за того, к каким последствиям он может привести.       Кларк Гриффин никогда и никого не любила. Так чтобы по-настоящему, до дрожи в кончиках пальцев и боли в груди. Она любила родителей, любила своих близких и друзей, но все это другая любовь. Кларк была влюблена, у нее было несколько парней, с которыми она встречалась и точно что-то к ним чувствовала. Было так же несколько девушек, которые вызывали трепет в ее сердце. Но никогда прежде не было того, что она чувствовала по отношению к Лексе. Чистейшее безумие, когда разум вопит о том, что человек, находящийся рядом совсем не то, что тебе нужно, что он опасен и скорее всего погубит тебя. Однако все эти здравые мысли звучат настолько приглушенно из-за громкого биения сердца, что на них не хочется обращать внимание. Глядя на Лексу Кларк не чувствовала никаких бабочек в животе. Нет. Ее грудь заполнялась чем-то намного более тяжелым и значимым. Она ощущала себя так, словно раньше внутри нее не хватало какого-то органа, о существовании которого она даже не подозревала, а Лекса своим присутствием рядом могла заменять этот орган. Она знала эту девушку чуть больше полугода, но уже не могла представить какова жизнь без нее. Обретя нечто столь ценное Кларк эгоистично боялась лишиться этого, в то же время прекрасно осознавая, что даже ее сильные чувства не способны затмить некоторые вещи.       Кларк не знала испытывает ли Лекса к ней хоть долю тех чувств, которые были у нее. Что если нет? И снова страх потери. Но и изображать из себя слепую идиотку она больше не могла. — Я понятия не имею, что творится в твоей голове, — эмоционально заговорила Кларк, изо всех сил сжимая рубашку Лексы и прижимаясь к ней, словно боясь, что девушка может встать и уйти. — Мне кажется, что я знаю тебя, знаю твой характер, могу предугадать любое действие, но в тоже время, я понимаю, что на самом деле не знаю о тебе почти ничего. Это глупо, наверное, но мне так страшно. Иногда я смотрю в твои глаза и вижу перед собой незнакомку, а потом ты улыбаешься, говоришь какую-нибудь совершенно идиотскую шутку, и мой мир снова начинает вращаться по прежней орбите. Глупо… все это так глупо, извини… — одергивая себя, Кларк попыталась отстраниться от шатенки, но та не позволила, крепко, почти до боли прижимая ее к себе, при этом не говоря ни слова. — Если бы ты только знала, насколько ты особенная, — спустя несколько мучительно долгих минут едва слышно проговорила Лекса, будто надеясь, что Кларк вовсе этого не услышит. — В моей голове управляемый хаос, — громче начала шатенка, ровным успокаивающим голосом. — Я больше года провела практически на улице, среди самых темных и пропащих людей. Я говорила всем придуманное имя, надеясь хотя бы так создать какой-то барьер между нами. Знаешь, вроде как это вовсе и не я среди них, что все это сон, о котором я потом забуду. Я не хотела, чтобы они знали меня настоящую, но правда в том, что они и не пытались узнать. Всем им было глубоко плевать, и я быстро поняла это. На самом-то деле всем на тебя плевать, если ты выглядишь хуже, если у тебя не хватает денег на дорогую одежду или круги под глазами слишком очевидны, то люди смотрят на тебя как на мусор, будто ты недостоин ходить по улицам рядом с ними. Это так бесит, ведь они понятия не имеют кто я и что со мной происходит. Мне не нужна ничья жалость, но и все эти пренебрежительные высокомерные взгляды просто убивают. А потом из ниоткуда появилась ты, — шатенка усмехнулась, оставляя мягкий поцелуй на макушке девушки. — Ты единственная, кто попытался узнать меня, даже несмотря на то, что я прямым текстом посылала тебя. Ты смогла разглядеть то, что я сама в себе давно не вижу, Кларк. Я знаю, что я тебя недостойна, но я правда хочу попытаться стать чем-то большим, чем являюсь сейчас. Я хочу дать тебе все, что ты только пожелаешь… — В том-то и дело, Лекса, мне ничего не нужно, — перебила блондинка, ощущая, как сердце сжалось после слов девушки. Пожалуй, Лекса впервые так откровенно делилась своими чувствами. — Я хочу лишь чтобы ты была рядом. Мне не нужны золотые горы, или к чему ты там еще стремишься. Я не хочу, чтобы ты делала что-то ужасное, пытаясь чего-то достичь. — И вот мы снова вернулись к этому «ужасному», — вздохнула шатенка, удобнее устраиваясь на диване. — Я же говорю, каждый понимает это понятие по-своему, у каждого своя мораль, — девушка тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. — Ладно. Я же говорила, что мой отец был детективом? Вернее, он и сейчас им является, насколько я знаю, но уже скорее вроде консультанта, но дело в другом. Он самый честный и справедливый человек, которого я когда-либо встречала. И я говорю это не потому что он мой отец, нет. Он действительно лучший из лучших. С самого детства мы с сестрой слушали его с открытыми ртами, ловя каждое наставление и каждое слово. Он из тех копов, для кого девиз: «Служить и защищать» — не просто пафосные слова. Всю свою жизнь он посвятил помощи людям. Чье бы дело он не расследовал, он выкладывался по полной. Для него не было разницы выступает ли он против высокопоставленного чиновника или против никому не нужного торчка, он относился ко всем одинаково. Его нельзя было купить или запугать. Это я все к тому, что его моральный компас идеально настроен. Он учил нас с Аней тому, что такое хорошо, а что такое плохо едва ли не с пеленок. Каждый коп в его участке уважал его за это, потому что таких как мой отец единицы, на самом деле. Сейчас в полицию многие стремятся не ради того, чтобы помогать людям, а ради того, чтобы получить власть и научиться искать лазейки в законе. Вся система давно прогнила, но мой отец верил, что можно побороть этот недуг. Он в одиночку в свободное время вел свои расследования, сажая за решетку продажных копов, и я так им гордилась. Но знаешь что? Это так ни к чему и не привело. Как бы он не старался, ничего не изменилось. Он всегда говорил, что если ты будешь честен, будешь стараться помогать людям, то они отплатят тем же, но это полная херня. Наша жизнь как ванилин. Вроде как приятная хрень, но если попытаться распробовать как следует и отхватить побольше, то становится горько. По моральным принципам моего отца за любое преступление необходимо нести законное наказание, которое может назначить только суд. Вот только судьи такие же продажные. Но раз так, то какой смысл жить честно по закону, если можно отступить от всего этого, а потом откупиться и считаться точно таким же законопослушным гражданином? — Я не понимаю, — нахмурилась Гриффин, пытаясь уложить в голове полученную информацию. — Твой отец, судя по твоему рассказу, хороший человек. — Так и есть, — уверенно подтвердила Лекса. — И твои родители тратили много сил на твое воспитание, — продолжила блондинка, получая очередной кивок. — Ты говоришь, что любила и слушалась их, но как тогда могло случиться, что ты оказалась на улице, втянутая в наркобизнес? Разве это не… — Не то что всем сердцем ненавидит мой отец? — продолжила вместо Кларк шатенка. — Да, так и есть. — Должно же быть объяснение, — не унималась Гриффин, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть в задумчивое лицо шатенки. — Когда я училась в старшей школе, отец возглавлял отдел расследований здесь, в городе, — отстраненно начала рассказывать Лекса, сбивая Кларк с толку сменой темы. — Он был так горд своей работой, преклонялся перед ней. Полицейское управление было для него второй семьей. Он сутками не спал, лишь бы подтянуть статистику, всегда был образцовым копом, на которого не было ни единой жалобы. Черт, к нему невозможно было в принципе придраться, он жопу рвал за себя и за других, кучу раз прикрывал спины коллег. А потом он решил начать расследование каких-то крупных хищений. Помню, как к нам домой среди ночи приезжали несколько копов из его участка и настоятельно рекомендовали закрыть дело. Только представь, свои же товарищи, оказались на другой стороне. Отец был в ярости, конечно он не закрыл дело, сказал, что пойдет до конца, написал заявление в главный офис, предоставил все доказательства, лично ходил к судье. А через неделю на него самого завели дело за превышение должностных полномочий и вымогание взяток у потерпевших, а все собранные им доказательства вдруг исчезли, словно и не было их никогда. Парам-парам-пам, — Лекса невесело усмехнулась сильнее сжимая челюсть. — Думаю, ты заметила, что я не говорила тебе свою фамилию, но это не потому что я тебе не доверяю. Лекса Вудс… Если загуглить мою фамилию, то сразу всплывет куча лживых статей и отвратительных репортажей о продажном копе Николасе Вудсе. Больше двух лет мы жили в этом дерьме. Родители оберегали меня как могли, но конечно я знала что происходит. Суд отец в итоге выиграл и был оправдан полностью, так как никаких доказательств против него и быть не могло, но суть от этого не изменилась. Его репутация — то чем он больше всего дорожил, была безвозвратно испорчена. Его заставили перевестись в мелкий богом забытый городок, где расследуют разве что кражу коров с ферм. И глядя на все это, я поняла, что в жопу я имела эту гребаную мораль. Отец был моралистом и к чему это привело? Либо ты имеешь этот мир, либо он имеет тебя. — Так значит потому что кто-то поступил плохо с твоим отцом, ты сама решила стать плохой? — выбравшись из объятий шатенки, Кларк чуть отодвинулась, чтобы лучше видеть эмоции на ее лице, но Лекса была практически непроницаема, словно надела защитную маску. — Плохой? То есть по-твоему я плохая? Воплощение зла? — шатенка поднялась с дивана, обхватывая себя руками. — Кто вообще решает, что называть добром, а что злом? Это все такая чушь из детских сказочек. Вот смотри, к примеру, есть простой работяга, который вкалывает с утра до ночи на заводе, получая при этой лишь жалкие гроши, на которые он даже семью прокормить не может. Жена заболевает, ей нужна операция, дети голодают. Хозяину завода плевать, он прибирает к рукам каждый попавшийся на глаза цент, не думая ни о ком, кроме себя. И что остается этому работяге? Он может смириться со всем, может пойти и ограбить какой-нибудь магазинчик, а может пойти и силой забрать себе целый завод. В любом из этих вариантов кто-то страдает, только в первом случае страдают его близкие, а в двух других чужие люди. Воровство из магазина лишь временная мера, а вот прибрать к рукам какую-нибудь империю — это уже серьезно, но при этом придется принести кого-то в жертву. Но если он спасет жизнь своей жены и обеспечит счастливую жизнь детям не все ли равно, что при этом пострадает кто-то совершенно незнакомый, кто-то, кто возможно сам этого заслуживает? В реальности, Кларк, нет ничего абсолютного плохого или хорошего. Мы все просто стараемся выжить и делать то, что должны. Да, для кого-то я может воплощение зла, а для кого-то настоящий герой. — И что же героического в том, чтобы встретиться с тем, кто управляет наркобизнесом и попытаться убедить его дать тебе шанс работать на него? — не выдержав выпалила Гриффин, замечая, как моментально вспыхнул взгляд Лексы. — Да, я слышала, о чем вы говорили тем вечером, — без доли раскаяния, Гриффин вскинула подбородок и тоже поднялась с дивана, чтобы быть с шатенкой на одном уровне. — Не лезь в это, Кларк, — голос Лексы приобрел холодное, устрашающее звучание. Гриффин слышала его таким лишь однажды, когда шатенка выбивала дурь из Финна. Теперь же он впервые был обращен в ее адрес, отчего девушка невольно поежилась. — Ты понятия не имеешь что и для чего я делаю, и лучше чтобы так и оставалось. — Если ты думаешь, что я буду спокойно стоять в сторонке и ждать, пока ты себя погубишь, то ты сильно… — Кларк не успела договорить, прерванная крепкой хваткой Лексы на ее плечах. — Выброси всю эту чушь из своей головы, — жестко проговорила шатенка, несколько раз встряхнув девушку, словно пытаясь вдолбить в нее эти слова. — Мы не в каком-то сопливом фильме, а ты не его главная героиня. Я знаю, что я делаю, каждый мой шаг заранее обдуман и взвешен, но если ты попытаешься влезть в это дерьмо, то я понятия не имею, что может произойти. — Лекса, — жалобно пискнула Гриффин, пытаясь вырваться из чужой хватки. — Мне больно, — в голубых глазах непроизвольно начали скапливаться слезы, что должно быть отрезвило шатенку. Лекса опустила взгляд на свои руки, сжимающие чужие плечи, и тут же разжала их, ужасаясь следам, которые остались на бледной коже Кларк. — Прости, — судорожно начала повторять шатенка, осторожно кладя ладони на щеки Гриффин и стирая несколько слезинок большими пальцами. Соединив их лбы вместе, Лекса болезненно прикрыла глаза. — Пожалуйста, Кларк, пойми, что я очень боюсь. Ты не представляешь, сколько значишь для меня, и я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. Но если ты попытаешься копнуть глубже, если продолжишь лезть туда, куда не нужно, то я не смогу защитить тебя. Умоляю, не будь такой же как мой отец, не живи в мире строгой морали. Я не идеальна, и ты не сможешь это исправить, потому что уж такая я есть. Просто прими это, прими то, что я не рассказываю тебе о большей части своей жизни, потому что не хочу, чтобы ты хоть как-то вникала в это дерьмо. Я уже слишком глубоко там, чтобы все бросать, но и тебя я не могу потерять, Кларк. Понимаешь? — Лекса распахнула глаза, наполненные слезами и отчаянием, которого Гриффин там никогда прежде не видела. — Если бы не ты, то я давно бы совсем скатилась. Благодаря тебе, я не опускаю руки.       Кларк стояла, пристально вглядываясь в изумрудные глаза, которые сейчас были так близко. Даже не глядя на свои руки, она могла с уверенностью сказать, что там уже начали расцветать отчетливые синяки в тех местах, где ее держала шатенка, но сейчас ей было плевать. Внутри нее бушевала целая гражданская война, в которой по одну сторону от линии фронта были ее чувства, а по другую — разум.       Это чистейшее безумие! Гриффин никогда осознанно не нарушала закон, не считая перехода дороги в неположенном месте или небольшого превышения скорости на пустынной дороге. Кларк не ввязывалась в драки, не гуляла с плохими ребятами, не курила травку, даже когда все ее одногруппники заверяли, что в этом нет ничего плохого. Блондинку так воспитывали. Ее мать была уважаемым хирургом, а отец ведущим инженером в крупной строительной фирме. Их семью все относили к разряду интеллигенции, и Кларк всегда старалась соответствовать каким-то внутренним, заложенным с детства стандартам. А что теперь? Она смотрит в глаза девушке, которая в открытую говорит о том, что не желает подчиняться системе и общепринятым моральным убеждениям. В голове Гриффин один за одним всплывали факты, оттесненные до этого на задворки, которые так и кричали о том, что Кларк должна была держаться как можно дальше от этой девушки.       Вспомнить хотя бы их первую встречу, когда парамедику потребовалось меньше пяти секунд, чтобы точно определить, что перед ней наркоманка в состоянии ломки, а Кларк терпеть не могла наркоманов, слишком часто встречаясь с ними на работе. Лекса была скрытной и проблемной, с вечными ссадинами и сбитыми руками. То с какой яростью и профессионализмом она избила Финна говорило о том, что эта девушка способна на неконтролируемую жестокость. Ее и саму ведь избивали до полусмерти. Таких как Лекса было полно на улицах, в самых захудалых частях города. Такими как она были забиты тюрьмы. Лекса — пропащая душа, загнавшая себя своими же мыслями глубоко в темноту, отгораживаясь от собственной семьи и прежней жизни.       И в тоже время перед Кларк стояла та же самая девушка, что не задумываясь бросилась под пулю, прикрывая совершенно незнакомую девушку, хотя понимала, что это может привести к нежелательному контакту с полицией, не говоря уже о смерти. Это была та же самая девушка, которая знала как поднять ее настроение даже в самый ужасный день. Та самая, которая прижимала ее к себе, утешая в моменты отчаяния. Перед глазами Кларк всплыли воспоминания о теплой улыбке и искрящемся весельем взгляде, о том, как Лекса встречала ее с работы с искренней заботой интересуясь прошедшим днем. Мягкая и чувственная шатенка, согревающая тело и душу Гриффин резко контрастировала с предыдущими образами, и Кларк разрывалась, пытаясь понять где настоящая Лекса, а где иллюзия и продуманная игра. — Ты можешь не верить в то, что я делаю, но прошу, поверь тому, что я сейчас скажу, — прижимаясь к Кларк еще ближе, отчаянно шептала Лекса, отвлекая девушку от ее внутренних терзаний. — Я люблю тебя. — Лекса… — шокировано выдохнула Гриффин, никак не ожидавшая такого искреннего признания. — Нет, Кларк, просто послушай. Мне не нужно, чтобы ты что-то говорила, я всего лишь хочу, чтобы ты знала, что ты для меня не какой-то временный этап. Я не из тех, кто бросает слова на ветер. Я клянусь, что люблю тебя всем своим холодным эгоистичным сердцем, поэтому я сделаю что угодно, чтобы защитить тебя, даже от самой себя, если придется. Я понимаю, что не лучший вариант для тебя, но ты — все о чем я могу мечтать. — Боже, Лекса, — Кларк почти скулила, потому что каждое слово девушки отзывалось тупой болью в ее сердце. Конечно она мечтала, чтобы Лекса сказала ей нечто подобное, но в сложившихся обстоятельствах эти слова лишь больше ее путали.       Гриффин нужно было здесь и сейчас, четко, хотя бы для самой себя решить куда она хочет двигаться дальше. Хочет ли она вернуться к прежней размеренной жизни, которая тянулась как жвачка, прилипшая к подошве, или она выберет быть с Лексой, при этом совершенно не имея представлений в какой хаос превратится ее жизнь.       Шатенка словно читала ее мысли. Она немного отстранилась, все еще продолжая поглаживать щеки девушки, и открыто посмотрела ей в глаза. — Я не прошу тебя бросать свою жизнь, наоборот, я хочу, чтобы ты продолжала жить как прежде, ни о чем не переживая. Я всего лишь хочу иметь возможность быть рядом и заботиться о тебе, — Кларк как могла старалась рассмотреть фальшь в изумрудных глазах, но видела лишь надежду. — Все что я делаю, когда выхожу за эти двери, никогда тебя не коснется, клянусь. У нас с тобой будет свой собственный мир, отдельный от всего остального. Ты мне веришь? Прошу, не молчи?       Кларк понятия не имела во что ей теперь следовало верить. Из-за переизбытка чувств, слезы непроизвольно скатывались из ее глаз, хотя она и не хотела плакать. Должно быть со стороны она выглядела разбитой, и Лекса смотрела на нее с нескрываемым чувством вины за это, считая, что причинила девушке слишком много боли как физической, так и моральной.       В этот момент Гриффин не была уверена в том, какой путь по отношению к Лексе является правильным. Но она была на сто процентов уверена в чем-то другом… — Я люблю тебя, — хрипло произнесла блондинка, не отводя взгляда от изумрудных глаз, в которых пронесся целый вихрь эмоций.       Кларк была той, кто сократил дистанцию и прижался к чужим губам в нуждающемся поцелуе, поняв, что никакие слова не способны выразить ее чувства. Она ощущала, как Лекса дрожит в ее руках, пытаясь сдержать слезы. Кларк надеялась, что в груди шатенки растекается точно такая же мучительная боль, которую какие-то умники решили назвать «прекрасным чувством любви». ***       Несколько дней прошли для Кларк словно в тумане. Лекса часто исчезала по каким-то своим делам, стараясь заранее предупреждать об этом блондинку, поэтому у Гриффин было достаточно времени наедине со своими мыслями. Чем больше она думала, тем отчетливее понимала, что не сможет заставить себя уйти от Лексы. Раньше, читая любовные романы или смотря очередную драму по телевизору, Кларк всегда смеялась над всеми этими излишне трагичными героями. Что тут сложного, просто забудь человека, найди кого-то другого и все. Теперь же она поняла, что не от всех чувств можно избавиться, некоторые въедаются глубоко под кожу, так что разве что смерть заставит их исчезнуть.       После всех своих душевных терзаний Кларк решила, что ей не остается ничего кроме принятия происходящего. Она решила на какое-то время позволить вещам идти своим чередом, надеясь, что в конечном итоге ей удастся придумать что-то еще, узнать больше о том, чем занимается и что планирует Лекса.       Шатенка все это время вела себя как примерная девушка. Мерфи принес ей телефон, так что теперь она постоянно была на связи с Кларк. Если она долго где-то задерживалась, то всегда возвращалась домой с милыми букетами и заготовленными извинениями. Перед Гриффин была все та же невероятная девушка, которая смогла забраться так глубоко в ее сердце, но теперь блондинка знала, что когда Лекса уходит от нее, она может превращаться в кого-то совершенно другого.       Бодро шагая на рабочую смену пятничным днем, Кларк резко остановилась, не веря своим глазам. Навстречу ей из части выходил никто иной как Октавия Блейк собственной персоной. Девушка выглядела уставшей после ночной смены, вяло закидывая на плечо сумку с вещами. — Вот ты зараза, — радостно выпалила Кларк, подходя к подруге и втягивая ее в крепкие объятья. — Почему ты не предупредила, что возвращаешься? И вообще, где ты пропадала? Я же ужасно волновалась и скучала, — восторженно тараторила блондинка, отрываясь от Октавии и замечая ее настороженный вид. — Кларк, послушай, я хотела с тобой поговорить. Тебе нужно кое-что знать насчет Л… — Блейк старалась говорить тихо, но очень быстро, опасливо оглядываясь по сторонам, но была резко прервана, когда чужая рука с громким хлопком опустилась на ее плечо. Судя по исказившемуся лицу девушки, это было не легкое дружеское похлопывание, каким оно показалось Кларк со стороны. — А вот и я, — мило пропел знакомый женский голос. — Рэйвен, — одновременно проговорили обе девушки. Только со стороны Октавии прозвучал скорее стон отчаяния, а со стороны Кларк искреннее удивление. — Что ты здесь делаешь? — продолжила блондинка. — Вы знакомы? — Ага, — беззаботно кивнула Рейес, хватая сумку с плеча Октавии. — Как тесен мир, оказывается. Познакомилась недавно с этой красоткой, а потом узнала, что она твоя подруга. Рада встрече, док, — обворожительно улыбаясь, Рэйвен протянула Кларк руку для дружеского рукопожатия. — Ну, что ж, ладно, нам, наверное, пора. Давай, красотка, доставим тебя домой, — начиная двигаться в сторону парковки, Рейес не сводила пристального взгляда с Блейк, давая понять, что следит за каждым ее словом. — Боже, как это произошло? Это и есть твой новый друг, с которым ты пропадала? Я думала ты натуралка до мозга костей. Я хочу услышать эту историю, и тебе не удастся отвертеться, — с восторгом говорила Гриффин, не замечая, какими недобрыми взглядами обмениваются девушки. — Ох, как же я хочу, чтобы ты наконец узнала эту историю, — протянула Октавия. — Еще увидимся, Кларк, мне и правда пора, — замечая недовольное лицо, Рэйвен поспешила Блейк.       Гриффин с радостной улыбкой направилась на работу, предвкушая как вечером расскажет об этой забавной встрече Лексе и как та будет удивлена. Октавия же с мученическим видом заняла пассажирское место авто Рейес, громко хлопая дверью. — Вот только не надо портить казенное имущество, — тут же встрепенулась Рэйвен. — И мы вроде с тобой договорились насчет разбалтывания секретиков Кларк. — И что ты теперь так и будешь следить за мной? Снова запрешь в своем чулане на две недели, как какого-то грязного эльфа? — с вызовом вскидывая подбородок, бросила Октавия, продолжая напряженный зрительный контакт. — Чулан? — сощурив глаза, возмущенно прошипела Рэйвен. — Не смей оскорблять мою гостевую комнату. Да, и ты была бы худшим домашним эльфом, я бы точно такого себе не завела, даже если бы мне приплатили сверху кучу галлеонов. — Ой, кто это тут у нас? Маленький фанат «Гарри Поттера»? — елейным голосом протянула Октавия, натягивая на лицо злобненькую усмешку и продолжая неотрывно смотреть в чужие глаза. — А если и так, то что? — принимая вызов, ничуть не смутилась Рэйвен, вскидывая брови. — Гриффиндор, — просто проговорила Октавия. — Кто бы сомневался, — хмыкнула Рэйвен. — Рэйвенкло. — Кто бы сомневался, — передразнила девушка. — Что ж, ладно. — Ладно, — заводя мотор, повторила Рейес. Сам дьявол не в состоянии понять, что творится в головах этих дам, но каким-то образом, понятный лишь им одним диалог, разрядил обстановку. — Снова запрешь меня? — холодно поинтересовалась Октавия. — Я не запирала тебя, не ври. Ты была моим гостем, — возмутилась Рэйвен. — И нет, я и так устала от твоих выходок, — бросив на девушку быстрый взгляд, она тут же вернула его на дорогу, стараясь скрыть неуверенность. — Пообедаем? — стараясь говорить все тем же равнодушным голосом спросила она.       Октавия на мгновение удивленно застыла, но так же старалась не показать этого. — Пообедаем, — звуча так же равнодушно, кивнула она, замечая едва проступающую улыбку в чужих глазах, сосредоточенных на дороге. — Я просто очень голодная, — хмыкнула Октавия, сама слегка улыбаясь. — В бардачке есть печенюшки. — Мои любимые? — с подозрением сощурилась Октавия, уже подрываясь, чтобы открыть бардачок перед собой. — Возможно, — уже открыто усмехнулась Рэйвен, наблюдая за энтузиазмом Блейк. — У тебя тут целая свалка, — пренебрежительно фыркнула девушка, доставая упаковку печений, которые она так обожала и которые, как она недавно узнала, ненавидела Рэйвен. Чтобы вновь закрыть бардачок, ей пришлось как следует постараться, утрамбовывая там несколько папок с бумагами, не заботясь об их целостности, несмотря на то, что символ белоголового орлана на титульной странице совершенно точно указывал на их важность. В кучу к бумагам были отправлены обертки от шоколадок, полицейский значок и исписанный блокнот. — Поосторожнее, там все важное, — ворчала в ответ Рэйвен, но Октавия, слишком привыкшая к ней за две недели, лишь отмахнулась от девушки, принимаясь расправляться с печеньем и намереваясь как можно сильнее накрошить в «казенном имуществе».